— Прости, просто у меня сейчас мало времени, — он как-то судорожно и глухо вздохнул. То ли действительно куда-то спешил, то ли, вообще, злился. — Давай мы попозже поговорим?
— Когда? — Леа закусила губу.
— Не знаю. Но давай я сам тебе наберу, как только освобожусь? — помолчав, предложил он.
Мир человека (кстати, довольно логичный) — это еще и очень своеобразная вещь. Общаясь с людьми, мы обещаем себе на их счет одно, но если не видим отдачи, то можем сделать и по-другому. Казалось бы, Леа смириться и подождать, когда он сам ей перезвонит, но на ее глазах навернулись слезы. Внезапно резко взыграли эмоции. Нет, в самом-то деле, ты сидишь тут одна, ты по нему дико соскучилась, тебя жрет эта ревность, ты на него обижена, потому что всегда подстраивалась под него (и, кстати сказать, только с ним ты и прогибалась), а он всего лишь по-светски обещает тебе, что он тебе наберет, когда освободится.
Sacre dieu , освободится от чего? От общения с другой женщиной?!
А в том, что у него с его внешностью и своеобразной харизмой было в жизни до черта баб, Леа даже не сомневалась.
— Перезвони, — в конце концов недовольно согласилась она.
— Ну пока, — он нажал на отбой.
Леа отвела от уха исходящую гудками трубку
В этот момент она приняла окончательное решение. Она даст ему ровно пять минут на то, чтобы он одумался и сам ей перезвонил. На шестой минуте (все это время она так и просидела на кровати, запальчиво скрестив на груди руки), Леа злобно сверкнула глазами, подняла с подушки в сердцах брошенный туда телефон и, предварительно отправив в отдел кадров запрос на отпуск, заказала себе билет на Москву.
«Нет, в гостиницу я к тебе не припрусь — не комильфо, bien aimé . Я, возможно, похожа на мать, но не так воспитана. Так что хватит с тебя и еще одного моего звонка по прилету в Москву. И посмотрим, КАК ты встретишь меня в этом, как его там... «Домодедово»!
***
Сознание возвращалось к нему очень медленно
Сознание возвращалось к нему очень медленно. Правда, сначала Олег ощутил жжение в правой руке. При этом болело и ныло все тело, точно его избили. «Ах да, удар «фантомом», — вяло дернулось в памяти. Затем, как через вату, Олег услышал негромко переговаривающиеся мужские голоса. Он попытался вслушаться в их быструю речь — бесполезно.
«Меня чем-то накачали», — проплыло в подсознании. Внезапно голоса смолкли, затем раздался звук шагов. Шаги, чеканя и приближаясь, гулко шли по бетону. «Кто-то идет ко мне...» Затем чьи-то пальцы впились в веки его правого глаза, раздвигая их шире. Яркий свет ослепил зрачок до мучительного, и Одинцов простонал, мотнул головой, пытаясь стряхнуть эту руку.
— Сейчас придешь в себя, — пообещал с легким акцентом голос на русском и в предплечье левой («Как холодно...») повыше вены впилась игла.
Олег машинально дернулся.
— Что... это? — Язык ворочался с трудом.
Тот, кто колол его, промолчал, нагнетая и без того ненужное напряжение. Одинцов зажмурился, затем приоткрыл глаза. Моргнул пару раз, и зрение начало фокусироваться. Очень хотелось пить. Он сглотнул и наконец почувствовал боль от впившейся в тело проволоки. Кто-то раздел его до брюк, усадил на провалившийся стул и привязал к нему.
Но зрачки уже сами собой выхватывали щербатый бетонный пол, голую стену, стоявшие у дальней стены деревянные ящики, чуть расставленные ноги стоявшего перед ним и ботинки все того же боевика, на которых почему-то красовались хирургические чехлы — из тех целлофановых, синих, что надевают в больницах. Олегу внезапно стало смешно. И хотя было ясно, что это, скорей, чисто-нервное, чем то, что вызывает подлинный смех, он поинтересовался:
— Я что, в поликлинике? — Впрочем, так себе шутка.
К тому же в этот момент Одинцов разглядел неопрятную кучу одежды, валявшуюся чуть в стороне. Его рубашка, галстук, пиджак. Рядом лежали его очки и его (он узнал их по корочке) документы.
— То есть мне будут морду бить? — Олег вздохнул. Не то чтобы собственный фейс было жалко, но все-таки...
— Хуже, мой дорогой, — отозвался в тон ему странно-знакомый голос. Говоривший стоял у него за спиной. — Я боюсь, что ты заблюешь пол, если мы с тобой быстро не договоримся.
И вот тогда Одинцов вздрогнул. И дело было даже не в голосе (Олег и так знал, что рано или поздно все равно увидит своего собеседника). Просто память с учетом чехлов на обуви подбросила нечто похуже мордобоя.
Два года назад вернувшийся из Афганистана приятель, который отвечал в Кабуле за связь с частью пуштунской диаспоры, рассказал ему об одной новой пытке, прижившейся на Востоке. Под ногти допрашиваемому загоняли стальные иглы, а к ним подводили ток. При разряде боль была настолько мучительной, что допрашиваемый начинал биться в агонии и выворачивал на пол содержимое своего желудка.
— Так что предлагаю в быстром темпе побеседовать по душам, что избавит тебя от ненужных страданий. — Тот, кто разговаривал с ним, начал неторопливо обходить его справа. Слева подтянулись еще один боевик, почему-то с коротким кривым ножом. — Но для начала... узнал меня? — Серая брючина собеседника поехала вверх, когда говоривший поддернул ее, присаживаясь на корточки, и их с Олегом глаза наконец встретились.
Есть ситуации, когда ты знаешь: ЭТО произойдет, но все равно не веришь. Человеческий мозг отвергает подобные вещи, как невозможность, как бесконечность Вселенной, не в силах вместить в себя самое страшное: страдания, смерть, пытки, предательство. Ровно то же происходило сейчас. На лбу Одинцова выступил пот. Не замечая, как глубоко врезается в кисти рук проволока, Олег наклонился вперед, вглядываясь в черные, как уголь зрачки, и выдохнул:
— Никас... Мило?
— Приятно увидеть знакомого, правда? — грек усмехнулся. Но Олег уже отошел от первого шока и почувствовал злость.
«Оказывается, меня брали свои».
Впрочем, мыслей о том, что нападение на него было ошибочным, или ошибочно срежиссированным, или являлось частью какой-то неведомой ему операции, у Олега тоже не возникало. Методы нападения указывали на то, что кто-то навел о его распорядке дня справки, хорошо подготовился, и присутствие грека здесь неслучайно.
— Я бы так не сказал, — вслух огрызнулся Олег. — А воды нет? Пить хочется.
— Да? А почему? Я, разумеется, не про воду, — отвечая ему, грек кивнул, но смотрел в сторону, а не него. Одинцов скользнул глазами по прямой его взгляда, и увидел «фирмача», который ударом в висок уложил его на стоянке.
«Интересно, а ты кто такой? Тоже служащий Интерпола?» — промелькнуло в его голове. Между тем «фирмач» покопался в пакете, достал пластиковую бутылку и перебросил ее Нико. Отвернув пробку с бутылки, грек поднес горлышко к губам Одинцова.
