«Исключение» помолчало, потом, очень тихо:
— Ты издеваешься?
— Элисон, — чех тяжко вздохнул, — ты мне лучше скажи, мои родители в курсе, где я?
— Нет. Относительно тебя в СМИ пока тишина, а для своих ты в Швейцарии. Но я им звонила, и у них все хорошо.
«Хорошо» означало, что мать Алекса все еще в профильной клиники, а его отец по-прежнему с ней.
Чех помолчал.
— Спасибо.
— Не за что. — Секундная пауза с ее стороны. — Алекс?
— Да?
— Давай я приеду. Я смогу выбить это свидание. И, в конце-то концов, они в СИЗО просто обязаны...
— Нет.
— Что? — казалось, она затормозила на полном скаку. — Почему?
— Потому что нет.
— Слушай, босс! — Вот теперь она начала заводиться.
— Алиса, у меня все нормально. — Он старался разговаривать с ней спокойно, по-дружески, хотя и отстраненно. Как и всегда. Но она все-таки выстрелила:
— Не в твоем состоянии!
— Та-ак, — Алекс прищурился, — и какое такое у меня состояние?
— Нервное. Я тебя слышу, и твой настрой мне не нравится.
— Заканчивайте, минута прошла, — влез в их диалог охранник.
— Все, Алиса. Я тебя понял. Ты молодец. Целую.
— Но...
— Пока, скоро увидимся.
«Увидимся, когда я отсюда выйду. Или если я выйду отсюда». — С этими мыслями Алекс нажал на отбой. Но вообще, он и она ругались, как пара со стажем. Тут еще и охранник добавил ему:
— Что, супруга звонила?
— Нет, блин, супруг, — огрызнулся Алекс и, кстати, возможно, что не солгал. В ряде случаев Эдисон, настаивая на своей правоте, забивала на свою природную гибкость. Он в свою очередь тоже был не из тех, кто обычно снизу, и... Короче, у них все сложно. И чем объяснять характер их отношений другим (тут себе-то не объяснишь!), проще резюмировать все одной короткой емкой фразой: «Проехали».
Бросив на Алекса взгляд затравленного волкодава, охранник забрал у него телефон и ушел. И вот, нате вам, появился снова. Слава Богу, без телефона. Но зато с интонациями прокурора, который готовится выписать тебе срок:
— Подследственный Ресль, на выход! Я кому говорю?
Подчиняясь законам СИЗО, которые ему за двадцать четыре часа успели вбить в голову, Алекс поднялся, согласно сценарию «Панкраца», сцепил за спиной руки и шагнул к двери. Оттуда его вывели в коридор. Слушая команды охранника («не отвлекаться», «не останавливаться»), он шел вперед и думал о том, что сколько он себя помнил, он всегда играл.
Его будущее было предрешено еще в детстве, когда его мать по совету друзей привела его в радио-хор Дисмана.
Он играл, поступая в Пражскую консерваторию, где обучают актерскому мастерству. Он играл, чтобы получить свою первую роль. Играл, став одним из пятисот выпускников театрального ВУЗа (в будущем их всех ждала сумасшедшая конкуренция и, как следствие, разочарование от выбранной ими профессии). Но он выиграл, выжил и выстоял. Он стал востребованным.
Возможно, ему просто везло. А может, все дело было в таланте. Или он на голову обошел свой курс, потому что никогда не ленился ходить на любые прослушивания. Но так или иначе, он поступил в театральную мастерскую главного в Чехии театра. Потом были роли — неловкие, первые, и заметные, запоминающиеся. Затем была первая рецензия на его игру, которая оказалась положительной и восторженной. Затем Алекс начал играть, давая интервью прессе. Даже с Алисой в их первую встречу он играл (она хотела произвести впечатление на него, он — на нее). И вот, можно сказать, доигрался.
Впрочем, себя ему было не жаль. Жаль было другое: профессии, которую он потеряет (а кому нужен потенциальный зэк, которого уже завтра ждало психиатрическое обследование и заключение?) Но, главное, Алекс жалел родителей. Новость о том, что их единственный сын сядет в тюрьму, их просто убьет. Нет, понятно, что они его не бросят, но его «новая роль» — роль заключенного им точно без надобности.
Дело в том, что у очень красивого, в детстве похожего на эльфа мальчика была хорошая семья. Католическая, дружная. Удивительная.
Мать Алекса до замужества с его отцом работала диктором на Чешском радио. Там Ресль-старший и познакомился с ней (интервью, обсуждение. Затем приглашение на чашку кофе в кафе, обмен впечатлениями и телефонными номерами, первое свидание, цветы, объяснение в любви — одним словом, все, как у всех нормальных людей). Но его мать была не только умной и понимающей женщиной. Она была настолько красивой, что в детстве Алекс боялся дотронулся до нее. Ему все казалось, что коснись он ее, и она исчезнет.
Судьба отца Алекса была еще интересней. До знакомства с будущей матерью своего сын он начал работать в дипкорпусе МИД, где занимался отношениями с Россией. Когда сыну исполнилось десять, отец получил долгожданное назначение в Москву. Не желая видеться с мужем исключительно на выходных, мать Алекса ушла с любимой работы и поехала с мужем, предварительно озаботившись тем, чтобы перевести сына в посольскую школу. И нельзя сказать, что отец занимался им меньше, чем мать (хотя Ресль-старший не скрывал, что любит жену больше, чем сына), но в четырнадцать лет Алекс услышал от него одну фразу:
— Чтобы быть мужчиной, нужно вести себя, как мужчина. Научись быть порядочным. И если ты любишь женщину, то будь с ней до конца.
Алекс вспомнит эти слова, когда ему исполнится двадцать четыре. Его матери поставят страшный диагноз, болезнь Альцгеймера — неизлечимо. И его отец уйдет со службы, чтобы оставаться с женой все то время, которое им пока еще отведено быть вместе. С этого дня Алекс сделает все, чтобы позволить родителям вести закрытую частную жизнь, как того требовала прогрессирующая болезнь матери (та уже не всегда узнавала мужа и сына).
А потом в его жизнь кометой внесло мисс Грейсон. Алекс приглядывался к ней семь долгих месяцев, прежде чем ей довериться.
«...В тот день он и она сидели в одном из уличных пражских кафе. Она, задумчиво поглядывая на него, крутила в руках чашку с кофе. А он просто смотрел на Прагу и думал о том, что это — один из множества вечеров перед выходными, когда он уезжал за город. К матери.
— Алекс, что происходит? Я могу как-то помочь?
Бог его знает, почему он тогда ответил ей откровенностью. Может быть, на него всегда действовал ее непритязательно мягкий тон? А может, в тот день он просто устал вечно от всех прятаться.
— Алиса, дай мне слово, что это будет только для твоих ушей. У моей матери... в общем, ты знаешь, что такое болезнь Альцгеймера? Ты в курсе, что такое деменция?
На ее лице даже мускул не дрогнул, когда она молча кивнула. Но в ее глазах появились понимание, грусть и сочувствие.
— Это — прогрессирующее слабоумие, Элисон. Человек постепенно теряет память и перестает тебя узнавать. А затем — угасающее сознание и смерть.
