Согласно рангу наследника наварха и будущего главы клана, мой дом должен был располагаться прямо под дворцом отца, на выступе в скале, который давно был предназначен для его фундамента, но остался пустовать на долгие годы, напоминая об утрате, понесенной навархом по его собственной вине. Но теперь здесь наконец был заложен первый камень, из которого потом вырастет еще одна ослепительно белая башенка среди других таких же, живописно раскиданных по скалам тут и там.
По принятым у айранитов обычаям, дом помогали строить все желающие. Будучи недавно возвращенным в лоно семьи и клана, я не слишком рассчитывал на помощь собратьев, полагая, что какое-то время ко мне будут относиться настороженно, как к чужаку. Но ошибся. Айраниты шли один за другим, неся с собой необходимые материалы, и среди них, к моему большому удивлению – был Идрис. Я отдал должное его смелости, которая ему, несомненно, понадобилась, чтобы взглянуть мне в лицо, ибо я был живым свидетельством совершенной им когда-то подлости. Но я был рад, что он это сделал. Наконец мы оба смогли предать прошлое забвению.
Чьи-то руки обхватили меня сзади, когда я выпрямился, покончив с водружением в остов будущего дома очередной плиты. Нежным касанием они проскользили по влажной от пота груди, лаская кожу. Руки, которые я не спутал бы ни с какими другими. Под их ласковыми движениями сердце стало биться громче, а все тело мгновенно откликнулось на близость женщины, ставшей моей избранницей. Идрис и другие айраниты мигом испарились, понимая, судя по всему, что все последующее не предназначается для их глаз.
– Эстель. – Я повернулся к будущей жене и поймал ее за руки. Ладони, обхваченные моими, казались совсем крохотными. Я прикоснулся губами к их внутренней стороне и прижался к ним щекой. – Эстель, – повторил я, – если ты будешь так меня отвлекать, то я никогда не дострою наш дом и не сделаю тебя честной женщиной.
Она засмеялась. Этот звук, такой редкий раньше, отдавался внутри меня сладостной дрожью.
– С тобой я хочу быть бесчестной, Киаран. Самой порочной, самой…
Я прижал палец к ее губам:
– Если ты не перестанешь говорить такие вещи, я за себя не отвечаю.
– Именно этого я и хочу, мой айранит.
Я почувствовал, как взгляд заливает чернота при виде того, как лукаво и призывно блестят ее глаза, от ощущения того, как ее тело вжимается в мое. Я огляделся, желая убедиться, что рядом никого нет, но даже если есть – мне было уже все равно. Им же хуже, пусть завидуют.
Я увлек Эстель за фундамент нашего будущего дома, прислонился к нему и приподнял ее над землёй, держа за ягодицы. Она быстро поняла намек и обхватила меня ногами. Я задрал на ней юбки и, не обнаружив белья, почувствовал, как перехватило дыхание. От желания, от жажды, от невыносимой тяги к этой женщине. Моей женщине.
Я приник к ее губам, требовательно раздвигая их языком и врываясь в глубины рта. Эстель отвечала мне тем же, и каждое прикосновение ее языка к моему обжигало, заставляя сгорать в мучительном, но сладостном огне. Я сминал руками ее ягодицы в такт с движением языка, а потом проник в нее пальцем. Она была влажной, но я оттягивал момент обладания, испытывая собственное терпение на прочность. Эстель застонала и откинула голову, открывая мне доступ к своей шее. Я поцеловал ее подбородок и прошёлся губами и языком по линии горла, из которого вырывалось судорожное дыхание. К первому пальцу я добавил второй, двигаясь внутри, и готовый взорваться от того, как жадно мышцы Эстель обхватывали мои пальцы. Я понял, что сойду с ума, если не окажусь в ней сейчас же. Немедленно. Глубоко.
Освободив член, я вошёл в Эстель – резко, на всю длину, выбивая из нее удовлетворённый стон, и начал двигаться, продолжая терзать губами и зубами ее шею и плечи, с которых спустил – а вернее, просто сорвал – платье. Ее ногти оставляли на моей коже болезненно-острые следы, доставлявшие мне удовольствие на грани боли и безумия. И это было единственное безумие, от которого я ни за что не хотел бы излечиться.
– Теперь все поймут, чем мы здесь занимались, – вздохнула Эстель, пытаясь поправить безнадежно испорченное и помятое платье.
Я взглянул на нее и усмехнулся:
– Ты думаешь, они и так уже не догадались? – я любовался ее растрёпанными волосами и обнаженными плечами, с которых упрямо сползала порванная ткань. – И, знаешь, пусть знают, что ты моя. Только моя, Эстель. – Я привлек ее к себе и она уткнулась лицом мне в грудь.
В этот момент ко мне пришло осознание того, что даже если бы меня не приняли назад, я все равно уже обрёл своё место в этой жизни – единственно верное. Рядом с той, что доверчиво прижималась ко мне. И теперь я знал, что сумею это доверие оправдать.
Дни до свадьбы, хоть и были наполнены трудами, связанными с возведением дома, казались мне бесконечно долгими и длинными. И я, и Эстель, жили в доме моих родителей, но были расселены по двум разным концам дворца. Правое его крыло отводилось женщинам, левое – мужчинам. В двух башнях располагались дозорные и стража, число которых было увеличено после всего произошедшего. Никто не думал, что Морхир рискнёт сунуться во владения айранитов, огороженные, кроме того, магической стеной, созданной чернокнижником, но все равно были настороже.
Оба крыла дворца также тщательно охранялись, что делало невозможным проникновение к Эстель не только Морхира, но и меня самого. Опять же согласно традициям, будь они неладны, жених и невеста не должны были спать вместе до свадьбы. Конечно, отец прекрасно понимал, что мы все равно находим лазейки и возможности для уединения, но закрывал на это глаза, считая, что так приличия хотя бы внешне соблюдены.
Что же касается его самого, то печаль, навеки, казалось, поселившаяся в глазах, была единственным, что омрачало мое собственное счастье. На первый взгляд он казался таким же, как и раньше – властным, строгим и грозным. Но я видел, что выражение его глаз почти неуловимо, но изменилось. Наварх страдал. Последние события явно разбередили его старые раны и нанесли ему новые. Я понимал, что он винит себя за смерть Таллис, о которой до недавнего времени даже не знал. Когда я представлял, что она пережила в тот жуткий момент перед смертью, мне становилось не по себе. Я жалел, что отец не прикончил ненавистного князя, лишившего Таллис жизни по своей жестокой прихоти. Но это было слишком сложно и всем нам пришлось удовлетвориться тем, что теперь мы были в безопасности, и Морхир больше не мог нам угрожать. Время его власти кончилось.
Не меньше, чем за отца, я переживал за мать. Ее брак с навархом, судя по всему, никогда не был счастливым. Лорена д'Иллари всегда сохраняла гордый и полный достоинства вид, но только сейчас я начал понимать, какой безрадостной была ее жизнь. Они с отцом давно спали в разных комнатах, и я подозревал, что он не приходил к ней с тех самых пор, как она зачала меня. Оттого я и оказался их единственным ребенком. Единственным хорошим, что наварх дал своей жене. И что сам же отнял у нее.
В отношениях родителей всегда царило вежливое и уважительное обращение, но теперь я видел, что настоящей близости между ними никогда не было. Я вдруг понял, почему отец так неприязненно относился к женщинам других рас, которых приводили в клан айраниты. Они напоминали ему о собственном несостоявшемся счастье. О той, что принесла ему немало страданий.
