А здесь, в этом мире, всё мягкое, белое, как рыбье брюхо, «нормальные» люди с желе вместо хребтов, и даже без главной почести арены, убей-или-будь-убитым. Небо Лос-Анджелеса не становится коричневым от смога. Метрические тонны дерьма вываливаются изо ртов людей всякий раз, как они открывают их, чтобы что-то сказать. Знаете старую шутку: — Как узнать, что адвокат лжёт? — Он шевелит губами. Здесь, наверху, каждый — Перри Мейсон.
Мало-помалу я готовился к этому моменту, когда больше не мог лгать самому себе.
Я модернизировал своё оружие. Легко.
До того, как сегодня днём мне надрали задницу лакающие крепкое пиво сопляки, моя новая рабочая политика заключалась в том, чтобы пригибаться, когда вижу приближающиеся ко мне пули, ножи и/или палки.
Я всё больше возвращаюсь к худу и чародейству, и всё меньше полагаюсь на мускулы. Это не так забавно, но до сих пор эта перемена помогала мне удерживать свои внутренние органы внутри, где они более уместны и не привлекают мух.
Горячий душ позволяет смыть с себя Элеонору и Зигги Стардаста. С помощью старого полотенца для рук я соскребаю с себя столько обожжённой кожи, сколько получается.
Я даже бреюсь. Это хорошее бездумное занятие, и я уверен, что босс оценит, что я выгляжу так, словно живу в домашнем тепле, когда отправлюсь в его отель.
Не стоило возвращать Уэллсу тот бронежилет после перестрелки в Авиле. В следующий раз, как буду в кукольном домике Стражи, нужно будет стащить какой-нибудь.
Конечно, чтобы носить броню на улице, мне понадобится новая куртка. Но не сейчас. Не в данную секунду.
Я возвращаюсь в спальню с обёрнутым вокруг талии полотенцем, оставляя одежду на полу ванной. Прах мёртвой девушки просеиваю на плитку. За исключением ботинок, сомневаюсь, что когда-нибудь снова надену эту одежду.
В спальне несёт сигаретами, виски и тамале. Я открываю окно.
Касабян снова работает за компьютером.
— Осторожно, из-за тебя Лос-Анджелес будет странно пахнуть.
Возвращаясь в кровать, я испытываю головокружение. Внезапно наваливается усталость. Я сгребаю оружие на край матраса, ложусь и наливаю немного «Джека».
— Сделай одолжение, смотри это в наушниках. Мне нужно прилечь на часок.
— Без проблем.
Касабян берёт наушники, втыкает их, и звук фильма обрывается. Он берёт ещё пива из мини-холодильника и откупоривает крышку.
— Прежде чем отключишься, ты слышал что-нибудь о Мейсоне?
С тех пор, как Касабян стал люциферовым каналом связи с адом, он научился подслушивать и «случайно» натыкаться на информацию, которой не должен обладать. Он личный призрак Люцифера, так что на самом деле его нет в Даунтауне. Даже демоны могут говорить правду, когда думают, что никто не слышит.
Он отвечает: «Не много. Он по уши увяз в делах с некоторыми старыми генералами босса. Изначальная компания Люцифера. Абаддон. Бафомет. Маммон. Они пытаются завербовать младших офицеров для полноценной революции. Но от самого Мейсона я ничего не слышал. Его неплохо изолировали. Он амбициозен, поэтому его держат от греха подальше.
— Это правда?
Касабян ставит пиво и смотрит на меня.
— Я не стану лгать тебе насчёт Мейсона. Я хочу, чтобы он сдох.
— Порядок.
— Поспи. Ты должен хорошо выглядеть для котильона
[80].
— Медленный танец я оставлю тебе.
— Просто держи руки подальше от моей задницы.
— Какой задницы?
У меня есть этот виноватый сон. Включается и выключается на протяжении шести месяцев, с тех самых пор, как я бросил прах Элис в океан.
Мы в квартире, курим и разговариваем. По ящику идёт «Третий человек»
[81], но звук выключен. Отчаявшийся Гарри Лайм бежит по канализации под Веной. Что я ненавижу в этом сне, так это то, что не могу сказать точно, помню ли я то, что было на самом деле, или что-то придумываю. Исповедь или оправдание перед живущим у меня в голове призраком.
— Сегодня на улице я сорвался на одном нарике. Он просто врезался в меня. От него несло мочой, и мне хотелось придушить его, что я почти и сделал.
— Твой отец выбивал из тебя дерьмо. Подобные мысли появляются у всех, подвергавшихся насилию.
Элис довольно великодушна, когда я становлюсь таким. Она практически во всех возможных отношениях лучший человек, чем я. Не знаю, смог бы я быть с кем-то, чьи основные темы для разговоров — это фильмы, и кого мне хотелось сегодня прибить.
«Тебе нужно держаться подальше от Мейсона и остальных. Они тебе не подходят», –говорит она.
— Да, ты права. Но я уже забил на мир Саб Роза. Если ещё выйду из Круга, то кто я? Должен притворяться, что не обладаю силой? Так я провёл всё детство. Прячась, чтобы люди не узнали, что я то, что мой дед называл «странным случаем».
— Ты не странный случай.
— И кто же я?
— Ты мой странный случай.
— Скажу тебе по секрету. Мейсон тоже странный случай, но ему плевать. Я чертовски восхищаюсь им за это.
Элис закатывает глаза, словно она звезда немого кино.
— Надень платье, королева драмы. Восхищаться чем-либо в нём — это просто пи..ец.
— Это определённо пи..ец. Но это правда. Он безжалостен. Он природная сила. И он всегда будет чуть лучше меня. Видела бы ты его коллекцию старинных книг. Половина из них на латыни и греческом. Он знает такую магию, о которой я даже никогда не слышал.
— Я полагала, тебе не нужны все эти книги и предметы, которыми он пользуется. Ты можешь вытягивать магию из воздуха.
— Возможно. Возможно, этого недостаточно.
— Судя по тому, что я видела и слышала, он завидует тому, что умеешь делать ты, что в свою очередь означает, что ты отлично справляешься.
— Он утверждает, что может вызвать ангела.
— А зачем ему это понадобилось?
— Чтобы обрести тайное знание. Узнать, как Вселенная управляется за кулисами. И доказать, что он может. Он уверяет, что разговаривал и с демонами.
— Ну, это просто чушь собачья.
— Наверное.
— Так вот откуда всё идёт? Зависть из-за демона и ангела?
— Ничего не могу с этим поделать. Полная хрень утверждать нечто подобное. А если он может это делать, то я не знаю. Он станет моим героем, и мне придётся повесить дома над кроватью его постер, как с Брюсом Ли.
— Надеюсь, тебе нравится этот диван, потому что ты уговариваешь себя спать сегодня ночью на нём.
