— А очень просто. Общая линия поведения, методы давления и его поступки.
— Поступки? — Олег выжидающе уставился на него. — В смысле?
Исаев вздохнул.
— Ты в курсе насчет его последней выходки с СИЗО «Панкрац»?
— Ну, типа того, — Одинцов отвел глаза. — Паспорт на имя Никитина я же тебе делал.
— Вот то-то и оно. Ладно, давай. — Исаев похлопал его по плечу. — Пошел я к твоему шефу, а ты кури, но, главное, помни, что работа в полиции, может, и не такая стильная, как выращивание апельсинов, но не менее нужная.
— Просто это такая работа, но она не всем подойдет? — внезапно выстрелил Одинцов. И под маской референта-отличника показался парень, который так же, как Андрей, служил когда-то под Тулой, любил девушек, заботился об отце, но в отличие от Андрея, по зову сердца пришел в МВД. И в отличие от Исаева знал, что такое работа с иностранной резидентурой и что такое физически стирать человека.
Знал бы еще Андрей, к чему приведет их диалог, и он бы закончил его. Но Исаев провидцем не был.
— Да, это просто такая работа, — взявшись за ручку подъездной двери, он кивнул. — Только мне до сих пор кажется, что это она выбирает нас, а не мы ее.
— Почему?
— Почему? А я не знаю. Но, может быть, потому, что Богу, который на небесах, до сих пор нужны выбранные Им для чего-то солдаты...
— А вот и Андрюша! — обрадовался Фадеев, когда Исаев распахнул дверь переговорной.
— И судя по всему, Андрюша к нам прямиком с какого-то бала, — недобро прищурился Домбровский, разглядывая Исаевский стильный рюкзак и белую футболку с длинным рукавом, кстати сказать, довольно приличную. Тем временем Андрей заметил на столе перед Домбровским его же любимую черную папку.
— Слушай, Саш, — развернулся генерал-полковник к Фадееву, — а что, у тебя все сотрудники в таком виде на работу приходят?
— В таком, это в каком? — поинтересовался тот.
— В... — нелестный взгляд на чернильные джинсы и кроссовки Исаева, — тренировочно-вольном.
— Так они у меня не бумажки перебирают, а в народ ходят. А с народом в костюме как-то не очень поговоришь. Или нет?
— Значит, бумажки говоришь, — Домбровский побарабанил пальцами по столешнице. — На меня намекаешь?
— Да ладно тебе, — Фадеев махнул рукой, мол, не будем, и перевел взгляд на Андрея. — А ты чего стоишь, как засватанный? Или мне лично стул тебе предложить?
— Да нет, я сам, — ухмыльнулся Исаев и посмотрел на стол, где помимо лежащей папки стояли две пустых чашки. — Александр Иванович, а можно мне тоже попросить кофе у вашей секретарши?
— Ну попроси, — милостиво разрешил Фадеев. — Кто ж тебе запрещает?
— Ага, — колко включился Домбровский. — Ему никто ничего не запрещает, и чувствуется, от кого идет воспитание.
— Максим Валентинович, а вы еще кофе будете? — с наивным видом поинтересовался Андрей.
— Нет. Но спасибо, что ты ВООБЩЕ мне его предложил.
— Господибожемой, право слово, ну что вы, какое спасибо? Да за что? Честно, ну не за что. — Отыграв, Андрей обернулся к Фадееву: — Александр Иванович, а как вы насчет кофе?
Вообще-то, все это время Фадеев смотрел на Андрея искрящимися от смеха глазами, но в его зрачках уже ясно читалось: «Андрюх, ты бы угомонился?» Исаев тут же стер улыбку с лица. Фадеев кивнул, и Андрей отправился к секретарше. Прикрывая за собой дверь, он услышал ровный тон дяди Саши:
— Максим, ты бы не цеплялся к нему.
Обернувшись, Исаев увидел в щель, как Домбровский всплеснул руками:
— Сань, знаешь, что? Он у тебя тоже не сахарный.
— Ну он-то да, — Фадеев перекинул на затылок очки. — Но ты-то вроде постарше его? Или нет?
«Клево!»
Андрей с удовольствием прищелкнул пальцами, плотно закрыл дверь и отправился заказывать кофе. Когда он вернулся в переговорную вместе с девушкой, которая, весело болтая с ним, уверяла его, что ему очень пошел бы поднос, разговор между двумя бывшими сослуживцами по МВД уже шел в совершенно другом ключе. Домбровский расслабился, распустил узел галстука и теперь негромко рассказывал Фадееву какую-то историю из прошлых времен. Фадеев добродушно кивал и слушал.
Едва Андрей с чашкой эспрессо, прихваченной с подноса, опустился за стол, диалог двух годящихся ему в отцы людей моментально затих. Исаев безмятежно слопал печенье и вытер салфеткой рот:
— Мне с чего начинать?
— С главного, — обхватил ручки кресла Домбровский. — Ты нашел мою дочь?
— Нет.
— Но ты же говорил, что видел ее?
— Нет, я не так говорил.
— А как ты сказал?
— Я сказал, что я думаю, что я видел ее.
— Ну, ну. И в чем разница?
— В том, что она бывала в моем доме, а значит, я мог видеть ее.
— Кто бывал в твоем доме, Лиза? — Домбровский моргнул и спал с лица. — И что она у тебя, прости меня, делала?!
— Максим Валентинович, не торопись, — наблюдая за ними, усмехнулся Фадеев. Домбровский машинально отпил из чашки, потом откашлялся и вернул руки на край стола:
— Так, Исаев. Давай без этих твоих упражнений в словесности. Что ты имел в виду, когда сказал, что моя дочь могла у тебя бывать?
— Не у меня, а в моем доме, — снова поправил Андрей. — А если конкретно, то она попросила почтальона бросить мне в почтовый ящик письмо.
— И с чего ты решил, что это Лиза?
«А пожалуйста!» — и Андрей рассказал, как Лиза ловко всучила Ване письмо.
— Он ее опознает, если увидит, я в этом уверен, — добавил он. — У парня фотографическая память.
Максим Валентинович помолчал — и:
— Где это письмо?
— Сейчас покажу. — Исаев бросил мешать в чашке сахар и потянулся к рюкзаку. — Так, это конверт. — Андрей передал Домбровскому прозрачный файл, в который была упрятана упаковка письма. — Если хотите, можете отдать его на анализ в лабораторию. Но там, скорей всего, найдут отпечатков пальцев только троих людей: Лизы, мои и Вани. — Домбровский без лишних слов спрятал файл в черную папку. — А это письмо.
Максим Валентинович протянул руку. Словно боясь, что бумажный лист сгорит от его прикосновения, он потянул письмо к себе, но поймал взгляд Андрея и свободной кистью прикрыл лоб, как козырьком. Только после этого он углубился в послание дочери. Дойдя до строк, где Лиза просила его пока не искать ее, Домбровский жалобно сморщился. На фразе «не доверяй никому из своего настоящего окружения» Максим Валентинович вздрогнул. Когда его взгляд дошел до абзаца («Я очень люблю тебя, папа. Пожалуйста, береги себя»), он закрыл глаза. Положив письмо на стол, Домбровский свел их в кулак. Андрей попытался подняться и сходить за успокоительным, но Домбровский уже взял себя в руки.
