Ее практически невозможно было узнать, и все же Алекс узнал ее. Загнанная, измученная и истерзанная. Угловатое оголенное тело. Жидкие светлые волосы, стянутые в куцый хвостик. Дорожки от слез, размывавшие засохшую грязь у неё по щекам и кровь на губе. Но самым страшным были её глаза — огромные, неестественно расширенные от непередаваемого ужаса, который с ней творили. И низкий бархатный голос мужчины, который сейчас наблюдал за Алексом и в то же время существовал там, на записи:
— Как твое имя?
— Лиз... — Она прикусила губу, боясь расплакаться. — Элизабет.
— Молодец. А теперь скажи, сколько тебе лет.
— Шестнадцать.
— Хорошо. Теперь закрой глаза и открой.
Она, как кукла, подчинялась любому приказу.
— Теперь подними вверх правую руку.
Она сделала это, и Алекс, немея в обрушившейся на него преисподней, увидел красные линии на ее правом запястье. Андрей говорил, что подростком она резала себе вены — из-за него. Но одно дело об этом знать, и совсем другое — своими глазами увидеть то, что ты сделал ей. А теперь ее буквально насиловали на его же глазах. «Как ты выжила после этого, Лиз?» И в голове вдруг пронесся трогательный рисунок ее руки, который она в детстве прислала ему, и обвившая ее запястье такая же красная ниточка слов: «Я всегда буду с тобой».
— А теперь повернись на корточках налево. Теперь направо. Теперь спиной ко мне. А теперь...
Но это «теперь» он уже не увидел. Алекс просто закрыл глаза. Сердце сжалось в комок, пульс частил. Обрывалось дыхание. Но в целом, это был один непередаваемый словами кошмар, и этот кошмар никак не желал заканчиваться. Алекс, вроде нормальный парень, слышал на записи голос тоже вроде нормального с виду мужчины. Но этот мужчина говорил и творил запредельные вещи. В этот момент Ресль с пронзительной ясностью осознал: этот человек не имеет права, не должен жить.
— Понравилось?.. — донеслось до него, как сквозь сон.
Алекс не ответил. Он сидел и смотрел на свою левую руку. Она не слушалась и любое трение порванных сухожилий причиняло дикую боль. А вот правая... И если расшатать подлокотник... И если там, в деревяшке окажется длинный гвоздь...
— Понравилось? Я не слышу ответа, — нажал на него голос Никса. Чех медленно поднял голову. — Я спросил, теперь понятно, с кем ты имел дело?
С кем имел дело? С Элизабет, ясней ясного. Ресль кивнул, но подтверждал он совсем другое. Что он имеет дело с нелюдем, потерявшим права на жизнь. Что до Ли, то он сумеет с ним справиться, если ему хотя бы чуть-чуть повезет.
— Я рад, если видео тебя отрезвило. — Странно, что Никс сбавил тон. Резко стукнул пальцем по кнопке, останавливая запись, словно увиденное и его обессилело. Захлопнув крышку ноутбука, он развернулся к Алексу. — Поверь мне, — тихо начал Он, — она — уже никто. После того, что ты видел на записи, она — моральный урод. Ты сам актер и знаешь, что такое просто невозможно сыграть. И, как нормальный человек, ты не можешь не понимать, что подобные вещи не проходят бесследно для женщины. Она давно ничего не чувствует. У нее высохла та часть души, которая отвечает за то, чтобы чувствовать и любить. — Никс говорил так убедительно, что чуть было сам себе не поверил. — И она ничего не чувствует в постели. Скажи, а ты... ты с ней спал? — И стало видно, как Он побледнел.
— Нет.
— Почему?
— Она не захотела.
«Лиз, прости, но так сейчас будет лучше. И еще одна просьба к тебе: что угодно, только не вздумай сюда приходить! Или я в жизни тебе этого не прощу».
