В ту ночь, когда убивали Леннона, во дворе дома, где он жил, сгорел трехэтажный деревянный особняк. Сгорел до фундамента. И снова все сказали: «Это Леннон погулял». Наверное, когда отходит душа жреца Агни, без пожара не обойтись! Размеры ленноновской агнихотры были, конечно же, сверхчеловеческими: для кремации нормального тела требуется гораздо меньше древесины.
В ту зиму, когда убили Леннона, стояли бешеные морозы. В ночь его смерти температура упала до минус сорока и держалась на таком уровне больше месяца. Было такое ощущение, что нас обступил космический холод, что небеса разверзлись до состояния ледяной пустоты абсолютного Норда. Человеческая композиция кристаллизовалась буквально на глазах: за полчаса, проведенные на открытом воздухе, можно было превратиться в сосульку.
Со мной это почти и произошло на пути в Лангерма, куда я поехал встречать 1979 год. Выйдя из автобуса, я должен был пройти до хутора по сельской дороге пару километров. Минут через десять я перестал ощущать руки. Сумки и пакеты посыпались в снег, но я был не в силах их поднять. А тут уже и на ногах пальцы прихватило. Ну, думаю, хрен с ними, с пакетами, самому бы не обморозиться. И бегом к хутору! Бегу и чувствую: замерзаю от температуры среды быстрее, чем разогреваюсь от внутреннего движения. В избу я ввалился совсем как каменный. Рам с Рыжим сидят у открытой печки, в тулупах, шарфах, шапках и варежках. В доме плюс два. Для меня это после только что пережитого шока уже как в Ялте.
Случай с Ленноном Рам тоже охарактеризовал однозначно: черная магия. А историю с талисманом, которую я ему рассказал, прокомментировал таким образом: горящий уголек, прожегший мешочек, на самом деле явился знаком аннигиляции рамовским импульсом защитных сил ладанки, поскольку Саша использовал вверенный ему инструмент не по назначению.
Через тридцать лет после этих событий Дмитрий Петряков описал магическую историю с Ленноном в полудокументальном магическом триллере «Карловый голем», расширив тематический и хронологический горизонт событий: «Леннон посмотрел на большую желтую ядовитую луну за окном и понял, что все они (он и его бывшие ученики) уйдут из этого мира и что он уйдет самым первым, как и подобает магистру ордена Золотого креста. На следующий день Саша Леннон встретился на пятачке у кинотеатра „Сыпрус“ с Йокси. Леннон долго присматривался к одиноким прохожим в плащах с поднятыми воротниками, пытаясь определить наружников из конторы, потом показал кивком на небольшой барчик рядом с пельменной. Уже в барчике за чашкой кофе он предложил Йокси пойти к нему домой на Тынисмяги, бухнуть и поговорить о жизни. Тут же в соседнем овощном магазине купили пару бутылок „Лиманского“ и отправились в штаб-квартиру у Карловой церкви. Там на кухне после первой выпитой бутылки Саша сказал Йокси:
— Знаешь, брат, все вы будете жить долго. А я знаю, что меня скоро уберут. И уйду я как Будда…
Откуда-то из дальнего конца улицы было слышно, как завелись моторы двух желтых милицейских „уазиков“. Они отъехали в сторону, чтобы пропустить к месту битвы машину скорой помощи. По странному стечению обстоятельств санитаром в машине скорой помощи был знакомый Леннона — Валера Красный Крест. Позже он вспоминал, что, когда Леннона грузили на носилках в машину, он был еще жив, несмотря на более чем сорок колото-резаных ран и проломленный череп. Когда носилки затолкали в машину, Леннон неожиданно зашевелился, повернулся на правый бок, положил под изуродованную щеку правую руку, вытянув левую вдоль тела, и умер. Ушел в паринирвану, как Будда, как предсказал он себе сам на кухне своей магической канцелярии на холме Тынисмяги».
