«Все как специально. Причем, все тот же Исаев волей-неволей подвел Ли к устранению Бизнесмена». Он чертыхнулся. Да, Он мог бы с легкостью опрокинуть Исаева навзничь, или даже просто сравнять с ним счет, если бы знал, где живет его женщина. Но даже это не решило бы все проблемы и не ответило бы Ему на вопрос: куда поехал Исаев, когда с такой легкостью ушел от Его людей у торгового центра? Впрочем, рядом с Исаевым долгое время была еще одна женщина.
Да, она теперь всего лишь часть его прошлого. Зато Он многое знал про нее. Чудотворец взял в руки смартфон, который в свое время успел привязать к ее сим-ке, и отщелкал все ее телефонные разговоры. Прокрутив последний аудиофайл, который значился в его списке, как «Исаев-Терентьева. Разговор № 2», Чудотворец лишний раз убедился, что судьба этой пустышки Исаеву почему-то не безразлична.
«Ладно, все это после, но при необходимости задействуем и эту русскую». А пока Чудотворца ждало кое-что позанимательней. И Он еще раз прослушал запись на автоответчике Никаса Мило:
«Здравствуй, Нико. Во вторник похороны бывшей жены господина Домбровского. Я прошу тебя приехать туда. Там может быть Лиза. Я знаю, что Домбровский кулуарно передал это дело Андрею Исаеву, но Исаев у нас уже не работает, и мы больше не можем рассчитывать на него. Я знаю Андрея. И я уверена в том, что он будет вести только свою игру и не согласится делиться с нами информацией или взаимодействовать с нами. Я боюсь, что ситуация с розысками Лизы может выйти из-под контроля, потому что, если эта девушка состоит или состояла в банде — ты понимаешь? — ее прощание с матерью может закончиться провокацией, устроенной членами группировки, или даже... — судорожный вдох, — физическим устранением ее отца. Поэтому я прошу тебя взять ситуацию под полный контроль. Под ПОЛНЫЙ КОНТРОЛЬ, ты понял, Нико? Вот то, что я хотела тебе сказать. Перезвони мне сразу, как освободишься. Мари-Энн Бошо. Восемь часов пятнадцать минут, GMT».
Чудотворец отложил телефон и машинально погладил его пальцами. Затем Он откинулся на спинку кресла и улыбнулся. «Итак, ты боишься за Домбровского, не правда ли, Мари-Энн? Хорошо, милая, я тебя понял. А вообще, вот так трясясь за своих близких людей, женщины и становятся предателями».
При этом пару часов назад в один из пансионов Кипра заселилась гречанка Анна Кристос Уитни. Надо ли говорить, что это была Лиза? Отблагодарив очередного в ее жизни портье очередной десяткой (тот помог занести в номер ее багаж и был настолько любезен, что предложил забронировать для нее место на пляже), Лиза рассеянно кивнула. Заперев за ним дверь, она опустилась на кровать. Минута, другая, и девушка, сидевшая в тишине и смотревшая в одну точку, вдруг совершенно по-детски с ногами забралась в угол постели, обхватила колени и, закрыв глаза, начала раскачиваться, как сомнамбула. Боль, накрывшая ее за секунду до этого, была ошеломительной — такой, что, кажется, нет причин, чтобы жить дальше. Вместо этого все, что ты хочешь — прекратить существовать.
Смерть матери выбила ее из колеи еще несколько дней назад. Но тогда Лиза спряталась от нее в элементарном отрицании очевидного. В этот момент ты себе говоришь: «Мамы нет, она просто уехала». Но теперь, когда были распутаны все узлы (отец защищен, она это знала; Радек свободен, а Исаев найдет способ, чтобы вытянуть Алекса из СИЗО), на нее разом обрушилось понимание: ее мамы нет. Она умерла.
Увы. Печальная правда заключается в том, что, когда мы теряем близких людей, часть нашей души отмирает. Нужны слезы, чтобы заставить ее возродиться. Но слез у Лиз не было. Вместо них была годами тренируемая Зверем заслонка: нельзя заплакать от боли. Но и человека нельзя перестать любить, когда он уходит, особенно если этот человек — твоя мать. И чтобы она ни делала, какой бы она ни была, она все равно лучше всех для тебя. И не в посмертном прощении дело.