— Хорошо. Хорошо, предположим, что я тебе верю. — Обогнув стол, Никс отправил кисти в карманы и снова присел на стол, разглядывая чеха. И увиденное продолжало Ему не нравиться: у этого парня по-прежнему были абсолютно нечитаемые глаза. Возникла мысль, что у чеха то ли никак не пройдет шок, то ли он продолжает ломать комедию, то ли в нем действительно что-то сломалось. Но как бы там не было, пока сюда не явилась Элизабет, Ему надо добить этого Ресля, а еще попытаться заставить его открыть сейф, если тот знает код.
— И она — я о Элизабет — не стоит ни твоей медленной смерти, ни твоих будущих мук. Душевную боль еще можно вытерпеть. Но физическую вынести ты не сможешь. И я знаю, о чем говорю. Потому что даже я не смогу пройти через то, что я приготовил тебе... Впрочем, у меня родилось к тебе предложение. Я, возможно, сохраню тебе жизнь, но есть два условия. Условие первое: ты открываешь сейф, который стоит в этой комнате. Говорю тебе честно: я пытался его взломать, но это не электроника, а мы с Ли — не медвежатники. Сейф вытащить из комнаты очень сложно, но можно, и я это сделаю, если ты откажешься дать мне ключ от сейфа.
— А второе условие? — в этот момент Алекс впервые с интересом взглянул на него. И Он, наконец, улыбнулся.
Он всегда умел нащупать и использовать слабости человека. Для Элизабет это были ее мать и отец. Для Костаса Эстархиди — деньги, ощущение власти и Лидия. Для Лидии — благополучие и счастье дочери, пусть даже кажущиеся. Для Исаева — дочь, девочка, будущая женщина, которую тот не смог уберечь и поэтому потерял. Для Станкевича — незыблемая любовь к сыну. Для Ли — всепоглощающая страсть к Нему, Никсу. А вот этого Ресля сразу не получилось понять. До этого дня Он не знал его, не присматривался к нему и не изучал. А оказалось, что этот чех (ах, это его «люблю», эти лицо и манеры, показавшиеся Элизабет бесстрашием, и все эти драки-враки) — что этот чех всего лишь зацикленный на своих амбициях чистоплюй.
— А второе условие очень простое: ты заставишь войти в этот дом Элизабет.
Итак, условия были озвучены. Вот только Он и сам не заметил, что проговорился. И Алекс понял, наконец, что хочет этот Никс. Этому психу очень нужны Лиз и содержимое сейфа.
Ну, чисто гипотетически с одним вопрос Ресль мог бы ему помочь. Он знал код от сейфа. В свое время Исаев вбил ему этот код в голову. Да еще и предупредил, что ключ от сейфа может спасти ему жизнь. Но Андрей, при всем уважении к нему Алекса, мог делать все, что захочет. А он не собирался давать нелюдю код. Проще взять и сдохнуть. И это не упрямство из серии «назло бабушке отморожу уши». Это то, где во главу угла ставится уже принцип. Основа, формула, определяющая тебя.
— Я понял, — Алекс кивнул. — Но я не знаю кода.
— Уверен? — У Никса вдруг четче обозначились скулы. — А я думаю, знаешь. Кое-что в жизни Элизабет связано с тобой. Например, приглашение именно сюда, в Кршивоклат, и эта открытка. И — как там было? «Андрей, у тебя есть код от сейфа»? А Исаев твой друг и мог назвать тебе код. Не так ли?
«Так ли, так ли. Но — перебьешься».
— Скажи мне, пожалуйста, — Алекс повозился на стуле, стараясь снизить давление на левую руку, — ты когда-нибудь встречался с Исаевым? Ты с ним хотя бы раз, хоть когда-нибудь разговаривал? Только не пару минут, а, ну, скажем, час?
Вопрос на засыпку, хотя Алекс играл сейчас интуитивно, вслепую. Исаев рассказал ему про встречу с Никасом Мило в двух словах и то лишь исходя лишь из того, что должен был объяснить, откуда у него дневник Лизы. Но связать Никаса Мило и этого социопата... Для этого, по меньшей мере, надо было быть Нострадамусом.