Завершение истории Викинга я узнал через много лет из письма Сени Скорпиона: «Позже я встречал Викинга в Таллине. Человек ночи, он обрастал легендами, в коих была немалая толика правды. Где-то в начале восьмидесятых голыми руками в течение ночи забил до смерти своего приятеля. Это было самое жестокое убийство за всю историю Эстонии, однако меньше чем через два года он снова был на свободе, но прожил своей прежней жизнью недолго, погиб глупо и без образно. Чем избавил меня от выполнения абсолютно непосильного долга».
А еще через некоторое время я получил по цепочке через Васю Бояринцева от Эдика Мамышева из Канады фотографию этой самой Мамы-Иры — живой свидетельницы драмы на улице Вене снежной предновогодней ночью 1978 года. Между тем образы Викинга и Леннона вошли, причем неким инверсивным образом, в мифологический пантеон таллинского хиппового предания. Вот как они представлены в тексте «История граффити в Эстонии» глазами некоей англичанки Хелен: «…Теперь перенеситесь мысленно в 1971-й. Вы идете по прекрасному готическому городу, наполненному толпами хиппи, которые, как в Сан-Франциско, гуляют в разноцветных одеждах с цветами в волосах. Со всех улиц звучит эта песня „Love! Love! Love!“, люди садятся прямо на газоны и булыжники, играют на флейтах, беседуют и ласково улыбаются друг другу. Рядом с ними независимо, но не агрессивно держатся панки с немыслимыми высокими фиолетовыми, желтыми, синими прическами. Именно они тогда цитировали Джима Моррисона и Энди Уорхола — кумиров нынешнего „Буфета“, который коллега забавно назвала богемным. Их мир — не агрессия, их мир — невообразимый хаос поп-арта и поиск себя в восторге человеческой Любви и Единства. Люди идут, обнявшись, и никакие комсомольские работники не в силах разлучить их.
И вот появляются двое юношей в средневековых одеждах: Викинг и Ленский. Первый одет как древнескандинавский викинг, второй — как францисканский монах. Этих людей связывает любовь к миру и друг к другу, такая, когда один человек связан с другим центром и смыслом всего своего существования. Они ведут людей на узкую улочку средневековых алхимиков, называемую Laboratoriumi. „Come together“, — поет Джон Леннон… Несколько сотен человек приходят на эту улицу и видят вдруг, что она разрисована яркими рисунками, разноцветными красками, которые смотрятся как будто застывшая Музыка. King Crimson… Лунная Фея… Фейри… Леший, пьяный от безумного осеннего эля, сваренного из смертельного очарования эстонских болот и дикой флейты Яна Андерсона…
На следующее утро я нашла давно заброшенную улицу Laboratoriumi… Я пришла сюда с ведром воды и акварельными и масляными красками. Я поняла, что только рисунком на этой улице я верну их обратно, в этот мир, пусть и прошло 20 или 30 лет… Я рисовала готическим шрифтом разные вещи, и я назвала эту улицу так же, как некогда ее назвали Викинг и Ленский: LOVE STREET. Я рисовала и писала на ней до сумерек, пока не перестала понимать, где я и в какой эпохе нахожусь…»
8. Глобальные перемещения
Таллин — Москва — Каазиксааре, 1979–1980
8.1. Кришна-трип
Весной 1979-го в Союз приехали кришнаитские гуру из Швейцарии — передать местным вайшнавам личное благословение Свами Харикеши, назначенного самим Шрилой Прабхупадой наместником в Европе и России. Мы с Анандой Шанти, перманентно тусовавшимся в Таллине, отправились в Питер встречать высоких гостей, добиравшихся сюда через Финляндию на красных «Жигулях» (конспирация, чтобы машина ментам и спецслужбам в глаза не бросалась). Их было двое, американец и швейцарец. На одной из питерских квартир в присутствии званых гостей свами произвели махакиртан по полному чину, освятив таким образом первый храм Кришны в России.
