«Твою-то мать!» — Исаев просто скривился. Собираясь как можно быстрее отодрать девицу от Ресля, он успел сделать к ней пару шагов, когда Алекс наклонился к фанатке и прошептал ей что-то на ухо. Секунда, другая — и девица, успевшая к тому моменту обхватить Алекса за талию, залилась краской до бровей; как оловянный солдатик, сложила руки по швам, и, отскочив от чеха, молниеносно скрылась в недрах вестибюля. Не меняя выражения лица, Алекс опустил на нос очки и пошел к залу ожидания, где и устроился в одном из пластиковых кресел, пристроив на другое рюкзак.
— Что ты ей такого сказал? — догнав его, вполголоса поинтересовался Андрей, опуская на свободное кресло сумку.
Чех пожал плечами, после чего вытащил из рюкзака прихваченный на стойке журнал, открыл его и углубился в чтение.
— Нет, ну мне правда интересно, — Исаев опустился на сидение через кресло от Алекса и вытянл ноги.
— Ты ругаться будешь, — Алекс перевернул страницу.
— И все-таки?
— Предложил купить ей хороший дезодорант, — скороговоркой произнес чех, не отрываясь от заинтересовавшей его статьи.
Андрей усмехнулся, покачал головой и скрестил на груди руки. Кое в чем старый добрый Алекс никогда не менялся. Но поскольку развивать эту тему не имело ни малейшего смысла, Исаев занялся тем, что принялся наблюдать за подходящими к стойке пассажирами. Люди были, в основном, заспаны, или совершали набеги на магазинчики «Duty Free», или же разговаривали по телефону. Парень с рыжими волосами пристроился подремать в кресло напротив. В кафе заверещал чей-то ребенок. Пахло кофе, озоном, кожей и пластиком. От прошедшей мимо светлоглазой девушки остался легкий шлейф приятных цветочных духов, и Исаев бросил ей вслед взгляд. Чех молча перевернул журнальную страницу.
Наконец, объявили посадку на самолет. Согласно посадочному талону Алекс занял место в третьем ряду, Исаев — место через два ряда. Загорелась надпись: «Пристегните ремни».
— Уважаемые пассажиры, мы приветствуем вас на борту нашего самолета. Наш полет будет проходить на высоте... метров...
Ресль повозился, поуютней устраиваясь в кресле, и закрыл глаза.
«За мелкой сеткой золотистых штор гулял луч солнца. На карнизе, за окном номера в Пушкине убаюкивающе забормотали голуби. На его плече спала девушка. У девушки были длинные каштановые волосы, а у них — едва ощутимый милый запах ванили.
— Элисон?
— Мм?
— Алиса?
Молчание. Устав просто смотреть на нее, он потянул ее на себя. Невесомое тело, трепет черных ресниц, выцветших на концах. Чуть расставленные в сторону локти, когда она устраивалась на его груди. Улыбка, обнажившая полоску ровных влажных зубов. Ее согретая солнцем макушка...
— Элисон, просыпайся.
— Не хочу, — и она снова уткнулась ему носом в шею.
— А если так? — он шепнул ей на ухо что-то забавное и непристойное.
Ее тихий смех, рассыпающийся, как серебряные шарики.
Элисон, Лиза, Алиса... Изогнувшись назад, она двигалась, держась за его ладони. Стон любви. «Мне всегда с тобой хорошо...»
Лиза в красном, Лиза в белом. Лиз в голубой и забавной, доходящей ей только до бедер, футболке. Всегда прохладные аккуратные тонкие пальцы, и взгляд, который мог за одну секунду перевернуть ему душу.
«Если бы ты только знала, как мне тебя не хватает...»
— Уважаемые пассажиры, пристегните ремни. Наш самолет пошел на снижение.
Вздохнув, Алекс открыл глаза, поднял шторку и посмотрел в иллюминатор. На ряду позади него завозился Андрей, щелкая пряжками самолетных ремней. «Хорошо, что он поехал со мной...» «Боинг» лег на крыло и пошел к полоске земли, выпуская над Эдинбургом закрылки.
***
Домбровский начал искать своего референта не в девять утра, а уже в полдевятого. Он еще вчера предупредил Одинцова, что хочет до начала рабочего дня устроить с ним камерное совещание. Разобраться, что у него на неделе из неотложных дел, плюс понять, сможет ли он, если что, на день, другой отправиться в Прагу.
Просто ситуация с Терентьевой и ее романами выглядела несколько странно. Как-то уж очень закономерно, что ли. Сначала с девушкой крутил один, правда, теперь уже бывший сотрудник Интерпола — Исаев. Затем рядом с ней появился другой, но действующий сотрудник — Никас. При этом на горизонте маячил чех, который чуть не убил его дочь, но дружил с Андреем. И эта закономерность, складывающаяся вокруг Терентьевой, не давала покоя Домбровскому. Нюх говорил, что что-то не так. Ускользала какая-то важная, но пока непонятная деталь. И это кусало в голову.
При всем при том Исаев вчера, практически на ночь глядя, прислал Домбровскому сообщение, из которого следовало, что Андрей вынужден на день, полтора оторваться от поисков Лизы по причине каких-то (опять «каких-то!») личных дел. Но с учетом того, что у Андрея на носу была свадьба, то, в общем, было понятно, каких. Может, поехал ресторан выбирать или вообще решил смотаться в Европу, чтобы выбрать невесте подарок.
И вот здесь надо кое-что объяснить. Домбровский не знал, что Исаев обвел его вокруг пальца. Не было у Андрея никаких личных дел. Причина обмануть бывшего шефа была простой и ясной. Розыск Лизы начал приобретать загадочный и опасный характер. А Домбровский — это ровесник Фадеева, то есть, пожилой человек. И хотя у Домбровского звание, опыт, инстинкты охотника, но одно дело сидеть в кабинете и вести за Терентьевой наблюдение. И совсем другое — бегать по улицам, постоянно мотаться на самолетах туда-сюда и не спать целыми сутками. И если в тридцать ты еще можешь все это проделывать, то в шестьдесят недосыпы быстрее пули уложат тебя на лопатки. Это раз.
Два. Отправься Домбровский с ними в Комри даже как частное лицо, он все равно будет обязан сверять каждый свой шаг с руководством местного НЦБ. А значит, любые противоправные действия (например, проникновение в дом Лизы в Комри со взломом, что Исаев не исключал) были заранее обречены на провал.
Ну и три. Всю дорогу до Комри, забив на работу, заниматься сглаживанием углов в отношениях отца Лизы и Алекса — это устроить себе еще тот головняк.
Отсюда и возникло это вранье: «Максим Валентинович, к сожалению, я вынужден на день, полтора отключиться от поисков Лизы. PS. Простите, личные дела».
«Исаев, ты бы лучше мне рассказал, когда все это закончится». — Повертев телефон в руках, Домбровский положил его в нагрудный карман и отправился в кабинет Одинцова. На часах было уже 08:35, и раньше Олег не опаздывал. Толкнув дверь помещения, которое занимал его референт, Максим Валентинович включил свет, посмотрел на работающий стационарный компьютер (но это нормально: Одинцов мог и ночью по удаленному доступу заниматься делами из дома). Взглянул на стоявшую на столе пустую чисто-вымытую чашку и на пустовавшую вешалку. Две пары «плечиков» — ни верхней одежды, ни пиджака. В комнате вообще царил какой-то неживой дух. Но дУхи дУхами, а Олега по-прежнему не было.
