Cremohipparion matthewi
В конце миоцена исчезают креодонты, чуть дольше продержались амфициониды – последний Bonisicyon (7,5–5,5 млн л. н.) был сравнительно маленьким зверем, особенно на фоне своих могучих предков.
Кому в конце миоцена было хорошо, так это кошкам: заросли кустов и низкорослых деревьев, чередующиеся с открытыми пространствами – идеальные охотничьи угодья, где и добычи хватает, и есть где устроить засаду. Неспроста именно в таких местах до сих пор отлично чувствуют себя леопарды и львы. Архаичные кошкоподобные барбурофелиды к этому моменту вымерли, остались только Felidae. Среди них славную традицию Machairodontinae продолжали Dinofelis – один из самых успешных родов, просуществовавший с 7,4 до 1 млн л. н. на всей территории Африки, огромный Amphimachairodus (7–4,5 млн л. н.) и Metailurus меньшего размера (6,1–1,2 млн л. н.). Чуть позже к ним добавились не менее успешные и вездесущие саблезубые Megantereon (4,4–1,3 млн л. н.) и более крупный Homotherium (4,2–0,7 млн л. н.). В саблезубость подавались и сравнительно мелкие кошки: среди них едва ли не самыми опасными для наших предков были Tchadailurus adei размером с очень большую рысь – они жили в одно время и в одном месте с сахелянтропами, ловко лазали по деревьям и при этом имели огромные плоские клыки с продольными бороздками (не то для пущей прочности, не то для стока крови – второй вариант выглядит, конечно, эффектнее). Но, как и в прежние времена, не саблезубые были главной проблемой.
Lokotunjailurus emageritus
Прототип усато-полосатого ужаса – Lokotunjailurus emageritus и L. fanonei (7,4–5,5 млн л. н.) – крупные, но достаточно грацильные кошки, без махайродусовых заскоков, но со своей странностью: на первом пальце кисти коготь был вдвое больше, чем на прочих. Можно догадываться, что такие грабли возникли неспроста, а для заграбастывания какой-то очень бодрой добычи. С семи миллионов лет и доныне живут в Африке и мелкие кошки – Felis. Может показаться, что они-то были нашим предкам совсем параллельны, но не надо ориентироваться на их диванно-подоконных потомков: дикая кошка – серьёзный зверь, а детёныши наших предков имели размер мартышки, так что по случаю вполне могли зайти на ужин камышового котика.
Одна из важных особенностей кошек современного типа – коническое сечение сравнительно коротких клыков, отличающееся от длинных плоских режущих «сабель» и «ятаганов» саблезубых родственников. Кошкиными клычушками проблематично запилить слона и даже носорога, зато очень удобно пробивать головы и ломать шеи не слишком большим незадачливым приматам.
Эволюционный подъём испытывали и гиены. 4,5 млн л. н. вымерли перкрокутиды Dinocrocuta, освободив дорогу настоящим гиенам Hyaenidae. Среди последних особо преуспели охотящиеся, или бегающие гиены – своеобразная группа со сравнительно слабыми премолярами, явно приспособленными не к разгрызанию костей, а к потреблению мяса. Именно они, похоже, не дали развернуться в Африке собачьим. Образцовые охотящиеся гиены – Chasmaporthetes – большие, стройные, длинноногие, экологически конвергентные собакам. С 7,4 до 1 млн л. н. они жили по всей Африке от севера до юга. Они были настолько успешны, что потом мигрировали аж в Северную Америку – единственные из гиен, кто смог это сделать (между прочим, это значит, что охотящиеся гиены жили и в Сибири, хотя бы и вдоль побережья Тихого океана, где климат был получше, а может – и в центральных областях). Вероятно, хасмапортетесы были одними из главных врагов мио-плиоценовых гоминид.
Несколько менее харизматичными были Ictitherium (7,4–4,7 млн л. н., среднеразмерная собакоподобная гиена, обычная в Евразии, но редкая в Африке, где представлена особо длинноногим видом I. ebu из Лотагама в Кении), Hyaenictitherium (7,4–4,5 млн л. н., по всей Африке, с мощными челюстями и дробящими зубами, средне-крупноразмерная, кроме чадского карликового вида H. minimum), Ikelohyaena (6,5–2,5 млн л. н., от Эфиопии до Южной Африки, очень похожа на полосатую гиену) и Adcrocuta eximia (6,1–5,2 млн л. н., зверь в целом евразийский, в Африке известен только из Ливии и не проник на юг от Сахары).
С 4,3 млн л. н. появилась бурая гиена Parahyaena – крупный длинноногий зверь с хорошо выраженной адаптацией к разгрызанию костей. Самый древний вид – P. howelli – найден в Восточной Африке, хотя нынче они сохранились только в Южной, будучи вытеснены с основной части прежнего ареала более успешными пятнистыми родственниками.
Eucyon
В конце миоцена в Африку проникли и псовые Canidae. Собаки возникли в Северной Америке, потом расселились в Евразию, где из рода Leptocyon получились Eucyon, которые прибежали в Африку 6,1 млн л. н. и просуществовали до 2,6 млн л. н. Самый древний представитель в Африке – E. intrepidus, а E. wokari в раннем плиоцене расселился от Эфиопии до Южной Африки. Примерно одновременно в Африке появляются и лисы Vulpes, которые, впрочем, нашим предкам были не страшны. Правда, в отличие от гиеновых и благодаря гиеновым, жизнь собачьих в Африке как-то не задалась. Оно и к лучшему – иначе, возможно, мы так и не стали бы разумными. Слишком уж экологическая ниша псовых и людей совпадает, нас могли просто не пустить в саванну в качестве стайных охотников-преследователей.
Из других, более экзотических хищников, можно вспомнить медведей Indarctos (7,1–5,3 млн л. н.) и Agriotherium (6,3–4 млн л. н.), а также гигантских куниц Ekorus (7,4–6,5 млн л. н.) и гигантских же выдр Sivaonyx и Enhydriodon (7,1–1,6 млн л. н.). Эти звери вряд ли целенаправленно гонялись за человекообразными, но при случае, думается, были не прочь придушить зазевавшегося примата.
Показательно, что около пяти миллионов лет назад в Африке завершились сразу несколько эволюционных линий – антракотериев, мелких пекариподобных свинюшек, креодонтов, амфиционид и перкрокутид. В это же время появляются и начинают развитие павианы, мартышки, настоящие свиньи, кошки и собаки, а ранние австралопитеки активно слезают с деревьев.
Несовершенство наземной локомоции наших предков в условиях изобилия хищников было мощнейшим стимулом, во‑первых, срочно развивать эту самую локомоцию, а во‑вторых, менять социальную структуру. Наземные растительноядные животные решают подобные проблемы массой способов: вариант прятаться пропал с поредением лесов, варианты стать ядовитым или бронированным высшими приматами даже не рассматривался (хотя кривенько реализовался у полуобезьян – лори с их ядовитым потом и потто с их шипами на загривке), вариант стать быстрым бегуном был почти невозможен из-за древесного наследия в строении ног (стопохождение и хватательные кисти и стопы – ужасный задел для появления нормальных копыт). И тут на помощь пришёл развитый интеллект, двинувший эволюцию саванных узконосых обезьян двумя альтернативными путями.
