Хорошо, что ужасное творение Константина до нас не дошло.
Все, что его зодчий Макарий Иерусалимский после разрушения храма Венеры и статуи Юпитера имел — это пологий склон небольшого холма, груды щебня, скалы, чахлый садик. Несколько старых еврейских пещерок-гробниц — возможно с костями, неизвестно кому принадлежащими.
С момента распятия до начала строительства храма прошло триста лет. Макарий не откопал — как археолог — артефакты, а хорошо поработал с тем, что имел под рукой. Инсценировал завершающие события и сцены Страстей Христовых. Назначил какую-то пещерку — а таких в Иерусалиме и в окрестностях сотни если не тысячи — гробницей Христа. Срыл холм, так что и пещерки никакой не осталось, построил не ее месте — первую Кувуклию. Рядышком вырубил в скалах возвышение — Голгофу. Пробил в нем сверху дырку и воткнул в нее золотой крест. Чем не реликвия? Настоящий Животворящий крест тем временем тоже как-то странно быстро нашелся. Явился и камень Помазания. И все прочее. Нелишне напомнить, что Константин был сказочно богат и денег на этот свой проект не жалел.
Макарий продолжил в архитектуре то, что в письменном виде сделали авторы евангелий. Из разрозненных воспоминаний очевидцев, из сказок и были они выплели свои жития Иисуса, не раз впоследствии отредактированные под нужды церкви церковными редакторами. Искренно желая приблизиться к правде, евангелисты так плотно замешали крохотные золотинки истины в густое тесто вранья, что теперь и сам черт не разберет, что с Иисусом на самом деле произошло, а что нет, что он сам говорил, и что ему приписали адепты…
Почти тысячу семьсот лет благочестивые христианские бутафоры продолжали дело Макария, изготавливали всевозможные святыни для Храма Гроба. Воссоздавали, как могли, материальные свидетельства по евангельскому тексту. Продавливали сквозь его колючую гравировку свою пластилиновую веру и творили из слов вещи.
…
Людям не нужна истина, им нужно успокоительное. Не нужен им и живой Христос.
Человеку нужен всесильный Бог, пребывающий где-то там, на небесах, которому можно молиться, которого можно умолять, которому надо приносить жертвы. Человеку нужен культ, ритуал и надежда. А Константину еще позарез нужна была военная победа над Максенцием и над Лицинием. И вот из кучи мусора и камней, поверх старых могил появился Храм…
Античный мир устал от культа победы, силы, красоты, коварства, плодородия. Слишком много было в нем обездоленных бедняков, слишком мало аполлонов и зевсов. Распятый лузер Иисус вызывал сочувствие у таких же униженных и бесправных. Его проповеди и обещания внушали надежду. Его последователи помогали друг другу как могли. И свершилось чудо — кастрат Иисус прогнал с Олимпа всесильного бабника Юпитера. Встал на место Аполлона. Заслонил собой слишком абстрактного Саваофа.
Полагаю, это не случилось бы, если бы Константин не изменил историю человечества Миланским эдиктом о веротерпимости.
…
Ничего подлинного в храме Гроба нет. Декорации. Камни, деревяшки, картинки, чеканки. «Гробы повапленные», по выражению самого Иисуса…
Безобразные мозаики, отвратительные низкие колонны, изъеденные какой-то гадостью камни, ужасный церковный туалет, Благодатный огонь, теснота, убогость, кич, улыбки умиления на устах верующих, насупленные брови вечно чем-то недовольных священников и монахов.
Единственное, что тут настоящее — это грубо вырубленная в почерневшей скале низенькая пещерка напротив коптской часовенки. Это и есть Гроб. Гробница какого-то еврея. Может быть, действительно, Иосифа Аримафейского. А может и самого Христа.
Туда небось и положили его мертвое тело…
И не было ни стражников, ни ангелов. Много чести распятому охальнику!
Никто не приходил к этому паршивому месту. Петр отрекся. Иуда повесился. Остальные от страха разбежались кто куда. Обезумевшая от горя Магдалина галлюцинировала, как галлюцинируют безутешные вдовы. Она-то и выдумала сказку про воскресение. И даже смогла позже убедить простаков-апостолов.
Про пещерку просто забыли.
Но не все. Через год малограмотная мать положила кости своего несчастного сына в глиняный ящик и похоронила его в какой-нибудь другой иерусалимской яме, которых тут что кротовых нор на берлинских газонах.
Так закончилась эта печальная история для ее главного героя.
Все остальное — креативный бред исстрадавшегося человечества, амбиции его мерзавцев-правителей и всезнающих шарлатанов пастырей. Лабиринт, в центре которого нет сокровища, только гулкая пустота, по которой разгуливают призраки.
Я много раз пытался снимать с рук в гробнице Иосифа. Чувствовал там какое-то присутствие. Но ничего не вышло.
Надо было все-таки купить штатив. Может быть, тогда я смог бы разглядеть на снимках что-либо кроме темноты, неясных бликов и щербатых каменных стен…
Иерусалим в феврале
Никакой красоты я в холодном февральском Иерусалиме не заметил. Хотя вид на город с Масличной горы и замечателен. Но тут действуют не виды, не ландшафты, а целиком вся сумасшедшая топография этого места…
Или топология.
Странные возвышения, разделенные не долинами, не ущельями и не пересохшими потоками несуществующей воды, а провалами, разрывами в ткани бытия. Разрывами-кедронами, усеянными могилами и камнями.
География навязывает образ мыслей, вертикальность скальных стен предопределяет иерархичность мышления. Иерусалимский ландшафт развивается не по горизонтали, а по вертикали и завершается косыми зигзагами. Географии следуют и крепостные стены старого города и стихи пророка Исайи.
Масличная гора наваливается на город. Старое кладбище убегает в небеса. А мертвецы ползут сквозь землю к Храмовой Горе, увенчанной по милости иорданского короля золотым шлемом.
Всюду камни. В трещинах, выбоинах. Разъеденные временем как кислотой. Камни, из которых Он грозил сделать новый народ Израиля. Кровоточащие иудейские камни. Камни, в которых геология по своей драматичности перегоняет историю народа.
На эту историю тут приготовлены ответы — выстроены жилые кварталы, похожие на средневековые изображения Вавилонской башни, кварталы, окруженные стенами.
На стенах — фонари, видеокамеры, колючая проволока. Засадили евреи себя сами в спальные концентрационные лагеря. И воют у Главной стены, ожидая, когда пустят газ. И им останется только небо для бегства.
Не город, а укрепрайоны, доты, дзоты…
Иерусалимским камнем мощеные Вавилонские Башни с выходами прямо к Престолам Всевышнего.
Стены, решетки, заграждения. Пещеры, гроты, ворота, коридоры, подземные ходы, лестницы, турникеты. Вооруженные солдаты ходят. Смотрят презрительно — знаем, мол, турист. Приперся на нас смотреть. А у нас — служба. Нет прохода! Что? Когда откроют проход? После второго пришествия вашего гаврика с нимбом. Вали, чего встал. Камеру спрячь. Фотографировать запрещено. Линяй, пока тихо.
