Где-то через неделю добрались до Пензы. Это был канун Дня Конституции. Наши вагоны отогнали на запасные пути и сообщили, что по случаю праздников прием скота по накладным откладывается на несколько дней. Вместе с этим откладывалась гостиница: сопровождающим нужно быть при быках, иначе — сами знаете… Лил сильный дождь, все вокруг раскисло. В такую погоду, да еще в теплушке со скотом, одно развлечение — питие. Я решил сходить затариться. Поскольку ни помыться, ни переодеться было негде, я вышел на охоту как был — в пропахшей навозом телогрейке, резиновых сапогах и эстонской кепке, напоминавшей по форме шапочку вермахта образца 1942 года. Ни дать ни взять — полицай или лесной брат. С другой стороны, такой имидж облегчал процедуру установления доверительных контактов с местным населением, с интересом, мягко говоря, реагировавшим на появление такого вот чучела на его территории. Тем не менее никаких практических результатов поход не дал: выяснилось, что накануне Дня Конституции все вино-водочные магазины закрыты и откроются лишь после праздников. Во попали!
— А где водки-то взять?
— У самогонщиков!
Чтобы найти подпольных производителей зеленого змия, нужно было знать адреса и пароли — но кто ж мне, да еще в таком виде, их выдаст? Пришлось снять кепку и косить под своего. Очень быстро я скорешился на вокзале с парой-тройкой пьяниц, ничем (в том числе по запаху) от меня не отличавшихся. Мы обшарили все близлежащие улицы, но бабки — держатели тайных бизнесов — везде нас посылали, говоря, что весь товар уже раскуплен. Да, подготовились пензенцы к красному дню календаря! Оставалась последняя надежда: транзитные поезда. Опытные тусовщики — а в нашу стаю после полутора часов напрасных поисков сбилось уже около десятка активистов — раскрыли секрет: дефицитное бухло можно купить в вагоне-ресторане проходящих составов. Бросились к вокзалу, но и здесь все было тщетно: спиртного нет!
По ходу дела от основной группы отделилась небольшая зондеркоманда, решившая, что пробиться малыми силами будет сподручнее. Я на халяву примкнул, выдав себя за их коллегу, к трем путейцам, которые намеревались самостоятельно оперировать в собственной производственной зоне. Это была мудрая мысль. Уже минут через пятнадцать после начала операции нам удалось вышустрить две поллитровки белой у какого-то человека с очередного трансконтинентального экспресса. Мы тут же зашли в некую привокзальную контору, мастер-путеец рявкнул на сидевшую за столом девку в красной форменной шапочке, та мгновенно принесла стакан.
Мастер, зубами сорвав пробку, наполнил емкость эликсиром по самую грань и залпом махнул все враз. С охреневшей рожей он обвел вылезшими шарами помещение и снова наполнил стакан. Емкость, трясясь, подхватил небритый подмастерье и, подражая мастеру, опрокинул залпом в широко открытую пасть. Эта процедура повторилась еще два раза, причем мне налили последнему. А уж совсем остатки, граммов пятьдесят, достались девке в форменной шапочке:
— На, Машка, ебани!
— Спасибочки…
— Да хули там!.. Ну давай, брат, нам работать надо! — перевел на меня взгляд мастер.
Я понял, что сеанс окончен, и, ловя приход, выбрался под моросящий октябрьский дождик в темнеющее пространство железнодорожных коммуникаций. Подходя к нашим вагонам, я заметил, как из двери стоявшего на параллельном пути пассажирского состава вышел человек с двумя батлами и, обернувшись, крикнул:
— Спасибо, Анфиса Сергеевна!
Подождав, пока человек сойдет с платформы, я кинулся к этой же двери. На мой стук с той стороны железного барьера раздался раздраженный голос:
— Чего надо?
— Анфиса Сергеевна, откройте, пожалуйста!
