— Это своего рода игра. Лиза однажды мне говорила, что, если бы у нее был свой дом, или сейф, или хранилище, она бы прятала там самое ценное. — Исаев замер. — Не понимаешь? — Андрей покачал головой. — Это же код. Код, где первые четыре цифры — это дата и месяц моего рождения, а вторая пара — месяц и дата моего первого католического причастия. Я ей об этом рассказывал, а она, видимо, это запомнила. И использовала. А решетка — это последний ключ, который отпирает обычный сейфовый замок.
«Твою мать...» Но если перевести на нормальный язык цепочку мыслей Исаева, которая уместилась в этой короткой фразе, то получалось примерно следующее.
«Молодец, Лиза. А вас, Макс Валентинович, разрешите при встрече лично поздравить с такой умной дочерью. Не знаю, в кого она у вас, вашу семью я не знал, но умудриться вот так воткнуть в код то, что знал только bro, и в чем поленился разобраться я, это даже не «пять», а твердое «десять». Остается только узнать, где находится то, что этот код открывает».
— Слушай, Алекс, а у тебя нет никаких соображений насчет того, где может быть такой сейф или хранилище?
— Андрей, откуда? Может, она что-то такое дома держала или это что-то у ее отца?
«Да нет, Домбровский тут ни при чем. Или при чем?» И тут Исаева как кольнуло. Код... Лиза... Алекс. Она многое знала о чехе.
— Так, bro, давай-ка быстро припоминай, ты бываешь в каких-то домах, местах, где есть или может быть сейф, который отпирается подобным образом?
— Мне эту информацию за какой период перебирать? — «оживился» чех. — Лет за четырнадцать? Если за четырнадцать, то давай, Андрей, устраивайся поудобнее. А еще лучше, сразу переезжай сюда на неделю, ко мне, и мы будем вместе списки выкладывать.
Исаев поморщился:
— Давай серьезно.
— А если серьезно, ты что, не помнишь, как я живу? Переезды, съемочный павильон, гримерка в театре и сплошные гостиницы. А в квартире у меня вообще что-то среднее между отелем, дурдомом и проходным двором. Туда одна только съемочная группа с ассистентками этими долбанными вечно таскается. Я там не то что сейф — документы давно не держу. Храню кое-что в банке, но там другая система защиты. Ну, и еще держу кое-что у Алисы, но у нее современный биометрический сейф, который открывается на два отпечатка пальцев, ее или мой... Так, подожди, а ты почему об этом спросил? — вот теперь и чех заинтересовался. Отложив записку на стол, он даже уселся так, чтобы лучше видеть лицо Андрея. — Это что, как-то относится к розыскам Лизы, или к тебе, или что?
— Я попозже тебе все объясню, окей?
— Ну давай, объясни все... попозже, — чех фыркнул.
— Я объясню тебе все... — Исаев взглянул на часы, — через двенадцать минут.
— А, валяй.
— Еще один личный вопрос к тебе. Мне просто интересно. Кто тогда Лизе альманах по Праге от тебя передал?
— Альманах? Какой альманах? А, ты про фотоальбом о Праге? Она что, в дневнике и об этом писала? — Казалось, Алекс, был удивлен. Потом вдруг улыбнулся и с чувством поскреб отросшую щетину на подбородке. — Не говорить бы, конечно, но — ладно. Это Миша. Лиза тогда заинтересовалась, как выглядит Прага. А я как раз был дома, сдавал экзамены в лицей. Ну я и решил купить ей в подарок альбом. Купил, попросил отца отвезти его в Москву и передать Мише. Ну, а Миша встретился с ней и отдал ей мой подарок.
— Вот вы тихие сволочи, — хмыкнул Исаев. — И главное, Мишка об этом молчал. Ладно, скажи хоть, ты на что этого будущего израильтянина взял?
— Честно? На две пары новых американских кроссовок. Мише все не давали покоя те, что он тогда пытался с меня снять. Ну я его и уговорил за две пары.
— Ну ты прямо бог! — восхитился Андрей. — Мне бы такое в голову не пришло.
— Пришло бы, если бы ты был таким же мелким, как я. Мелким всегда надо как-то выкручиваться. Вот я и поднапряг свой интеллект. Кстати, Миша до сих пор умиляется, вспоминая эти кроссовки.
Переглянувшись, оба откровенно захохотали. По какой-то непонятной причине Мишка, их любимый еврей, до сих пор предпочитал играть в жлоба, хотя на свой счет содержал приют для бездомных животных.
— Bro, а что Мишка тогда о Лизе сказал?
— Да так, ничего. Сказал, что она хорошая.
«Она-то хорошая, а вот ты!.. Ничего, скоро я тебе кое-что объясню».
— Тогда у меня есть еще вопрос, — вслух продолжил Андрей.
— Что, опять? — съязвив, чех активно взъерошил волосы на затылке. — Ну, ну, давай. Мне уже самому интересно, куда это все нас приведет.
«Куда это тебя приведет, я не знаю. А вот меня приведет к пониманию, почему дочь Домбровского тебя ищет. А она тебя ищет, она точно тебя не забыла, раз пытается всеми силами — чего стоит ее письмо отцу! — выдрать тебя из «Панкраца».
— Алекс, скажи, а когда ты с ней встретился здесь, в Москве, ты ей что-нибудь дарил?
Откровенно говоря, вопрос был задан навскидку. Да и основывался он исключительно на понимании, что утонченный чех никогда бы не пришел на первое свидание без цветов или какого-то другого милого сувенира. Но на Алекса этот вопрос произвел эффект кубиков льда, высыпанных ему на солнцепеке за шиворот.
Для начала чех дернулся, затем разом прекратил веселится:
— Андрей, ты у нас Нострадамус или это снова из ее дневника? Ты роешь, как... прости меня, но как крот в куче мусора!
«Ага. А ты, как крот, в эти кучи мусора прячешься».
— Алекс, театральный мой, повторяю тебе, у нас времени мало. Я не могу к тебе завтра снова с этим прийти.
В ответ — резкий подъем чеха со стула, руки в карманы, нервным широким шагом туда-сюда по помещению, и наконец, полный разворот к Исаеву:
— Ну ладно! Да, я привез ей из Праги крест! Простой, серебряный и отчасти похожий на мой, если хочешь. — Слова при четкой, тренированной дикции Алекса взрывались гранатами. — Я купил ей его в серебряной лавке, в Праге много таких. Она говорила, у нее день рожденья в апреле... Не помню, когда!
«На самом деле, через два дня, по словам ее же отца. Но ты же об этом забыл?..»
— ... Короче, я хотел поздравить ее с этой датой. На этом все?
— Нет. И как?
— Что «как»?
— Поздравил? — Исаев даже иронии не скрывал.
— Поздравил. Она была рада. Все, Андрей. — Чех вдруг как-то разом сник, медленно вернулся к столу. Но, видимо, что-то в нем, не найдя выхода, все-таки бушевало, раз Алекс вместо того, чтобы по идее обессиленно упасть на стул, внезапно взялся за его спинку, броском поставил тяжеленный стул между ног, оседлал его и положил руки на его спинку. После этого он уронил подбородок на руки и уставился на Исаева. — Андрей, честно, — миролюбиво попросил он, — я не хочу больше нырять в это и в этом копаться. По правде говоря, меня люди из Интерпола не так умотали, как ты сейчас. Давай заканчивать всю эту историю с Лизой, а?
