— Нет.
Это её пугает, но я не этого добивался.
— Теперь тебе нужно уйти, — говорю я ей.
— Нет, не нужно.
Я поворачиваюсь и вижу Уэллса с направленным мне в голову большим Дезерт Иглом .50. Он одаривает меня взглядом Клинта Иствуда. Он до смерти напуган, но достаточно дисциплинирован, чтобы это не имело значения. Если я ему позволю, он убьёт меня без колебаний и сожалений.
— Раз она шпионка пикси, то может заживо гнить в тюрьме и рядом с тобой в аду, когда умрёт. Ты убивал моих людей, а она просто стояла. Идите оба вы на хуй, — говорит он.
Я бегу к нему с гладиусом на уровне горла, но Аэлита уже движется в его сторону, а она ближе. Она так же быстра, как и я, так что в то время, как для остальных она представляет собой размытое пятно, для меня она выглядит обычной женщиной, идущей к мужчине и вырывающей из его руки пистолет. Она держит пистолет стволом вверх, показывая, что не собирается стрелять. Я останавливаюсь, но не опускаю гладиус.
В реальном времени, человеческом времени, маршал Уэллс смотрит на свою пустую руку и вздрагивает. Он оборачивается в поисках своего оружия.
Аэлита демонстрирует ему, что оно у неё. Он не говорит ни слова. Его взгляд столь же озадачен, сколь и уязвлён.
— Мы закончили здесь, — говорит она ему.
— Что? — кричит Уэллс.
Она отбрасывает пистолет в сторону и указывает на меня.
— Он может являть гладиус. Как такое возможно? Ответ: невозможно. Но вот он здесь, и меч здесь. Это божественный знак.
— Мы не можем позволить ему уйти. Ты сказала, что с исчезновением остальных, остановить его становится самым важным.
Аэлита улыбается. Она подходит к Уэллсу, кладёт руку ему на щёку.
— Всё изменилось. Взгляни на него. От него нет пользы. Он не переживёт то, что грядёт. Очень скоро он вернётся в ад, где ему и место. Другие бесконтрольные ангелы были опасны, и с ними разбираются.
Я двигаюсь с ангельской скоростью и хватаю Уэллса. Держу гладиус перед его лицом.
— Что с другими ангелами? Что вы сделали?
— Этот день давно приближался. Я знаю, что маршал всё это объяснял тебе. Я слышала, как он рассказывал тебе историю. Ту, про Персию, о человеке с проблемами, который ушёл и бросил свою семью. Но его тень осталась и стала главой семьи и позаботилась о них. Я гляжу на тебя, Мерзость с гладиусом, и знаю наверняка, что наш Отец действительно оставил нас. Но я та тень на стене. Я стану Отцом и никогда не брошу свою семью. Отец с проблемами сбился с пути, и с ним надо разобраться: милосердно, с любовью, но разобраться.
— Где Кински и Люцифер?
— Насколько мне известно, были живы, но довольно скоро оба умрут. Один, возможно, уже и мёртв. Кто знает? От моей руки погибнет только один.
Я ближе прижимаю гладиус к горлу Уэллса. Пламя опаляет волосы сбоку у него на голове. Он инстинктивно пытается отодвинуться, но я ему не даю.
— Кого ты собираешься убить?
— Иди в комнату своего хозяина, и сам посмотри.
Я швыряю Уэллса через парковку и нападаю на Аэлиту. Она являет свой меч, легко делает им мах и встречает мой клинок. Удар отбрасывает меня обратно на багажник «Бумера», где я оставляю вмятину размером со Старка. Я скатываюсь на землю со звёздочками перед глазами.
— То, что у тебя есть гладиус, ещё не делает тебя настоящим ангелом. Это лишь подтверждает, что ты уродец.
Аэлита помогает Уэллсу подняться. Он выглядит так, будто всё ещё хочет всадить пулю мне в голову, но для этого ему нужно стоять без поддержки, а остаток ночи он практически ни на что не будет способен.
— Старк, я знаю, что ты не поверишь мне, когда я скажу тебе спасибо, но я говорю это искренне. Пелена спала с моих глаз. Ты открыл Дорогу Славы и показал мне, что пришло время действовать. Я всегда буду благодарна тебе за это. Будь благословен.
Она ведёт Уэллса обратно к головному фургону и помогает ему забраться на пассажирское сиденье. Он хромает и прижимает одну руку к груди. Я хватаюсь за бампер «Бумера» и поднимаюсь на ноги. Мой гладиус исчез, так что я вытаскиваю Смит и Вессон. Он пуст, но всё равно выглядит устрашающе.
— Я не собираюсь позволить тебе уйти и убить ангела.
Аэлита улыбается мне. Именно такую благодетельную улыбку вы жаждете от Божьего избранника.
— Я закончила с этим миром, тобой и падшими ангелами, которые барахтаются вместе с тобой в грязи человечества. Грешите, уничтожайте и развращайте этот мир, сколько душе угодно. Я призвана для чего-то более прекрасного, чем ты можешь себе представить. Я стану Отцом и позабочусь о своей семье. Но перед этим я отправляюсь домой убить Бога.
Аэлита закрывает дверь Уэллса, обходит машину, садится за руль, заводит двигатель и уезжает.
Я вытаскиваю Аки из «БМВ» и толкаю его впереди себя в вестибюль. Он хромает и скулит, и я всерьёз подумываю нанести ему ещё парочку ран, но вестибюль «Шато» заставляет его заткнуться.
Это место представляет собой мясной рынок. Улицы выглядели плохо, но видеть в замкнутом пространстве останки должно быть от двадцати до тридцати человек, это шокирующее зрелище даже по меркам того, что я наблюдал в Даунтауне. Картина становится совсем весёлой, учитывая, что отдельные группы зетов всё ещё трудятся над человеческими объедками. Они замечают, как входим мы с Аки, бросают бёдра, печени и мозги, которыми закусывали, и направляются к нам. Я посылаю с помощью Друджа приказ «Сидеть, Стоять», и они возвращаются к поеданию гостей отеля.
Я замечаю у стойки регистрации металлическую трость, и протягиваю её Аки.
— Пользуйся ей и веди себя тихо.
Прежде, чем мы поднимаемся в комнату Люцифера, я нахожу кладовку уборщика в нише в дальнем конце вестибюля. Я набиваю мусорный мешок клейкой лентой, четырёхлитровой бутылью жидкого мыла и всеми лампочками, какие нахожу. Я выталкиваю Аки из кладовки и направляюсь к лифтам.
Я говорю: «кис-кис, сюда», и Бродячие движутся к нам, но на этот раз под моим контролем. Я толкаю Аки к задней стенке лифта, загоняю Бродячих внутрь и втискиваюсь последним. Нажимаю кнопку этажа Люцифера и оглядываюсь через плечо на Аки. Он так сильно зажмурил глаза, что я удивляюсь, как они не лопаются.
Мы выходим на третьем этаже. Я оставляю зетов в коридоре и провожу Аки через дедушкины часы в комнату Люцифера. Даже несмотря на сильную боль, Аки впечатлён. Может он и Саб Роза, но до этого видел лишь провинциальное худу.
— Это потрясающе, — говорит он, ковыляя по кругу, осматривая комнату Люцифера.
Я указываю на крепкое деревянное кресло с подлокотниками.
— Сядь.
Аки медленно подходит и садится.
— Тебе не нужно этого делать. Я точно не собираюсь сбегать. Что, если те твари проберутся сюда?