Дверь приоткрылась. На меня уставились цепкие глаза женщины бальзаковского возраста, в платке и телогрейке:
— Ты кто, чего тебе?
— Анфиса Сергеевна, выручайте. Пару белых не залежалось?
— Какие тебе белые? Я отпускаю только своим!
— Так я свой!
— Какой такой свой? Ты откуда?
— Да вон, наш состав напротив стоит. Вторые сутки в вагоне ночуем, холодина, сырость, моя жена аж захворала, нужно срочно согреться!
Эти аргументы на Анфису Сергеевну подействовали. Кто такие на самом деле «свои», я так и не понял, но, видимо, человек, живущий в теплушке на соседних путях, не мог быть чужим. Хозяйка голубого вагона выдала мне два пузыря, причем по госцене! Предлагала заходить еще.
На День Конституции мы решили с Юлькой выбраться в город, поболтаться по праздничной Пензе. Скотину посторожить взялись наши партнеры. Вышли мы, конечно, уже под газом. Недопитую «Столичную» я сунул в карман штанов, прикрыв сверху телогрейкой. Надел, разумеется, и шапочку полицая. Только белой повязки не хватало! Зато Юлька по случаю красного дня календаря облачилась в те самые красные сапожки на высоком каблуке, что мы купили в Рыбинске. Это при том, что остальная часть ее гардероба состояла из аналогичной моей, пропахшей навозом телогрейки и спортивных штанов с вытянутыми коленками. Очки придавали ее лицу вполне интеллигентный вид, а крашеные рыжие волосы подчеркивали артистизм общего образа. Я сначала пошугивался, откровенно говоря, появляться в областном центре в таком виде: загребут как бомжей — потом доказывай, что не верблюд, а скотина-то не кормлена! Однако уже через пару кварталов понял, что подобный аутлук вполне отвечает местным нормам. Ну разве что моя шапочка и Юлькины сапоги вносили некий диссонанс…
Весь центр города был запружен поддатой публикой в ватниках и кирзе. На главной площади Ленина, окруженной со всех сторон номенклатурными постройками с дорическими колоннадами, пипл кучковался небольшими стайками, распивая дефицитное бухло и угрюмо мыча. Шел мелкий дождь, в раскисшей грязи газонов лежало несколько павших за Конституцию тел. Перед бетонной коробкой обкома КПСС, стилистически выпадающей из сталинского ампира градообразующего комплекса площади, возвышался огромный экран, на котором крутили ролики об успехах социалистического строительства в городе, области и по стране в целом. Счастливые лица сталеваров, хлеборобов и других строителей коммунизма светились стахановским пылом покорителей мировых рекордов, Брежнев с трибуны Кремлевского Дворца съездов провозглашал новые дерзкие цели страны мечтателей, страны ученых…
Все это сопровождалось патетической музыкой, под которую тусовавшаяся вокруг люмпен-гопота пыталась выделывать коленца в стиле диско. Темнело. Образы на экране светились кислотными тонами уорхоловских портретов. Народу прибавилось, особенно молодежи. Подпитые девки ошалело пялились на Юльку, видимо, не понимая, глючит ли их, или это все на самом деле. Мы походили по площади туда-сюда, допили водку. Дождь усиливался. Больше делать было нечего. Мы пошли к своим вагонам. Там нас ожидало преприятнейшее известие. Коллеги сообщили, что приходил человек с базы и сказал, что завтра нас отправят жить в гостиницу.
К обеду следующего дня в самом деле пришел представитель принимающей стороны, переписал быков и повел нас в отель. Это заведение располагалось в самом центре города, неподалеку от площади Ленина, где мы гуляли накануне. Наших попутчиков поселили в двухместный номер, а мне и Юльке дали по койке в комнатах с соседями. Мы сходили под душик, переоделись в цивильную одежду и отправились попить пивка в близлежащее кафе. Возвращаемся через пару часов назад в гостиницу и уже с порога чувствуем в холле какой-то невероятный шмон, словно в свинарнике.
