— Фоторобот составишь? — со знанием дела осведомился Фадеев.
— Дядь Саш... — Андрей усмехнулся.
— А?
— А на что мне сестра, которая училась в художественной школе, а?
— А, ну да. — Фадеев еще раз внимательно оглядел крестника («Ну что ж, на дипломата похож») и протянул ему свою «лужковскую» кепочку с пуговицей на макушке: — На, надень.
— Это зачем? — фыркнул Исаев.
— А ты в ней будешь похож на продавца апельсинов, — уже выезжая со стоянки отшутился дядя Саша. Но вообще-то кепка прибавляла Исаеву возраст и даже отчасти меняла его лицо. — Все, крестник, сосредоточься.
На втором этаже перед носом их внедорожника вынырнула понурая «Лада», на первом в их кильватер пристроился белый «Опель». Съехав по пандусу на 2-й Брянский переулок, Фадеев поглядел по сторонам. Андрей, слегка сузив глаза, бросил взгляд на припаркованные у ТЦ машины. Но ни «Ауди», ни «БМВ» с номерами, которые он запомнил, в периметре не наблюдалось. Его ребята увели их за собой. Его никто не ждал, а значит, путь на «Внуково» был чист.
***
«Поймай меня, если сможешь».
Поднимаясь в гостиничный номер, где его уже ждали, Апостол вспомнил о том, чем закончилась гонка за Исаевым, и уголки его губ поднялись и дрогнули. Да, палач тоже может иногда посмеяться над собой, особенно если его так умело обставили.
В целом, все случившиеся пару часов назад напомнило Апостолу басню Лафонтена, которую он читал в детстве, и в которой черепаха обогнала зайца за счет подобной подставы, выстроив на пути зайца парочку черепах. Ну, или же сцены фильма «Ограбление по-итальянски» (который он, кстати сказать, как-то смотрел), когда преступник, вывозя золотые слитки, нанял три одинаковых грузовика, но только в одном из них было золото.
А вообще он, Апостол, бывший майор Королевских военно-воздушных сил Великобритании, повел себя, как несмышлёный лопух, поддавшись на такую простейшую вещь, как эмоции. Элементарный эффект загонщика, когда все твои чувства до предела обострены, причем, так, что кажется, даже воздух вокруг тебя раскален. И все, что тебе нужно в этот момент — это не дать сорваться добыче...
Пожалуй, все началось в тот момент, когда Апостол сидел, барабаня пальцами по рулю, и поглядывал в дисплей системы слежения на проносящиеся за стеклом машины Евгения стены пандуса. Евгений ехал на пятый этаж и вдруг услышал в динамик удовлетворенный голос старшего второй двойки:
— Исаев. Я его вижу.
— За ним! — скомандовал белорус, после чего внезапно вытянул шею вперед, замолчал и пошел красными пятнами.
— Подожди...
— Он пошел на выезд!
«Он что, не могут определиться, кто их них первым сядет «объекту» в кильватер?» — Апостол брезгливо поморщился. И тут мимо него со стороны выезда из ТЦ пронеслись три одинаковых «Кавасаки» с седоками-тройняшками. Следом за этим и буквально через секунду в переулок, где в машине сидел пока мало что понимавший Апостол, вынесло оба «Ауди». А судя по их метаниям, они пытались разобраться на три составляющих. И все происходило настолько быстро, что Апостолу даже почудилось, что он смотрит на ралли в быстрой перемотке.
— Ведомый, выходите со съезда. Мы его ведем, — пролаял в динамике Евгений, и вся эта куча-мала на бешеной скорости рванула к светофору.
— Придурки.
Вместо того, чтобы нажать в голове на стоп-кран и просто подумать, что происходит, Апостол не нашел ничего лучше, как стремительно взять управление на себя. — Звеньевой, берите на себя первого байкера. Старший второй двойки, ваш — второй. Первый ведомый («Я сам») сядет на хвост третьему мотоциклисту.
И началось то самое «поймай меня, если сможешь».
Но всю красоту воплощения этой цитаты Апостол оценил, когда он, как псих, поддался эффекту охотника и сломя голову понесся за третьим «Кавасаки» к Смоленской площади, где, наконец, пригляделся к манере вождения седока мотоцикла. Дело в том, что у каждого водителя есть свой стиль и излюбленные ряды, которые он выбирает, чтобы выполнить обгон или маневр. И если настоящий Исаев держался преимущественно среднего или крайне правого ряда, то тот, кого вел Апостол, чаще всего брал влево.
В этот момент Апостол понял, что произошло. Их уделали, причем уделали, как легковерных младенцев. Их взяли на скорость, на невозможность за секунды обдумать шаги и те самые эмоции, которых всегда избегал Апостол.
А дальше стало происходить вообще черт-те что.
Вслушавшись в рев моторов «Ауди», забивавший динамик, и переговоры Звеньевого и его двойки («Он уходит на «Домодедово»... «А мой идет в центр»), Апостол... расхохотался. Опомнившись, он все-таки успел выключить в своем микрофоне звук, чтобы его хохот не услышал Евгений. Не переставая рыдать от смеха, англичанин прибил свой «БМВ» к тротуару и затрясся от хохота, вытирая катившиеся у него по лицу слезы и продолжая машинально вслушиваться в переговоры двух «Ауди», которые добавили ему еще один повод для юмора.
Да, палачи умеют порой смеяться, отдавая долг чужой ловкости и своей глупости.
Вся эта погоня была их просчетом. Но к поражению их привел глупейший в мире эмоциональный взрыв и врасплох застигнутый эмоциями разум.
Отхохотавшись, Апостол все-таки отозвал четверку Евгения. Хотя к тому времени они и сами все уже поняли.
— Возвращайтесь, отбой операции.
— Другие указания будут? — Евгений сузившимися от злости глазами смотрел в монитор.
— Будут. Мы с вами оказались в одном месте — в заднице.
И здесь можно было прижать белоруса к ногтю за то, что ни один из его звена не остался в «Европейском», прощупывая каждый этаж, каждый блок паркинга. Но кто дал бы гарантии, что среди троих мотоциклистов не было Исаева? Больше того, у четверки Евгения не было элементарной возможности заранее прощупать манеру вождения этих подсадных уток. И, кстати, кто мог бы гарантировать, что в тот момент, когда каждый из них честно вел свой «объект», Исаев действительно находился в ТЦ, а не прошмыгнул мимо них в одной из машин, покинувших паркинг за то короткое время, когда они гонялись за тремя зайцами?
И вот теперь Апостол, перебирая в голове все детали операции, шел к Тому, Кто тоже был отчасти виноват в их провале. К тому, кто до сегодняшнего дня еще ни разу не ошибался.
Пройдя по гостиничному коридору, Апостол достаточно деликатно постучал в дверь номера. Тишина. Выждав пару секунд, он распахнул ее:
— Можно?
— Можно. — Чудотворец стоял у окна, наблюдая то ли за птицами, то ли за облаками. Покосившись на Апостола, он заложил кисти рук в карманы джинсов и снова отвернулся к стеклу.
Ощупав взглядом Его вьющиеся волосы и подтянутую фигуру, Апостол тряхнул головой, изгоняя иллюзии и мечты («Ты все равно меня не позовешь») и подошел к дивану. Сняв плащ, он подтянул на коленях брючины и сел.
