«Угроза? Или намёк на то, что, если я её трону, то дело для меня плохо кончится?.. Ну-ну, мечтай…»
Я хмыкнул. Между тем, думая, что сразила меня этой «смертоносной» стрелой наповал, самоуверенная Красная Шапочка с изяществом прима-балерины Большого театра надменно отставляет правую ножку в третью балетную позицию и победоносно смотрит на меня. В ответ мне тоже очень хочется поддразнить её. Например, прочитать ей пару подходящих к случаю эротических танка Рубоко
17. Но я сую руки в карманы и приваливаюсь к кирпичной стене своей белой прихожей. Кошусь на свои «Swatch». Прошло всего пять минуты, и «диклофенак» ещё не работает. Одним словом, ни рояля у меня в кустах, ни Сочи на прикупе.
«Ладно, Ира, давай ещё поболтаем с тобой. А там и обезболивающее активизируется.»
— Слушай, Ир, оставь пока мои тренировочные на мне хорошо? Скажи-ка мне лучше вот что: почему это я тебе не нравлюсь, если ты при нашем первом знакомстве называла меня «сладким»?
— Тебе давно не четырнадцать лет, Андрей, и ты давно уже не «сладкий» … И, кстати, Исаев, а что тебе, собственно говоря, от меня надо? Зачем ты ко мне вернулся? И почему — сегодня? Я, между прочим, за тобой не посылала. — Последнее сказано Самойловой поистине барским тоном. Мне сразу хочется на лбу себе написать: «Дворовый, тридцати двух лет. Трудолюбив, да и недужит редко». В оригинале я такое у Минаева читал, в его незабвенном «ДухLess». И я ловлю себя на мысли, что я уже не на шутку завожусь от тона превосходства Иры. Похоже, Самойлова пытается столкнуть наш разговор в эмоциональную область. Там — её исконно-женская территория, на которой она одним щелчком вышибет почву у меня из-под ног. Так, ну и что же мне делать?..
Отец любил играть со мной в шахматы. «Андрей, белая королева сказала „гарде“. Она перешла в атаку»…
— Зачем я вернулся? А я, представь себе, Ира, очень соскучился по тебе с прошлого четверга, когда нечаянно встретил тебя в Лондоне. Ты же у нас незабываемая, вот я и решил разыскать тебя в Москве, — заявляю я на голубом глазу.
— Ах вот как, значит, Исаев… в Лондоне ты меня встретил… понятно. Да ты же не узнал меня в Лондоне, Андрей!.. А ну-ка, Серый Волк, погоди-ка. Кажется, я тоже кое-что припоминаю. — Ира бросает на меня неприятный и неприязненный взгляд, от которого мне хочется укусить её, и начинает медленно расхаживать по прихожей. Три шага в одну сторону — три в другую. — Говоришь, в Лондоне?.. Ладно, Исаев, тогда давай начнём с Лондона… Итак, это был четверг. Такой чудесный, светлый, весенний день. Но тут появляешься ты, и всё портишь, пытаясь, как тот несчастный мальчишка-баскетболист, склеить меня на глазах у моей подруги. А всё почему? Да потому, что ты меня не узнал. Или у тебя тяга к собачьим свадьбам? Или — ты решил ещё раз попытать судьбу, потому что тебе «нет» девушки в принципе не говорили? — Самойлова хмыкнула и вопросительно посмотрела на меня. Но я молчу. Ира ждёт моей реакции, но, так ничего и не дождавшись, поворачивается ко мне спиной и снова делает от меня три шага. — Ладно, идём дальше, — назидательно продолжает она. Потом оборачивается: — Кстати, а сейчас ты мне тоже ничего сказать не хочешь? Например, объяснить мне, с чего это ты бросился под мой «туарег»?
