9
После такого действа тяжело вести машину в непроглядном мраке ночи. К счастью, нужно было просто следовать за голландцами, не думая о том, куда едешь. Я знал, что на Ханса можно положиться: он оставался таким же спокойным и рассудительным, как всегда. Но хотя я ехал на автомате, дорога показалась невероятно долгой. Мы пересекали леса, поля и бесчисленные деревни. Въезжая в очередной населенный пункт, я старался сосредоточиться и не сбить одного из немногочисленных пешеходов, еще показывавшихся на улице. Самым сложным оказалось маневрировать, чтобы не столкнуться с машинами, сновавшими во всех направлениях чаще всего с выключенными фарами. Балийцы верят в реинкарнацию душ и не боятся смерти. Поэтому все они, как водители, так и пешеходы, не соблюдают правила дорожного движения. Несчастный смертный, каким я являюсь, вынужден вести себя вдвойне осмотрительно.
К полуночи мы доехали до Пемутерана. Было темно, но огоньки, мигавшие в разных частях пляжа, выдавали присутствие людей. Время от времени луна вырывалась из душивших ее объятий облаков и освещала холодным белым светом небольшие, лизавшие песок волны. Мы столкнулись лицом к лицу с чиновником, стоявшим у входа на пляж.
– Здравствуйте, мы приехали посмотреть на черепах, – сказал Ханс.
– Здравствуйте. Вы можете пройти на берег при условии соблюдения следующих правил: не приближаться к взрослым черепахам ближе чем на два метра, разговаривать шепотом, держаться подальше от воды и ни в коем случае не заходить на полосу, отделяющую черепах от моря.
– Хорошо.
– Приятного вечера.
Мы тихо шли по пляжу, вдыхая теплый ночной воздух, насыщенный запахом моря. Вскоре нам в глаза бросились раскиданные тут и там темные пятна – черепахи. Их панцирь в диаметре превышал метр, весили они сто двадцать килограммов. Гигантские рептилии выглядели неподвижными, словно уснули на песке. В периодически появлявшемся тусклом свете, будто отблеск небесного маяка, они напоминали слегка устрашающие доисторические чудовища. Остановившись в изумлении, мы довольно долго рассматривали их, пытаясь прийти в себя. Ни за что на свете мы бы не потревожили их покой. В тихой, почти религиозной тишине, нарушаемой лишь едва слышным плеском волн, они готовились совершить самое прекрасное действие на Земле. Их медлительность и спокойствие передались нам: мы стояли в оцепенении, любуясь редким моментом, а сердце замирало в груди.
Несколько минут прошли в полной тишине, затем мы направились к сидевшей неподалеку группе людей. Это были члены природоохранной организации, специально приехавшие сюда. Они оберегали черепах и следили за яйцами, ожидая, пока черепашата вылупятся, ведь мамы оставляли их на песке в полном одиночестве. Природозащитники следили за популяцией, ежегодно пополняя статистику появившихся на свет детенышей. Долгие века на черепах вели охоту, однако, когда встала угроза исчезновения вида, государство наконец озаботилось принятием мер и запретило торговлю изделиями из черепахового панциря и черепашьим мясом. Тогда взялись за дело браконьеры, истреблявшие несчастных рептилий. Поэтому чиновники приняли решение в короткий период кладки яиц, продолжавшийся всего одну-две ночи в год, вести наблюдение за облюбованными черепахами пляжами.
Черепахи, приплывшие сюда откладывать яйца, вылупились здесь же, на этом берегу, более пятидесяти лет назад. За эти годы они преодолели десятки тысяч километров и вернулись дать новую жизнь туда же, где сами появились на свет полвека назад. Никто не знал, почему они так делают, ни один ученый не мог найти объяснение этому феномену. Так происходило. И это было невероятно трогательно.
Я не отводил глаз от безмолвных черепах, хранительниц древних тайн, носителей никому более не доступной мудрости. Почему они возвращаются сюда? Как запомнили это место? Как нашли дорогу и через моря и океаны вернулись сюда, на остров, где когда-то родились? В чем смысл этого действия? И еще много-много вопросов, на которые у меня не было ответа.
Больше трех часов мы провели в ожидании. А когда из яиц наконец выбрались черепашата, то, вытаращив глаза и смахивая слезы умиления, мы уставились на этих крох, которые направились к морю, уверенно преодолевая отделяющие их от воды несколько метров. Нам рассказали, что бо́льшая часть малюток погибнет в первые часы жизни в пасти разных хищных рыб, в том числе акул. У тех, кому удастся выплыть в открытое море и опуститься в его спасительные глубины, больше шансов выжить. По статистике, из всех черепах, вылупившихся за ночь, выживает лишь одна.
