— Не трогай меня! Никогда больше меня не трогай…
Меня как током ударило. Я же не выиграл у неё — я же её сломал. Сломал так, как когда-то меня сломали. Но я — это я, а Самойлова-то совершенно другая. А я взял и выбил из неё всё, что делало её женщиной. Я же столько лет мечтал о ней — и для чего? Чтобы растоптать её? Чтобы унизить её? Чтобы стать самым страшным её кошмаром?
«Вот чёрт… Моя. Не отдам. И плевать, что силой её добивался. И пошло оно всё лесом, включая Зайку, Симбада, Терентьеву…»
Сдираю с себя одежду. Запустил собственные тряпки в угол. Лихорадочно соображаю, где у меня «защита». Ах ты фак, я же у себя дома. А сюда я никого не приводил. В очередной раз наплевал на все свои принципы и в два рывка разложил Самойлову на постели.
— Андрей, нет! — Ира плачет и беспомощно от меня закрывается.
— Так, всё, хватит — наигрались в войну… Ир, да перестань ты дёргаться-то! Ты хотела меня? Ну, значит, сейчас ты меня и получишь. Всего один раз, ты помнишь? Вот сейчас и будет наш с тобой один-единственный раз. Но нормальный и настоящий.
Поняв, что я — сильней и что я уже давно двумя ногами на том самом свете, откуда невозможно вернуть взбесившееся от желания животное, Самойлова отворачивается от меня, а я подвожу под неё руки.
«На хрен позы, к черту акробатику. К дьяволу Камасутру… Моя. Всего один раз, но — моя. Никого „до“ и ничего „после“.»
— Иди ко мне, ну, давай. — И я, подловив Иру на выдохе, одним движением вошёл в неё, поставив этим точку в нашем дурацком и бесконечном споре. Почувствовав её в первый раз, застонал так, что даже сам испугался. Самойлова захлебнулась криком и вздохом, дёрнулась и испуганно сжалась. Боясь, что я сделал ей больно или что сейчас сделаю ещё больней, я начал двигаться в ней предельно осторожно, вниз и вперёд, едва-едва нажимая. «Медленней, — приказываю я себе, поглаживая её дрожащие ноги, — только не спеши. Только не торопись, просто дай ей время. И она обязательно ответит тебе. Она уже отвечала тебе, и ещё раз обязательно это сделает.» Ласковые движения моих рук — и медленные, поступательные движения внутри неё.
— Ир, если б ты только знала, как долго я тебя хотел и как мне хорошо с тобой, — шепчу я. И я не вру: каждый миг, когда я мечтал о ней, каждый мой год, когда я умирал без неё — они стоят этого раза. Но Ира отворачивается, закрывая руками лицо.
— Ир, ну не прячься ты… ну посмотри ты на меня… Ну не заставляй ты чувствовать меня виноватым… Это же по-прежнему, ты и я… Ты нужна мне… Ну пожалуйста, ну, давай… — Я ни на что уже не надеюсь (спасибо, что хоть дышит), как вдруг Ира разжалась, и, став мягкой и упругой, впустила меня до конца. И теперь я ощущаю, какая она там, внутри, и как она мне отвечает. И ничего не может с этим поделать, потому что её тянет ко мне. Тащит так же, как и меня — к ней. Нас несёт друг к другу с непреодолимой силой. Чудо желания, которое было у нас. Страсть, которая никуда не уходила. Мои размеренные движения покачивают её, как на волнах. Я смотрю, как на моё согнутое колено в последнем протесте ложится её сжатая в кулачок рука. Легла — да так там и осталась… Как другая рука соскользнула с оголённой груди на покрывало, и как Ира тихо вскрикнула, выгнулась и забрала в ладонь полную пригоршню ткани. Как её голова заметалась из стороны в сторону. Как вспыхнуло и обточилось в страсти её лицо. И как она застонала. И как, стесняясь своего порыва, попыталась погасить крик ладонью.
— Ир, так хорошо? — Я хочу, чтобы она убрала ото рта руку. Я хочу её слышать.
