Леннон представлял себя практикующим магом, и я до сих пор помню одно из его систематических упражнений. Встав на голову, он складывал ноги в позу лотоса и упирался немигающим взглядом в маленькое круглое зеркальце, висевшее на шнурке напротив лица. Это должно было развивать особую магическую концентрацию, которая в свою очередь требовалась для реализации выделения астрального тела.
История с астральным телом меня особенно заинтересовала. Примерно за год до этого одна московская дама, которую все звали Советчица, рассказывала мне, что в их столичной тусовке смогистов люди каким-то образом достигают разных планов сознания, разделяемых по степеням. Я все никак не мог понять, что значит «разные планы сознания».
— Ну вот ты, — говорила она мне, сильно подпитому и обкуренному, — ты находишься сейчас где-то в пятой степени (вероятно, имея в виду, что «обычное» состояние равно нулевой степени).
Я все равно не мог ничего понять, а вот после знакомства с ленноновской теорией астрального тела и астральных миров, в которых это тело могло перемещаться, все встало на свои места. Более того, телега Советчицы про «степени» представлялась теперь профанической версией магических тайн, в которые был посвящен Леннон.
Саша пересказывал опыт разных магов касательно астральных туров, о которых он читал в специальных книгах, и ненавязчиво намекал на собственные оккультные возможности как члена магического интернационала. Он в красках расписывал астральные планы, как живописуют курортные пейзажи с райскими характеристиками и ангельскими обитателями: божественные салатные гаммы, небесная музыка сфер, трансцендентный свет, наполняющий ум недвойственным познанием без остатка… Блаватская, Вивекананда
[23], Рамачарака
[24], тайные тома агни-йоги, доступные адептам только по большому блату через систему конспиративной библиотеки…
Ленноновские эзотерические лекции всегда вызывали у аудитории огромный интерес. Как правило, такие мероприятия проходили в виде мощных пьянок, на которые приглашались знакомые и знакомые знакомых. С наступлением теплых дней мы стали устраивать пикники на свежем воздухе, включая скверы и парки в черте города. Но бывали также сугубо трезвые встречи и дискуссии с представителями национальной интеллигенции, диссидентами и культурной богемой.
Весной 1974 года в Таллин прибыла с дружественным визитом эскадра шведских военных кораблей. Их экипажи — несколько десятков заморских викингов при полном параде — сошли со стальных ладей, чтобы раствориться на три дня в лабиринтах Старого города, полных винных и пивных точек различного калибра. Я с этими варягами впервые столкнулся прямо с утра, добираясь через центр города на занятия в институт. На площади Виру наблюдаю такую сцену. Четверо солдат (наших, советских) несут за руки и за ноги пятого, тоже в полной форме, но упитого вдрызг: с оголившимся пузом, облеванного… Ремень волочится по тротуару. Впереди идет офицер, руководитель наряда. А навстречу им — человек десять матросиков в совершенно не наших пилотках. Они расступились, пропуская печальную солдатскую процессию с павшим героем, и вдруг разразились овацией. Да, этот русский дал пример солдатской доблести — только позавидовать можно! Шведы восторженными взорами пялились на конвой, пока тот запихивал героя в подкативший патрульный уазик. Похоже, часть варягов была изрядно под газом…
В тот же день я познакомился с первыми из них. Тогда они уже приняли на грудь и живо объяснялись по-английски. Да, это не финны, с которыми, кроме как по-фински, и не поговоришь! Главный интерес скандинавов составляли бабы и бухло. Но не тупо, в лоб, а очень гуманно: типа как бы на сейшн какой пойти, где девушки танцуют?.. Наш интерес заключался в музыкальной продукции Запада. Могут ли викинги прислать из-за моря пару винилов? Обменивались адресами. Записная книжка того времени сплошь усеяна очень кривыми росписями шведских моряков. Наверное, почти вся эскадра отметилась. Конечно, на посылки надеяться не приходилось, но повеселиться удалось хорошо. Тем более что у шведов были кроны, которые у нас очень ценились. Я их менял по официальному курсу, который был в три раза ниже черного. Один швед упаивал в хлам, помимо себя, еще человек пять-шесть. Если собирались два шведа и двое наших, это вообще песня. С такими пропорциями можно было вполне приглашать еще и девушек, хотя с ними складывалось не всегда.
Однажды группа шведских моряков зашла по чьей-то наводке на танцплощадку в Летний сад — между портом и Старым городом был такой заповедник исконно русской культуры из глубинки: с тиром, качелями, закусочной, кинотеатром, танцплощадкой. Отплясывали там в основном мореходцы из «Шмоньки» (Таллинской мореходной школы) и рабочая молодежь из Коплей, старого рабочего района, состоявшего в основном из двухэтажных деревянных домов и панельных советских хрущевок, наполненных персоналом прилегающих промышленных предприятий. Говорят, девки ходили на эти танцы самые блядовитые. И то — кусты вокруг были в самом деле густейшие. И вот в этот-то парадиз, в эту русскую Вальгаллу и отправился экипаж одной из стальных ладей. Зашли они на площадку — все внимание, понятно, на них. Девки тут же подкатили, защебетали на уши иноземцам коварные заклинания, уволокли их в густейшие кусты, а там их уже поджидали наши парубки: «Ага, швед, ты зачем сюда пришел? А не помнишь ли ты, как наши бивали ваших под Полтавой?» Ну и понеслась… Как говорится, надавали шведам дюлей, забрали деньги, доказали силу русского духа и оружия. Знай, варяг, наших, пскопских!..
Маэстро тем временем формально прописался у одного из моих знакомых — рок-музыканта Аарне Пыдера, в одиночку жившего в огромной квартире, напротив двуглавой Карловой церкви и Вечного огня. Подмазанное домоуправление подмахнуло регистрацию. Теперь можно было устраиваться на работу. Леннон, решив, видимо, рыть глубоко, пошел сначала в землекопы. Из моей комнаты он переселился к Куне, который незадолго до этого получил новую квартиру со всеми удобствами у Центрального рынка — взамен романтического жилья, но без удобств в средневековом доме на Вышгороде.
Куня жил в однокомнатной, разгороженной шкафом квартире вместе с женой Таней, которую все звали Пепи, бабушкой и сорока котами, снимавшими бабушке радикулит. Он одним из первых в Таллине серьезно запал на интегральную веданту, внимательно изучил «Побоище палицами» и даже проголодал в течение трех недель. Леннон прожил у него на правах сорок первого кота не очень долго. И в землекопах тоже не сильно задержался, устроившись дворником в домоуправлении, на территории которого до этого рыл канаву. Он получил служебное жилье в подвале двухэтажного деревянного дома на припортовой улице Суур-Патарей (Большая Батарейная), неподалеку от построенного еще шведами мрачного корпуса старой Батарейной тюрьмы.
Ленноновский подвал походил своим внешним видом на лабораторию средневекового мага. Декорированный многочисленными бронзовыми подсвечниками, магическими диаграммами и другими знаками потустороннего присутствия, этот подземный лофт сразу стал городским оккультным клубом номер один, где не только круто пили, но и дискутировали самым радикальным образом. Однажды Леннон объяснял какую-то очень запутанную герметическую фигуру, а девочка Лена Сладенькая все никак не могла взять в толк и постоянно переспрашивала.
