Неожиданно передо мной возникло несколько фигур. Это были пять-шесть подростков, которые спросили, что это я тут такое делаю. Я представился туристом, интересующимся археологическими объектами. Подростки рассказали, что пару лет тому назад в Аджина-Тепе приезжал некий высокопоставленный буддийский монах то ли из Бирмы, то ли с Цейлона в сопровождении многочисленной челяди. Всех поразило, что монах совершено спокойно ходил босиком по этим стремным колючкам, по которым и в ботинках не очень-то погуляешь! Потом меня позвали пить чай в ближайший кишлак, но я отказался, сказав, что хочу повнимательнее изучить объект. Подростки исчезли. Я снова сел, поджав ноги. Запад алел. В синеющей пустоте начали появляться первые звезды. А вместе с ними появились и новые гости.
Это снова были ребята, но на этот раз чуть постарше.
— Ассалому алейкум!
— Алейкум ас-салам!
Узнав, кто я и откуда, молодцы начали рассказывать разные стремные истории про одиноких странников, которым случалось затемно оказываться в районе кургана. То какие-нибудь мистические огни плясали, то носились тени или раздавались пугающие звуки. Я ответил, что как раз хочу проверить все эти слухи и поэтому проведу ночь на кургане. Тогда мне сообщили, что сельхозкомплекс на той стороне дороги — это свиноферма, вокруг которой по ночам носятся сотни голодных и очень опасных бродячих собак, а сама местность около кургана кишит ядовитыми змеями. Я все равно отказался от приглашения на чай и сказал, что хочу остаться. Ребята исчезли. Я опять уселся. Смеркалось. Где-то завыли собаки. Может быть, те самые, дикие? Потом заиграла восточная музыка. Передо мной вновь возникли человеческие фигуры. У одной из них в руках был транзисторный приемник. Это были уже молодые парни.
— А-а, Истония, — заулыбался один из них. — А у нас тут тоже русской власти нет и никогда не будет!
Как в воду глядел. Человек с приемником сказал, что его старший брат, услышав обо мне от мальчишек, прислал его сюда, чтобы передать приглашение на чай. Я снова отказался, но младший брат объяснил, что тогда старший посчитает, будто он, младший, недостаточно усердно меня приглашал, и поэтому наедет на него. Единственным джентльменским выходом из ситуации было принять приглашение. Мы пошли в кишлак и уже в сумерках добрались до дома, где жил старший брат.
Войдя в дом, мы оказались в большой, просторной комнате. Пол был устлан курпачами и завален подушками. Женщины молча принесли скатерть-дастархан, чай, лепешку, фрукты, сладости. Выяснилось, что старшего брата дома нет, но его прибытие ожидается с минуту на минуту. Младший включил телевизор — единственный нетрадиционный предмет в традиционном жилище. На экране высветился какой-то совковый черно-белый фильм типа «Ленин в Октябре». Самое забойное, что Ленин, как и все остальные герои фильма, говорил по-узбекски. Это было на самом деле очень круто, и я непроизвольно начал застебываться. Младший брат не понял причины смеха. Когда я ему ее объяснил, он невозмутимо ответил:
— Ну и что же? Ведь Ленин на самом деле знал узбекский язык!
— Может быть, он знал и эстонский?
— Конечно знал! Ленин все языки знал. Потому и Ленин!
И я подумал: а ведь парень как традиционалист абсолютно прав! Верховному разуму подвластны все языцы, ибо из него исходят. И черно-белое кино превратилось в инициатическую ленту, где узбекские заговорщики валили либерально-декадентский трон психоделическими практиками тимуридовской Евразии.
Неожиданно во дворе засигналил автомобиль. На пороге комнаты возник старший брат:
— Мы сейчас едем на худои!
В вольном переводе худои значит «гулянка». Более конкретно — это ориентальный тип застолья, только в кавычках, поскольку на Востоке собираются не вокруг стола, а вокруг дастархана, который кладут прямо на пол или на землю. Вокруг дастархана, если это возможно, расстилают курпачи — ватные одеяла, служащие для сидения или, при желании, возлежания. В зависимости от типа застолья в центр дастархана ставят чайник (легкие посиделки) или казан с мясом (плотный схак). В случае очень плотного схака в центр дастархана ставится казан с пловом, заряженным широй. Может случиться и так, что первая фаза спонтанно переходит во вторую, а потом в центр опять ставится чайник и приносятся сладости: халва, печак, козинаки, сухофрукты, конфеты и сахар. В хорошем худои — к примеру, когда совершают обряд обрезания или по случаю свадьбы, — бывает до полутора десятков смен блюд.
Как правило, все новички, впервые попадая в восточный дом, чудовищно переедают, чуть ли не до заворота кишок. Из всех моих знакомых только Йокси никогда не отказывался от нового блюда. Даже находясь уже в почти горизонтальном положении, он приподнимался, произносил с улыбкой Будды: «Хуш!» («хорошо») и принимал от гостеприимных хозяев очередную порцию съестного. Лично я несколько раз переедал почти до обморока, не будучи в состоянии даже шевелить пальцами ног. Потом, как питон, лежал с полчаса, чтобы набраться сил всего лишь поменять позу. Во всех ориентальных домах — я здесь имею в виду реальные кишлачные дома, где сохраняются древние традиции, — гостей кормят прямо как на убой. Накормил — значит, погасил, утихомирил. Включил пищеварительную моторику — выключил магическую суггестию. А нормальному гостю, собственно говоря, ничего больше и не нужно. Как говорит Лао-цзы, «совершенномудрый держит сердце пустым, а желудок полным».
Как выяснилось, худои устраивал начальник старшего брата со товарищи, которым последний рассказал обо мне со слов младшего брата, в свою очередь узнавшего от мальчишек, что на Аджина-Тепе сидит какой-то заморский гость. Мы сели в белые «Жигули», стоявшие во дворе, и тронулись во мрак пустынной ночи.
Свет фар вырывал из черного пространства пыльную завесу из микроскопического песка, надуваемого в определенные сезоны «афганцем» (так местные жители называют песчаные бури со стороны южного соседа). Столбы такой непроглядной пыли плотно окружали машину, когда вдруг раздался резко нарастающий лай. Откуда-то сбоку из темноты на наш автомобиль набросилась стая огромных бешеных собак, которых, я думаю, было не менее полусотни, а то и поболее. Они бежали со всех сторон, кидались под колеса, норовили вышибить мордами окна, зверски скаля зубы и роняя с высунутых языков обильную слюну.
— Это дикие собаки, — хладнокровно пояснил старший брат. — По ночам тут ходить опасно. Могут загрызть!
— Это они бегают вокруг свинофермы у Аджина-Тепе? — спросил я.
— Они самые. Их тут много вокруг как раз из-за свинофермы. Они там чушку воруют.
Я представил себе, как я сижу ночью на вершине ступы в окружении такой стаи…
Наконец собаки отстали. Пыль кончилась, и мы уже катили просто через черное пространство. Неожиданно свет фар уперся в большое раскидистое дерево. Машина остановилась, я вылез из салона. Мы находились на берегу широкого арыка, на другой стороне которого стояло такое же дерево. Через арык был перекинут мостик, на котором расстелили курпачи с дастарханом в центре. Вокруг стояли во множестве керосиновые лампы, в которых, словно в алхимических колбах, билась субстанция не поглощенного тьмой света. Дастархан был уставлен невероятным количеством еды и водки; курпачи закиданы подушками, на которых возлежали три грузных тела. Вокруг суетились еще человек десять — с подносами, чайниками и разного рода сервисными аксессуарами. Чуть в отдалении стояли три черные «Волги».
