Казалось, я наблюдал это в замедленной съемке, такой замедленной, что можно было разглядеть каждую тысячную долю секунды, кадр за кадром, причем каждый я помню так, словно это случилось вчера. Открывается рот, и ровно в тот момент, когда язык отлипает от нёба, раздается сухой звук, разрезающий воздух, словно удар хлыста, и звучит то самое волшебное «нет», за которым я безуспешно гонялся весь день. Я бы хотел заснять эту сцену, чтобы потом бесконечно пересматривать ее.
Первым порывом было упасть на колени, воздев руки и устремив взгляд к небу, как делают теннисисты, забившие решающий мяч в турнире Большого Шлема. Или броситься Хансу на шею и горячо обнять, выражая искреннюю благодарность. Но я ограничился улыбкой и молчаливым взглядом. С нескрываемым удовольствием я ожидал услышать дурацкую отговорку или примитивное морализаторство. Когда я сказал, что это шутка и на самом деле мне не нужны его деньги, он натянуто засмеялся, явно чувствуя облегчение, но все еще не придя в себя после шока.
Ободренный первой победой, я тут же забил второй гол, позвонив в отделение туристического агентства в Куте и услышав решительное «нет» на вопрос, можно ли поменять билет на самолет, не доплачивая шестисот долларов. Еще ни разу я так не радовался плохой новости.
Все в том же приподнятом настроении я позвонил бывшему начальнику. Я забыл о разнице во времени и, кажется, разбудил его. Он говорил заспанным, немного тревожным голосом, что нормально для человека, которого выдернули из постели посреди ночи и который ждет ужасной новости, объясняющей звонок в такое неуместное время. Я с энтузиазмом рассказал о своем проекте, не обращая внимания на то, как странно выглядит мое возбуждение на фоне его сонного состояния. Однако он невозмутимо выслушал меня и на вопрос, согласен ли он уделить мне немного времени и дать пару-тройку советов, немедленно согласился. Наверное, он вздохнул с облегчением, узнав, что я не собираюсь сообщать о смерти его бабушки или теракте в его школе.
Два из пяти – вполне приличный результат для новичка. Я вернулся на пляж счастливый и довольный собой. Вечер я решил посвятить выполнению второго задания: представить себя фотографом и попробовать понять, нравится ли мне эта профессия.
Ночное купание стало восхитительным завершением изнуряющего, но удачного дня: я наконец расслабился, забыл обо всех переживаниях и просто наслаждался водной стихией.
15
– Ну что, легко было собрать пять отказов?
– Честно говоря, не очень.
Старик улыбнулся, усаживаясь на циновке в позе лотоса. Я смотрел на него, радуясь, что мы снова встретились. Мне нравилось его спокойное, невозмутимое лицо, лицо человека, который не ждет подарков от жизни, не стремится ничего достичь, не имеет никаких особенных желаний. Человек, которому достаточно того, что он живет и дарит другим это состояние, а уж они вольны подражать ему или нет.
– Те, кто боится встретить отказ, – продолжил он, – обычно не понимают, как редко такое случается. Этого, в принципе, сложно добиться. Люди склонны помогать другим: они не хотят никого разочаровывать и стараются сделать то, чего от них ожидают. Вам скажут «нет», только если вы этого ждете. Здесь работает тот самый механизм самовосприятия, с которым вы уже знакомы.
– Да, так оно и есть.
– Стоит только научиться просить помощи, как вам откроется новая вселенная. Жить означает взаимодействовать с миром, а не замыкаться на себе. Вступать в контакт с людьми – это всегда прекрасно.
Я вспомнил вчерашний разговор с Хансом. В конце концов, я неплохо провел время и готов был признать, что голландец больше достоин жалости, чем презрения.
– Думаю, вы правы.
– Итак, удалось ли вам представить себя тем, кем собираетесь стать?
– Я как раз об этом и хотел поговорить. У меня возникла одна проблема.
– Хорошо, что вы поняли это, прежде чем взялись за дело.
– Да уж.
– Так что за проблема?
– Когда я представляю себя фотографом, то есть творческим человеком, чувствую себя немного неловко.
– Что именно вас смущает? – спросил он доверительным тоном.
– Ну-у-у… Как бы сказать… Я родился в семье, где больше всего ценятся интеллектуальные профессии. Из-за родителей пришлось пойти в университет. У меня даже не было выбора. В нашей семье с уважением относятся к двум профессиям: ученый и преподаватель. Все остальные занятия считаются несерьезными. А уж фотограф…
– Они имеют право на свою точку зрения, а вы можете самостоятельно распоряжаться своей жизнью.
– Конечно. И потом, в моем возрасте я не обязан отчитываться перед ними, но ведь мой поступок шокирует их! Боюсь, они расстроятся.
– А сейчас, зная, что профессия учителя не приносит вам удовольствия, они расстраиваются? Поддерживают вас?
– Не особо.
– Если они вас любят, как думаете, кого предпочтут видеть перед собой: несчастного преподавателя или счастливого фотографа?
– Ну, с такой точки зрения…
– Это единственно правильная точка зрения. Если любишь человека только за то, что он ведет себя соответственно твоим ожиданиям, это не любовь. Поэтому не надо бояться реакции ваших близких. Даже в любящей семье у каждого должна быть своя жизнь. Конечно, прежде чем что-то предпринять, хорошо бы подумать о том, как это отразится на них, но невозможно все время подстраиваться под чужие желания, а уж тем более думать, как другие оценят ваши действия. Каждый отвечает сам за себя. Вы не можете быть в ответе за других.
Старик был прав, но все же меня что-то смущало.
– Думаю, я тоже «болен» этими предрассудками. Хотя меня очень вдохновляет проект, я боюсь отказаться от карьеры преподавателя и стать вольным художником.
– Думаю, не стоит рассуждать в таких терминах. Вы не покидаете одну группу людей, чтобы присоединиться к другой, а просто реализуете мечту.
Я задумался. Меня, конечно, задели его слова, но ситуация все равно смущала. И похоже, он это чувствовал.
– Пойдемте, – сказал он, медленно поднимаясь.
Увидев, как он двигается, я впервые задумался о его преклонном возрасте, который обычно был незаметен, настолько спокойно и беспристрастно Самтьянг выражал свои мысли.
Я встал и последовал за ним. Обойдя несколько строений, притулившихся к хижине, он ступил на тропинку, вьющуюся среди густой растительности, скрывавшей границы сада. Несколько минут мы шли в тишине друг за другом, потом тропа расширилась, и я поравнялся с ним. Тут и там виднелись крохотные ухоженные огородики, возможно с лекарственными растениями, пестревшими микроскопическими желтыми и голубыми цветами. Затем мы погрузились в прохладный полумрак бамбуковой рощи. Вокруг возвышались гигантские стволы, от которых, казалось, исходило влажное дыхание. Внезапно мы вынырнули из леса и оказались на нависающем над долиной уступе. Я знал, что деревня расположена на холме, но даже не представлял, что в глубине сада открывается такой вид на долину, лежавшую на двести, а то и триста метров ниже. Этот головокружительный вид – а мы словно парили над бездной – контрастировал с садом, где из-за бурной растительности невозможно было разглядеть, что происходит на расстоянии двух метров. Мы сели рядом на уступ и несколько минут молчали, болтая ногами в пропасти и созерцая грандиозный пейзаж, на фоне которого я почувствовал себя крошечным и незначительным. Наконец старик прервал молчание. С обычной доброжелательностью и неторопливостью он проговорил:
