Когда сижу в коридоре, ожидая своей очереди, пытаюсь представить, что стану делать, если сейчас мне скажут, что у нас с Ильёй действительно будет малыш. Наверное, первым делом нужно будет сказать ему. Или нет? Могу же я взять несколько дней на то, чтобы смириться с этой мыслью? Это всё так неожиданно, среди череды тех событий, которые принято называть «чёрной полосой». А ребёнок… Это как яркая радуга, которая способна затмить все мрачные краски.
Меня вызывают в кабинет, и через двадцать минут я сижу напротив врача, ошеломлённая донельзя. Одно дело предполагать и совсем иное — получить прямое тому подтверждение. У меня действительно будет ребёнок.
Пока машинально отвечаю на вопросы, которые задаёт гинеколог, понимаю, что она то ли напряжена, то ли что-то недоговаривает. И наверное, осознаю, о чём именно пойдёт речь.
— Значит, ребёнок не ваш.
— Настя?
— Да.
— Нет. Рожала её не я.
— И это первая беременность.
— Первая.
Как будто мы не говорили об этом три минуты назад!
— Вы же знаете, что в вашем возрасте первая беременность не так безопасна, как в двадцать-двадцать пять?
— Знаю.
— Риски очень большие. Вам нужно это понимать тоже.
Да что, чёрт побери, она от меня хочет? Что желает услышать?
— Но есть же всякие обследования? Тесты?
— Они не дают стопроцентной гарантии.
— Вы предлагаете аборт?
— Нет. Я просто хочу, чтобы вы понимали всю степень риска.
— Я понимаю. Дайте мне все направления, какие нужно.
Сама удивляюсь той жёсткости, которая неожиданно звучит в моём голосе. Хорошо ещё хоть про аварию не рассказала, иначе бы точно не избежать пространной лекции на тему вреда беременности в сорок лет и попадания в переделки с бывшим мужем. И пока стану сдавать анализы, наверное, стоит присмотреть себе другую клинику, которая займётся мной и малышом. И пройти обследования, которые покажут, что с ребёнком всё в порядке, а иначе и быть не может, потому что я знаю, что с нами всё хорошо.
— Сначала анализы, их много. Потом на УЗИ отправлю. Будем контролировать всё с самого начала, — вздыхает врач, и я окончательно мысленно отправляю её куда подальше с её взглядами на поздние роды. Дело остаётся за малым — всё рассказать Илье. И понять, что именно он думает о том, что скоро снова станет отцом.
— Систер, слушай, ну я прям чуть в штаны вчера не наделала, когда мне Илья позвонил, — сокрушается Тамара, к которой я приезжаю сразу после похода к врачу. Это маленькая пауза, выдох перед тем, как я расскажу всё Илье и услышу свой приговор.
— Ты прям как Илья. Он то же самое сказал, только другими словами.
— Персидский гондон просто. Вот реально, встретила бы, убила.
Тома ставит передо мной чашку чая, из которой тут же жадно делаю глоток. Снова возвращаются мысли о Вадиме. Новости о будущем ребёнке отвлекли ото всего, но сейчас снова чувствую, что потребность узнать, как там Персидский, и успокоиться на этом выходит на первый план.
— Ты о нём ничего не знаешь? — уточняю на всякий случай у Тамары, и она округляет глаза.
— Откуда? И что не так?
— Да он вроде как «пока был жив». А как сейчас — не знаю.
— Вот это дела.
Даже Тамара выглядит ошарашенной.
— Угу. А ещё явно сейчас начнутся всякие разбирательства по этому поводу, а мне сейчас совсем нельзя волноваться.
— Та-а-ак…
— Я беременна, Том.
Закрываю лицо ладонями, когда вижу, как глаза сестры расширяются донельзя. Но она быстро берёт себя в руки, потому что слышу следом:
— Ну, не то, чтобы я сильно удивлена, — произносит приглушённым голосом и добавляет: — Так. Мне нужно выпить.
И уходит за вином, которое стоит у неё в шкафчике. А мне становится так легко и хорошо. Всё потому, что Тома озвучила главное — она не удивлена. И я, наверное, тоже. Это первая реакция такая — сбивающая с ног. Сейчас же, когда думаю о том, что произошло, понимаю, что всё закономерно. Теперь бы понять только, чем мне грозят последствия аварии, а с остальным я разберусь.
— Итак. Ты беременна, выпить не предлагаю. Илья в курсе? Не отвечай. Вижу, что нет. И почему, спрашивается?
— Я не знаю, как он отреагирует.
— Прекрасно. И не узнаешь, пока не расскажешь. Персидский может на тот свет отправиться, что не так уж и плохо, — пожимает она плечами и выпивает сразу половину налитого в простую чайную кружку вина. — С квартирой проблема решена будет. Кстати, как там Майя?
— Тамар, ну ей-богу, ты так спрашиваешь, будто я в курсе.
— Хм… А надо быть в курсе. Теперь у тебя ребёнок будет, если с Илюхой не срастётся, тебе бы надо о жилье своём подумать.
И ведь не поспоришь со здравомыслием Тамары. Она права — в этой части, по крайней мере. Только я совсем не хочу верить в это «с Илюхой не срастётся». Даже представлять не собираюсь, что мы с ним расстанемся. И дело вовсе не в ребёнке, вернее, не только в нём.
— Том, вот правда… это последнее, о чём у меня сейчас мысли. И о том, что Вадим может умереть… Боже, ты реально видишь в этом освобождение?
— Ну, реально или нереально — это одному богу известно. Но честно скажу. После того, что эта скотина вытворила, если сдохнет — проблемой меньше.
— Тамара…
Качаю головой, потому что даже слова все растерялись. Нет, я прекрасно понимаю, что именно имеет ввиду сестра. Только за то, что сделал, Вадим уже расплатился, когда оказался между жизнью и смертью.
— Знаешь, что нам нужно провернуть прямо сейчас? — внезапно спрашивает Тома, допивая вино. — Поехали прокатимся к тебе.
— Куда?
— В твою квартиру. Одно дело когда там Персидский был и гоголем ходил и совсем другое — когда он на больничной койке. Неизвестно, что там Майя без него вытворит. Так что лучше показаться.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. В крайнем случае посидишь внизу, я поднимусь, покажусь этой мымре. Всё, решено.
Она поднимается с диванчика, хватает сумочку и командует:
— Поехали. И ясно-понятно, что поведёшь ты.
И я согласна с Тамарой. Теперь, когда у меня будет ребёнок, мне нужно подумать о том, чтобы обеспечить его, так что навестить квартиру, которую по полному праву до сих пор считаю своей, будет совсем нелишним.
Пока едем, успеваем обсудить миллион разных вещей. В основном, правда, болтает Тамара, при том, умудряясь переключаться между абсолютно полярными темами. Например, не успеваю справедливо одёрнуть её, когда она начинает разглагольствовать о нашей с Ильёй свадьбе. И хоть умом понимаю, что ничего может и не сбыться — от картинок, мелькающих перед глазами, становится хорошо на душе.