— Именно так, — кивнул Мандигор. — Василиса Огнева получила высшую степень — стрелки ее часов остановились ровно на двенадцати. Я лично имел честь присутствовать на этом знаменательном посвящении.
— Значит ли это, — подал голос седой старик с длинной бородой, восседавший рядом с госпожой Дэлш, — что Лазарев имел вескую причину для злодеяния — похитить дочь Огнева, чтобы помешать тому войти в РадоСвет? Господин Огнев, вы предъявляете обвинение господину Лазареву?
— Да, — сказал отец Василисы. — Я предъявляю обвинение ремесленнику Лазареву.
Последние слова Огнев произнес резко, с издевкой, выделяя слово «ремесленник».
— Господин Лазарев, сдайте жезл, — сухо сказал Мандигор.
— Четко сработано, Огнев, — тихо произнес старший Лазарев. Так тихо, что его услышали только стоящие в круге. — Ты очень ловко воспользовался отсутствием высокоуважаемого Астариуса и провернул ложное обвинение, но не думай, что ты победил…
— А я думаю, что победил, — произнес Нортон-старший без тени улыбки на лице. — Приятно было тебя повидать, Лазарев. Жаль, больше не увидимся.
За спиной отца Ника неслышно возникли двое людей. Они были одеты в длинные тускло-серебристые плащи, а их руки сжимали крепкие копья с тонкими стальными остриями.
Старший Лазарев молча отдал жезл Мандигору.
— Я готов, — сказал он и ободряюще кивнул Нику.
Тот тихо застонал, закрыв лицо руками. Фэш успокаивающе стиснул ему локоть. Василиса ничего не понимала, но почувствовала всеобщее напряжение.
Мандигор поднял белое копье и направил его на Константина Лазарева.
— Старение! Пятьдесят лет.
Внезапно лицо Лазарева покрылось сеткой мелких морщин, словно старый, потрескавшийся от времени алебастр, а волосы его начали стремительно седеть. Василиса стояла рядом и все видела очень отчетливо. Спина осужденного сильно сгорбилась, руки вытянулись вперед и покрылись темными пятнами, под враз побледневшей кожей резче проступили вены. Не в силах смотреть на это, Василиса перевела взгляд на своего отца и ужаснулась: Нортон-старший явно наслаждался сценой, его лицо светилось довольством.
Вскоре на месте крепкого и здорового мужчины стоял немощный старик, еле держащийся на ногах.
— Константин Лазарев, вы пробудете в таком виде до выяснения обстоятельств по вашему делу. Вас вернут к нормальному облику, если вы окажетесь невиновны. Вы принимаете это?
— Да, принимаю.
Услышав старческий, дребезжащий голос, Ник, не сдержавшись, всхлипнул.
— И куда теперь, Мандигор? — осведомился Лазарев.
— Вас отведут домой под стражей…
— Домой? — усмехнулся Лазарев. — Я уже дома.
— На второй этаж Ратуши, — уточнил Мандигор. — До выяснения обстоятельств, способствующих успешному решению дела.
Лазарев, неопределенно пожав поникшими плечами, кивнул. Стражники молча встали по бокам, и вся троица вышла из круга. За ними поплелся бледный как полотно, Ник, он даже не взглянул на Василису.
— Я тебя найду, фейра, — процедил вместо него Фэш и кинулся догонять процессию.
— Отец Ника ни в чем не виноват! — изо всех выкрикнула Василиса, бросаясь за ними, но Елена быстро преградила ей дорогу. — Я сама совершила переход!
Старший Лазарев услышал это и остановился.
— Не старайся, Василиса, — сказал он, обратив к ней все те же веселые карие глаза, казавшиеся чужими на старческом, морщинистом лице. — Ты ничего не сможешь изменить. Конечно, ты ни в чем не виновата.
Ник удивленно взглянул на отца, лицо Фэша приняло нахмуренно-недоумевающее выражение. Но старший Лазарев больше ничего не сказал, повернулся сгорбленной спиной, и шествие возобновило прерванный путь.
В Лазоре воцарилось молчание. В освещенном круге остались хмурый Мандигор, невозмутимый Огнев, торжествующая Елена и сама Василиса — напуганная и расстроенная.
— Ну что ж, если дело разъяснилось… — нарушил молчание Мандигор. — Господин Огнев, вы можете занять свое законное место в РадоСвете.
Нортон-старший кивнул и выпрямился. Внезапно его одежда с черной начала медленно меняться на белую, будто покрывалась иголочками инея. Вскоре он уже стоял в белоснежной мантии с воротничком-стойкой, глухо закрывающем горло, как и у остальных членов РадоСвета. На ногах же его остались черные остроносые туфли: наверное, здесь была такая мода на обувь. Мандигор почтительно поднес белый жезл Огневу и тот принял его надменным жестом.
Озадаченная метаморфозой отца, Василиса и не заметила, как чья-то цепкая рука ухватила ее за плечо.
— Я позабочусь о девочке, — произнесла Елена сладким голосом. — Она должна отдохнуть после таких ужасных, таких невероятных приключений… В замке Черновод, семейном поместье Огневых, уже приготовлена для нее Зеленая комната.
— Погодите, — воскликнула темноволосая женщина, все это время хранившая угрюмое молчание, — я не видела имя девочки в списках первочасников! Неужели высокочтимый Огнев не желает обучить дочь часодейству?
— Только если она сама захочет, — невозмутимо ответил Огнев. — Она прожила всю жизнь на Остале, и учеба может повредить ее ослабленному здоровью. И еще… Неужели у Совета нет вопросов поважнее, чем забота о будущем моей дочери?
— Может, мы у нее спросим, желает ли она учиться? — продолжала настаивать госпожа Дэлш.
— Нет! — выкрикнула Елена. — Девочка не готова, — добавила она более спокойным тоном, — ей нужно лечение и покой…
— Мне не нужно лечение! — возмутилась Василиса, пытаясь высвободиться, но Елена крепко держала ее, будто бы опасаясь, что она вновь сбежит. — Я знаю, вы меня ненавидите… Отпустите меня!
— Все это очень странно, Огнев. — Госпожа Дэлш прищурилась, внимательно следя за выражением лица Нортона-старшего. — Почему ты не хочешь включать свою дочь в списки? Двое других твоих детей, как я слышала, давно заявлены.
— Она не будет учиться в Школе светлых часов! — громко и четко произнес Нортон Огнев. — Хотя бы потому, что я не провел для нее посвящения.
По залу пронеслись изумленные вздохи и восклицания.
— Ты не собираешься проводить посвящение для своей дочери? — Госпожа Дэлш не скрывала возмущения. — Но это же бессердечно! Сила может иссякнуть, если не давать ей выход… С такой высокой степенью твоя дочь более чем кто-либо имеет право быть часовщицей!
Люди на скамейках как будто пробудились ото сна. Черные и белые фигуры зашевелились, зашумели, удивленно перешептываясь, словно рой пчел пронесся по залу.
— Нет, почему же, — медленно произнес Огнев. — Когда-нибудь, через год, через два… Когда она выздоровеет, оправится от пережитого, от свалившегося на ее голову чужого мира…
— Ты не имеешь права забирать у нее столь высокий дар, — перебила госпожа Дэлш. — Но я знаю, почему ты хочешь так поступить!
