У Плохого были соломенный хайр до локтей и большая черная борода. Его светло-голубые глаза отражали непотревоженность мысли Ади-будды, а вечная улыбка свидетельствовала о просветленности души. Аарэ был крайним шуньявадином-пустотником, что нас и роднило. Мы встретились с ним сейчас совершенно случайно. Плохой тоже впервые и совершенно на халяву приехал в этот регион Евразии и тоже хотел идти в горы.
В Душанбе он остановился у Вовчика Сафарова, жившего, как оказалось, в том же доме у поворота на аэропорт, где и Юрчик. Брат Вовчика Алексей учился когда-то во ВГИКе вместе с Рыжим. Плохого на Таджикистан подбил, думаю, тоже Рыжий. В предыдущем году Аарэ вместе с Олей — своей тогдашней герлой — и Рыжим ездил на Саяно-Алтай в поисках шаманских троп и грибов. Перейдя через горный хребет из Тувы в Бурятию, они наткнулись на ряд роскошных святилищ-обо и немилосердно их обобрали.
Впервые попав на таллинскую квартиру Плохого, я был поражен обилию здесь буддийских икон танка и священных текстов, которыми стены комнаты были обклеены, словно обоями. В углу на звуковой колонке стоял бронзовый Будда, перед которым горело несколько светильников в оригинальных бурят-монгольских плошках. Плохой включил песнопения тибетских монахов. Так я впервые услышал тибетскую музыку и до сих пор помню все композиции с того диска, записанного французскими активистами в гималайских монастырях.
Мы с Плохим решили не откладывать дело в долгий ящик и вознамерились отправиться в ближайшие же дни через тянувшийся к северу от Душанбе Гиссарский хребет в Фанские горы, к легендарному озеру Искандеркуль. Это название переводится с таджикского как «озеро Александра». Согласно местному преданию, Александр Македонский во время своего азиатского похода останавливался на берегу этого озера, а его знаменитый конь Буцефал даже якобы здесь утонул. Иногда, как утверждают обитатели этих мест, среди ночи можно видеть, как над черными водами Искандеркуля маячит силуэт коня, встающего из водных пучин.
По всей видимости, эта легенда должна иметь более древний бэкграунд в виде астрального мифа, связанного с символами царя и коня. Это также может служить указанием места, где некогда совершалась ашвамедха — древнейший ритуал жертвоприношения коня, практиковавшийся индоиранскими царями. Суть ашвамедхи состояла в следующем. Жрецами выбирался специальный белый конь, отвечающий нормам жертвоприношения (без изъянов, без пятен и т. д.). Его выпускали пастись в свободном режиме, а за ним следовало царское войско во главе с самим монархом. Смысл мероприятия состоял в том, чтобы подчинять царской власти все те земли, через которые спонтанно проходило пасущееся животное. Завоевательный поход, ведомый белым жертвенным конем, должен был продолжаться ровно год.
Царь, благоприятно завершивший завоевательную миссию, приносил коня в жертву. Кульминационный момент ритуала представлял собой акт священной зоофилии. К белому коню подводили царицу, которая совокуплялась с животным, принимая его магическую сперму как инициатический залог власти над завоеванными территориями, отождествлявшимися в свою очередь с отдельными регионами Большого космоса. После этого коня закалывали, а тушу сжигали на специальном алтаре.
Роскошь ашвамедхи могли себе позволить по понятным причинам лишь очень могущественные цари. Именно таким монархом считался Александр Великий, азиатский поход которого можно себе представить как следование за пасущимся Буцефалом, а у озера Искандеркуль происходила последняя ашвамедха, в которой принимала участие также молодая супруга царя — уроженка здешних мест, красавица-согдийка Роксана.
На сакральную значимость района Искандеркуля указывает наличие в одном из приозерных ущелий древнейшего культового места — мазара (священной могилы) Ходжи Исхока. Ходжа Исхок — это сидящая в одной из потаенных пещер человеческая мумия, почитаемая окрестным населением как чудотворные мощи святого. Знаток местных дел Карл Тимофеевич
[150] считает, что мумия, возможно, представляет собой останки согдийского полководца Спитамена, бежавшего в горы от недругов и нашедшего свой последний приют в труднодоступной пещере над озером.
Другой знак особой выделенности, так сказать, Приискандеркулья — обилие мумие. Мумие — это, как известно, целебный эликсир органического происхождения, уникально сочетающий в себе до нескольких сотен различных органических веществ, не способных образовывать столь сложный синтез в лабораторных условиях. Благодаря своим феноменальным свойствам мумие стало восприниматься религиозно-магическим сознанием горцев как эквивалент священных мощей, в том числе в ипостаси фараоновой мумии. Мумие — это «мумия» как медикамент, «египетское средство». Здесь мы уже близки к алхимии (аль-кем) как «египетской науке», частью которой является исмаилитское учение, принесенное в Согдийские горы поэтом и философом Насиром Хисравом из Египта тысячу лет назад.
Но мы тогда всего этого еще не знали и только готовились выступить навстречу неизвестному. У меня не было с собой ни спальника, ни палатки. Собираясь в Азию, я не мог себе представить ничего иного, кроме перманентной изнуряющей жары при полном отсутствии дождя, и поэтому совершенно серьезно рассчитывал ночевать под открытым небом. Правда, на всякий случай я прихватил с собой байковое одеяло. И еще матерчатую курточку. Впрочем, ботинки я специально прикупил покрепче, типа горных. У Плохого тоже не было палатки, но был одноместный спальник-кокон. Рюкзаки мы набили лепешками, чаем, рисом. Юрчик снабдил травой, как он сказал, для «более качественного восприятия реальности». Взяли дутор и цамбру. Вышли на шоссе, стали голосовать в направлении Регара (от Душанбе на запад).
На попутке доехали до Ширкентского ущелья. Люди, подвозившие нас, пожелали приятного путешествия. Мы вошли в долину, ступили на каменистую тропу, вившуюся между холмиков и валунов вдоль бежавшего почти вровень с тропой, спокойного в своем нижнем течении Ширкента. Прошли через кишлак. Смеркалось. Решили заночевать на каменистом островке посреди небольшой ширкентской дельты — с прицелом, чтобы отгородиться водой от возможных змей, фаланг и скорпионов, которыми, по словам наших душанбинских информантов, здесь все просто кишело.
Для начала развели костер. Поставили чай, заколотили папиросу. Стемнело, но костер продолжал гореть, привлекая фаланг и в то же время давая некую световую защиту от неведомого мрака окружавшего нас горного кустарника. Для подстраховки я взял в руки механический фонарик, где свет зажигался посредством приведения в действие специальной пружины, то есть интенсивность света зависела от усилия качающей руки. В общем, когда костер начал гаснуть, я направил на него луч фонарика, вроде бы посветлело… Я стал качать энергичнее, еще и еще… Казалось, что из фонарика в сторону костра исходит не свет, а струя воздуха, раздувающая гаснущие угли и головешки. Сила этой струи зависела от интенсивности использования «электроэспандера», и чем сильнее я качал, тем светлее становилось. Наконец я понял, что светло было не от раздуваемого воздухом пламени костра, но от света самого фонарика. Костер же сам по себе уже давно погас.