Но я не удосуживаюсь с ответом. Во-первых, меня уже нереально бесит эта её манера цедить слова. Во-вторых, я до сих пор не понимаю, почему Ира так агрессивно настроена и что за игры ведёт тут со мной. И я молча смотрю на Самойлову. Ира узит зрачки, зачем-то поправляет свои браслеты, после чего раздражённо щёлкает застежкой часов от «Michael Kors»:
— Молчишь? Ладно, молчи, Исаев… Потом расскажешь, кто помог тебе меня вычислить. Ишь, Маркетолога он нашёл… Джеймс Бонд доморощенный!.. Ну, а я пока продолжу. Итак, на чём я остановилась?
«На самом быстром способе достать меня.»
— На Лондоне, — с жемчужной улыбкой любезно подсказываю.
— Ах да, — косой взгляд в мою сторону. — Итак, сразу после Лондона, утром в воскресенье, — снова шаг в сторону от меня, — рядом с Митиным «лексусом» стоял двухколесный «BMW», на котором сидел мотогонщик, одетый во всё чёрное — ни дать, ни взять, прямо князь тьмы… Ха-ха тебе два раза! Мите я отдала Такеши. У мотогонщика был шлем с заклеенной на нём цифрой сорок шесть, и этот мотогонщик шёл за мной по пятам по МКАДу. Загнал меня в правый ряд своими маневрами, пионэр. Проводил аж до «Верейской Плазы» … Кстати, Исаев, это случайно не ты был?
Я как воды в рот набрал, но желваки у меня точно играют. Ира с удовлетворением обозревает плоды своих интеллектуальных трудов и решает поддать мне жару:
— Ладно, Исаев, не дрейфь, ты пока ещё не на суде и не обвиняемый. Идём дальше. Сегодня на дороге огромный такой кот сидел — здоровенный, не меньше Такеши… Полчаса назад я заехала тебе фарой в плечо. Жаль, не по тому месту врезала… Ты притащил меня в свою квартиру… А ну, быстро сознавайся, какого чёрта тебе от меня надо?! И почему — именно сегодня?
В общем и целом, её монолог выглядят ровно так, как Фадеев и предсказывал: Ира, как танк, наступает по всем фронтам, сминая всё на своём пути, отстреливая и наших, и ваших. В ответ мне хочется взять её за ухо и выставить из своей квартиры вон. Но поскольку подобные действия абсолютно исключены, меня обуяет лихой бог юмора и веселья. Тихо всхлипываю, вытаскиваю бумажную салфетку из кармана тренировочных штанов, начинаю промокать оба своих серых глаза.
— Ир, ты не знаешь, но у меня такие проблемы, такие проблемы, — жалостливо бормочу я.
— Какие ещё у тебя проблемы? — Ира немного сбавила обороты. Понижаю голос до тайного шёпота:
— У меня, Самойлова, маниакальный синдром: фетиш на белые кеды. Абсолютно неизлечимо. — Я тут же делаю лицо Квазимодо. Самойлова испуганно сглатывает и пятится от меня. А я продолжаю ёрничать: — Ир, ты даже не знаешь, какой я извращенец. Я так долго следил за тобой, потому что в Лондоне ты меня послала. И я решил: будь что будет, но я найду тебя. Вот и выследил в Москве. А теперь ты в моей квартире… Так что дай мне один разок по-дружески за проделанную мной работу? В принципе, я, конечно, могу и два, и даже три раза, но тогда ты должна будешь побегать за мной… на четвереньках, как перед своим Зайкой бегала. — Последнее — мой безжалостный намёк на её бесценный диалог с Кузнецовым, который я подслушал в воскресенье. Из-под салфетки стреляю глазами в Самойлову. Та возмущена до предела. Убираю салфетку от глаз, стираю клоунскую ухмылку с лица. — Ну как, — уже вполне серьёзно спрашиваю я, — побегаешь? Или просто дашь мне?
— Не дам! — Самойлова не то гневается, не то боится. — Значит, ты ещё и шпион, Андрей?
— Нет, Ир, я — шут гороховый.
— Ты не можешь без этих своих вечных шуточек, нет? — злится она.