Все дело в том, что она у тебя была. Это она брала тебя за руку. Это она накрывала тебя, маленького, одеялом. Это ее ты в детстве просил прогнать твоих первых монстров, которые пугали тебя по ночам, прячась под твоей кроваткой. И она прогоняла их, закутав тебя в теплый кокон рук. Это с ней вы читали твои первые сказки. Это с ней вы мирились и ссорились, потому что она не всегда понимала тебя, но она у тебя БЫЛА. А теперь ее нет нигде, и все, что осталось — это мучительное ощущение недосказанности. Вы не успели договорить, и она ушла, а ты не сказал ей главное. Вернуть ее хотя бы на миг, чтобы прижаться к ней и прошептать: «Я очень люблю тебя, мама». Но ничего из этого уже невозможно. Ее больше нет, она ушла. А ты без нее — сирота.
Следом за этим в голову Лизы пришла очень странная мысль: «Теперь никто не посмеет мне диктовать, что мне делать с собственной жизнью. Теперь я отвечаю только за себя и за своего отца». Позже это трансформируется в иное понимание: чтобы помнить о матери, тебе не нужны ее фотографии, не нужно вообще ничего. Ты ничего никогда не забудешь, со временем ты даже станешь ближе к ней, но ты больше не будешь прежним.
А пока, как это порой бывало у чеха, к Лизе пришла лихорадочная жажда движения. Толчком рук сбросив тело с кровати, она быстро зашагала по номеру. Она пойдет на похороны матери, это даже не обсуждается. Вопрос заключался в другом: где и когда будет прощание? Впрочем, зная методы Чудотворца, Лиза не сомневалась, что Тот уже оставил ей где-то послание. Она была Ему нужна, Он искал ее и с садистской настойчивостью пытался ей отомстить. И тогда самое простое для Него — что? Правильно, запустить во всемирную Сеть новость о том, где и когда будет похоронена ее мать.
«Ладно, сволочь, давай, расскажи мне то, что я очень хочу узнать!» С этими мыслями Лиза вернулась к дорожной сумке, распахнула ее и рывком выдернула из нее ноутбук. Через двадцать минут все было кончено. Поисковик на запрос выдал ей строку «Похороны Эстархиди». Новость привела ее на канал Mail.ru, где некий эксперт с ником «То Тирио» (по-гречески зверь) цинично ей сообщил, что «свое последнее и постоянное пристанище Л. Эстархиди найдет на кладбище «Эирини» в Салониках».
«Значит, все-таки «Эирини?» Отложив ноутбук, Лиза побарабанила пальцем по подбородку. Вообще-то, на «Эирини» находился семейный участок родителей Костаса. А она вообще-то считала, что папа перевезет тело мамы в Москву, где у них было место в Алтуфьевском. Но то ли отец решил не рисковать, то ли ему не позволили забрать тело мамы, то ли что-то еще, но теперь получалось, что ее мать будет похоронена в Греции. Не сказать, чтобы Лизу устраивал такой вариант, а с другой стороны: тебе-то кто запретит быть до конца с матерью? Оставалось надеяться, что ее маму не будут отпевать вместе с ее жалким отчимом.
Очень скоро Лиза поймет, что эта надежда несбыточна. Но, как ни странно, именно это даст ей сил похоронить свою мать, буквально.
***
«Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать. Ну же, Элизабет, где ты?»
Стоя на кладбище в некотором отдалении от могил Костаса и Лидии Чудотворец прищурился, жмурясь от слишком яркого солнца. Порывы ветра. С севера шла сизая туча, а значит, скоро будет дождь, и похороны не затянутся. Но это-то ладно, главное, чтобы сука пришла. На отпевании матери ее не было. Впрочем, зная ее, Он и сам проигнорировал эту часть в своем послании на Mail.ru. Просто церковь — это закрытое помещение, то есть по сути ловушка. И стоит перекрыть все выходы из здания, как ты окажешься в западне.