– Жизнь – это лотерея, – раздосадованно сказала Клаудия.
– Жизнь – бесконечное соревнование, – возразил ее муж. – Выживают лишь самые быстрые. Те, кто тащится в хвосте, бездельничает или позволяет себе расслабиться, умирают. Нужно всегда идти вперед.
От увиденного и услышанного я не мог прийти в себя от изумления. Поразительно: буквально в нескольких словах эти двое воплотили свое видение жизни. Словно в пазле этой пары появился последний недостающий кусочек, объяснивший все сцены, которые я наблюдал раньше. Теперь мне стало понятно, почему Клаудия согласилась играть навязанную мужем роль домохозяйки: она просто вытянула несчастливый билет. А проиграл, значит проиграл, и ничего тут не поделаешь. Жизнь все равно что казино или лотерея – глупо искать причину проигрыша. Все идет, как идет, бессмысленно что-то менять. Понял я и Ханса с его навязчивой идеей постоянно что-то делать и неумением расслабляться.
Интересно, что думают о жизни черепахи? А может, они ничего не думают, это и позволяет им жить в гармонии с самими собой.
Я смотрел на крошечных черепашат, спокойно ползущих к родной стихии, и гадал, кто из них выживет и вернется сюда через пятьдесят лет, когда в свою очередь сможет подарить новую жизнь.
10
Я без приключений вернулся на свой пляж и по привычке искупался перед сном, размышляя, как бы выглядел мой жизненный путь, будь я новорожденной черепахой. Будучи по природе нерешительным, я подумал, не обладает ли в данном контексте выражение «снедаемый сомнениями» дополнительным смыслом.
Спал я мало, а на следующее утро проснулся рано. Нужно было выполнить задание и собрать необходимую информацию, а затем как можно скорее ехать к целителю.
Найдя в путеводителе адрес ближайшего пятизвездочного отеля, я прыгнул в машину, а уже двадцать минут спустя неспешно проехал мимо входа в «Аманкилу», одну из самых красивых и уютных гостиниц мира. Я сглотнул слюну, въехал в парк на самой дешевой из всех дающихся напрокат машин и тут же понял, как нелепо она здесь смотрится, особенно после двухнедельных странствий по пыльным дорогам острова. Стараясь не шуметь, я медленно проехал по обсаженной роскошными цветами аллее, припарковался как можно дальше от входа и направился к отелю по симпатичной дорожке, вьющейся среди изумительного пейзажного парка. На обрамленной морскими раковинами лужайке сидели на коленях двое служащих. Вооружившись ножницами, они старательно стригли газон: в этом роскошном месте нельзя было пользоваться газонокосилкой, ведь она могла потревожить покой отдыхающих. Некоторое время я не мог прийти в себя от изумления, потом продолжил путь, пытаясь выглядеть естественно, словно всю жизнь останавливался только в таких отелях. Честно говоря, это было непросто. У меня перехватывало дыхание от красоты этого места. Моему взгляду открылись несколько обращенных к морю одноэтажных вилл, построенных в современном колониальном стиле из самых дорогих материалов, ценных пород дерева и камня различных оттенков кремового цвета. Перед домами поблескивали три расположенных террасами бассейна. Первый был наполнен до краев, так что вода постепенно перетекала во второй, расположенный чуть ниже, а оттуда в третий. Вдалеке открывался вид на море такого же головокружительно синего цвета, что и вода в бассейнах. Надо сказать, они так удачно вписывались в пейзаж, что казалось, море пришлось подкрасить, чтобы оно сочеталось с их великолепием. А вверху над всей этой красотой простиралась бескрайняя лазурь неба. Несколько кокосовых и других тропических деревьев подчеркивали красоту и совершенство этого места. Казалось, убери или добавь что-нибудь в пейзаж, и гармония тут же разрушится. Больше всего меня поразил абсолютный покой, я не видел в парке ни одного человека. Очевидно, отдыхающие предпочитали нежиться вдали от глаз посторонних, у частных бассейнов, которые располагались в небольших элегантных садиках, примыкающих к апартаментам. Лишь изредка кое-где мелькали служащие, чьи форменные одежды из сурового полотна практически сливались со стенами зданий. Они незаметно проскальзывали и исчезали, словно призраки, за колоннами раскиданных по парку корпусов. Я продолжил путь, чувствуя себя все более неловко. Меня встретил элегантный человек в знакомой мне ливрее, невероятно любезный и улыбчивый.
