Зенон с одобрительной улыбкой оглядывал Чаритона:
– Ты очень красив, знаешь? Какие глаза, губы! Волосы – будто лен! Зубы прекрасные… Какая кожа! А ноги!.. Наверняка и ягодицы у тебя что надо?! Моему господину очень по нраву такие мальчики! И они остаются весьма довольны его ласками. У него недавно был один такой красавчик по имени Хели – не поверишь, как сыр в масле катался!
– И что с ним сталось? – усмехнулся Чаритон, вспомнив, что именно так звали наложника Драконта, о котором рассказывала Никарета. – Куда закатился этот сыр в конце концов?
– А ты дерзок… – протянул Зенон, широко улыбаясь. – Мой господин просто обожает таких языкастых красавчиков! Кстати, нет ли у тебя сестры, такой же миленькой, как ты, и с таким же прелестным ротиком, как у тебя?
Чаритон отпрянул, однако Зенон держал крепко и пел соловьем:
– Пойдем со мной, мальчик! Поверь, если ты приглянешься моему господину, жизнь у тебя сделается такой, что ты устанешь считать драхмы и даже мины в своем кошельке. Одеваться будешь так, что любая разряженная шлюха со ступенек храма Афродиты позавидует!
– Да они там, на ступеньках, вроде бы раздеваются, а не одеваются, – с невинным видом ответил Чаритон. – Нет, добрый человек, я не пойду служить твоему господину! Прощай, пускай себе другого дурака на место Хели поищет!
И он торопливо зашагал прочь, свернул в первый же проулок – и там уже пустился со всех ног, изредка оглядываясь, однако погони за собой не видел, а потому вскоре успокоился и перешел на шаг. Наверное, этот сводник Зенон понял, что зелен виноград, а потому отвязался от Чаритона.
Напрасно он так думал, юный асклепиад…
Тоска, в которую был погружен вернувшийся из путешествия на Скирос Драконт Главк, подавляла всех, кто ему служил и кто жил в его усадьбе. Причем никто толком не знал, что же именно произошло на галере, за что были так сурово наказаны не только красивенькие наложники, но даже преданный и верный Мавсаний. Впервые из дому был изгнан и приговорен к продаже и даже смерти человек из семьи рабов, которая принадлежала Главкам еще на Крите и вместе с ними переселилась в Коринф, которая считалась такой же само собой разумеющейся собственностью Главков, как знаменитые мраморные пещеры под Акрокоринфом!
Зенон, домоправитель Главков, был только рад исчезновению Мавсания. Он нарочно заломил за него слишком высокую цену на рынке рабов, чтобы заведомо не отыскалось желающего его приобрести, а потом, когда все покупатели и продавцы разошлись, Зенон вывел Мавсания на окраину города, камнем проломил голову понурому, ничего не соображающему, едва живому от горя рабу – и удалился, уверенный, что теперь он займет то первенствующее положение при Драконте Главке, которое должно было принадлежать домоправителю по праву, но которое всегда перехватывал Мавсаний.
Зенон знал о непомерной чувственности Драконта и намеревался завоевать его расположение, приведя на его ложе красивых девчонку и мальчишку, которые, во-первых, неустанно пели бы в уши господина, какое редкостное сокровище ума и честности его домоправитель, а во-вторых, сами служили бы ушами и глазами Зенона при хозяине, доносили бы домоправителю о всех желаниях господина, которые Зенон мог бы предупреждать, выказывая чудеса преданности – и получая за это милости и блага, на которые всегда был щедр Драконт Главк по отношению к тем, кто ему хорошо услужал.
Однако до сих пор ложе хозяина пустовало: всех, кого показывал ему Зенон, Драконт отвергал одним движением бровей. Насколько знал домоправитель, господин не хаживал и в притоны, хотя в былые времена очень любил это занятие. Когда он посещал симпосии, где играли или танцевали хорошенькие аулетриды
[82], то никого из них не приглашал к себе. По городу уже поползли слухи, будто Драконт Главк или заболел, или отныне проповедует апоси
[83], подобно многим известным атлетам, победителям игр в Олимпии. Возможно, он решил участвовать в очередных играх? От своевольного Драконта всего можно было ожидать, даже этого!