— Д-да…
— Ещё?
— Да… — Стон и еле различимый шёпот.
«Наконец-то её долгожданное „да“…»
Я никогда не рассматривал постель как оружие. Влечение к тебе — это власть, данная тебе лишь на время. Но теперь, глядя на ту, что я когда-то любил, забывшуюся в собственной страсти, добровольно мне отдавшуюся, я должен признаться честно: она обезоружила меня. И тот, кто слышал её стоны и видел её так, как сейчас вижу я — тот погиб и никогда не найдет дороги обратно.
— Андрей, — Ира находит мой взгляд. — Ты правда… любил… меня?
— Да… Но давно.
— А — сейчас?
Вместо ответа я опускаюсь на неё. Ира подстраивается под меня, точно мы фрагменты одной головоломки, которую мы сейчас должны собрать вместе, целиком. Она тянется ко мне, пытается прикоснуться губами к губам, но я отворачиваюсь и, воспользовавшись её замешательством, утыкаюсь носом ей в шею. Теперь я двигаюсь резко, так, как привык, наслаждаясь вкусом её влажной кожи, которую чуть-чуть прикусил. Трепет плоти. Тихие всхлипы. Стоны. Громкие удары её сердца — и моего. Сейчас эта женщина действительно принадлежит мне.
И я поднимаюсь над ней на руках. Теперь это другой ритм, свирепый, захватнический, отчаянный — бьющий, как выпады клинка, темп, подтверждающий мое право на владение ею. Наше слияние завершается. Я опускаюсь на неё:
— Ир, поднимись чуть повыше.
Она обвивает мою шею. Но я сбрасываю её руки и развожу их в стороны, переплетая с ней пальцы. Она, не мигая, смотрит на меня. Уже теряя контроль, я пытаюсь разжать свои пальцы и оставить её, но Ира изо всех вцепляется в меня.
— Нет, не уходи.
«Теперь она хочет удержать меня?»
— Ир, я не хочу ни абортов, ни детей. — Едва собой владея, я все ещё пытаюсь уговорить её по-хорошему, прежде чем силой скину её руки со своих.
— Не бойся… ничего этого не будет. Сейчас! — Ира оплетает меня всем телом и ловит мой взгляд. Итак, Самойлова поняла мои правила. И сейчас она хочет увидеть то же, что несколько минут назад читал в её глазах я. Проблема в том, что Ире нужна частица моей души, тогда как я брал взаймы лишь частицу её тела. И я закрываю глаза — увы, у меня есть, что прятать. А потом я выгибаюсь — последний миг — и я рассыпаюсь…
Вот и всё. Я сделал то, о чём я так долго мечтал и от чего не смог отказаться. Душу готов заложить, чтобы вернуть всё обратно — или же повторить всё сначала. Да, я снова хочу её так, что мне волком впору выть. Но если я сейчас пойду на поводу у собственных эмоций, то я навсегда «залипну» на ней — как те, что были у неё до меня. А вот этого мне не нужно. Переношу вес на локоть. Лежу, восстанавливаю дыхание и проклинаю свой мир, который больше не станет прежним.
— Андрей…
— Да?
— А что у тебя с плечом?
«Фак, нашла, что спрашивать!»
Меня как кипятком ошпарило. Я пытаюсь отстраниться и сесть, но Ира уже обняла меня и теперь вопросительно на меня смотрит. «Послать её куда подальше? Соврать?». Но я принимаю соломоново решение. Поморщился и кивнул, разрешая ей до меня дотронуться. Тёплые, тонкие пальцы бережно бегут по рубцам, стянутым на коже.
— Как странно выглядит… точно знак. Андрей, что это?
«Это, Ира, самый дурацкий вопрос, который мне задавали.»
— Шрам. Знак Иуды. Меня зачеркнули. Мне наплевать, — отвечаю я и сажусь. Я хочу, чтобы все вопросы закончились, и чтобы она ушла именно сейчас, пока я снова всё не испортил.