Конечно, Зенон по-прежнему не оставлял надежды отыскать подходящие новые подстилки для господина, и, увидев этого длинноногого, изящного юнца с льняными кудрями и синими, точно небо над Акрокоринфом, глазами, он почувствовал, что к этому прелестнику Драконт Главк, пусть и погруженный в свое непонятное уныние и даже, очень возможно, решивший исповедовать апоси, не сможет остаться равнодушным! Поэтому Зенон вовсе не собирался упускать пугливого скромника – и знал, что его не упустит.
Чаритон даже не подозревал, что, лишь только он затерялся в толпе, как Зенон свистнул – и из двора усадьбы Главков выбежал небольшой черный пес с длинной гладкой шерстью и белой грудкой. В усадьбе Главков было много собак, но если Драконт всем предпочитал белого в черных пятнах анатолийского красавца Аристократа, то Зенон подкармливал и приручил маленького, юркого Аристократа, принадлежавшего к породе алопекис. Это слово значит – небольшая лиса. Многие из представителей этой породы и в самом деле были рыжими, однако Аристократ, даром что уродился черным, унаследовал все проворство, ум и хитрость своих дальних предков – лисиц, так что недаром имя его значило – хитрый.
Зенон ткнул его остроносую черноглазую мордочку в ту ямку, которую выковырял в пыли своей сандалией Чаритон, и прошептал:
– Ищи, Аристократ! Только тихо. Найди его дом – и возвращайся, потом меня туда проведешь. И пирог будет цел, и собака сыта! – с хитрой ухмылкой добавил он.
Потом Зенон быстро погладил пса – и маленький алопекис, проворно перебирая коротенькими мохнатыми лапками, ринулся по улице Кефисс, изредка приветливо тявкая или сердито рявкая – в зависимости от того, приветливо или сердито встречали его другие собаки, которых на улице и за оградой усадеб было немало.
В Коринфе вообще держали много собак, причем самых разных пород, и здесь им жилось чрезвычайно привольно, как, впрочем, и во всей Элладе, ведь новорожденного Зевса, и это всем известно, охранял золотой пес! В Коринфе бить собак не дозволялось городскими законами – такой проступок приравнивался к серьезному преступлению. Порядок этот возник с тех самых пор, как пятьдесят хорошо обученных боевых псов молосской породы
[84] (знатоки не сомневались, что их предков привез с собой из-под Трои Неоптолем, сын Ахилла, – тот самый Неоптолем, который затем под именем Пирра стал царствовать в Эпире, откуда псы и попали в Коринф) защитили город от вражеского нападения с моря. Тогда пали почти все собаки, кроме одной – по кличке Сотер. Пес получил в награду ошейник с надписью «Сотер – защитник и спаситель Коринфа», и даже поговаривали о том, чтобы воздвигнуть ему памятник. Молосские псы пользовались в Коринфе особенным уважением, однако любители охотиться в горах Акрокоринфа предпочитали лаконскую породу с их прекрасным чутьем и неутомимостью, ну а изысканные красавцы вроде Драконта Главка, которые много внимания уделяли внешности и одежде, которые держали дорогие упряжки и колесницы, – те щеголяли красотой своих анатолийских стигматов, прекрасно смотревшихся рядом с щеголеватым хозяином на прогулке или на колеснице. Народ же попроще держал рыжих и черных алопекисов – и не мог ими нахвалиться. Вот так же и Зенон вполне доверял проворству и хитрости Аристократа и не сомневался, что с его помощью ему удастся одной стрелой двух птиц убить: непременно разыскать этого красавчика, который окажется хорошим лекарством для души и тела господина, ну а Зенону поможет стать для него по-настоящему незаменимым, а значит, самым обласканным из слуг!
