— Андрюша, привет, — ласково сказала она.
— Ага, привет, — недовольно буркнул Исаев, который успел оседлать деревянный стул из IKEA и теперь азартно чертил схему для последующей «лепки» «объекта». «Объектом» была Ирина Файом. График её «лепки» Андрей заполнял данными, полученными из «Pinterest» и Интернета.
— Андрей, а ты где? — окликнула его Наташа. — Ты же обещал, что позвонишь мне, как только подъедешь. Ну что, я выхожу?
— Куда ты выходишь, в космос? — бессердечно усмехнулся Исаев. Он слушал Наташу в пол — уха: работа шла быстро, споро, и отвлекаться Андрею ужасно не хотелось.
— На проспект, Андрей, на Кутузовский проспект, — повысила голос Наташа. — Ты же обещал заехать за мной в пять. А сейчас уже пять пятнадцать. Я же столик в «Pinocchio» нам забронировала. Мы же идем с тобой ужинать? Или как?
«Или как…»
Андрей недовольно поморщился:
— Слушай, Терентьева, ну прости ты меня, дурака грешного, — дурашливым голосом циркового ковёрного начал Андрей, — всё бы хорошо, вот только мне работу одну важную подсунули. Может, отложим всё на завтра, а? А ещё лучше, если мы встретимся в следующие выходные. Ты же не против?
— Э-э нет. Ладно… давай сделаем, как ты хочешь, — теряя голос, растерянно прошептала Наташа. Она поверить в происходящее не могла.
— Отлично, спасибо тебе, солнышко. Перезвоню, когда освобожусь, — быстро ответил Андрей и еще быстрее отключил телефон, пока Наташа не передумала. Слушая короткие гудки в телефоне и мёртвое тиканье наручных часов, Наташа подумала, что Андрей Исаев больше никогда не перезвонит ей. Не наберёт её номер ни завтра, ни послезавтра — ни вообще когда-нибудь. «У него там другая… снова», — от ревности, царапнувшей ее сердце, Наташе стало плохо.
Девушка медленно оглядела огромную пустую квартиру.
Зеркало. Рядом — хрустальный кубок с надписью «Наталье Терентьевой — вице-мисс Конкурса красоты 2014 года». По стене прихожей, коридора, да и всех комнат были любовно развешаны фотографии: она и её Андрей, шесть лет назад, еще юные и счастливые. Тогда ему было двадцать семь, ей — двадцать пять. Зачарованный красотой девушки, Андрей с фотографии смотрел на неё так, что у Наташи защемило сердце. «Неужели он разлюбил меня, потому что я изменилась?» — Наташа снова перевела взгляд на зеркало. Но отражение сказало ей, что она безупречна. Всё те же карие, почти чёрные, глаза. Прямой нос, прелестный рот, лебединая шея. Прекрасная фигура, длинные стройные ноги — у Наташи было всё, что так нравилось её Андрею. И не только ему: в своё время Наташа привлекла Исаева тем, что умела разжечь его ревность. И вот сейчас, по истечении шести лет, она стала почти его вещью…
Наташа перевела мрачный взгляд на телефон, который всё ещё мяли её пальцы. Размахнулась — и со всей силой швырнула дорогую трубку в своё отражение в зеркале. Ни в чём не повинное стекло жалобно хрустнуло. По серебряной глади побежали морщины и трещины. На драгоценный паркет с грохотом упал телефон, потом посыпались осколки…
Последним на пол полетел кубок с надписью: «Наталье Терентьевой — вице-мисс Конкурса красоты» уже прошедшего года…
@
4 апреля 2015 года, суббота, утром.
Долгопрудненское кладбище, Лихачевский проезд, д. 1,
г. Долгопрудный, Московская область.
Россия.
Субботним утром Даниэль Кейд провёл Еву через высокие чугунные ворота старого городского кладбища. Отец и дочь миновали храм Сергия Радонежского, низенькое, неуютное здание администрации кладбища и направились по узкой дорожке к могиле, над которой возвышался большой деревянный крест с простой надписью:
«Евангелина Самойлова.
Родилась 25 декабря 1958 года.
Умерла 10 января 2015 года.
Помним и любим тебя».
Увы: прожив вместе с семьей Даниэля Кейда двадцать лет, в январе 2015 года крёстная Евы умерла на руках у Эль и Даниэля. И это была первая смерть, которую видела в жизни Ева.
От горьких воспоминаний на глаза девочки навернулись слёзы. Ева вытерла глаза и посмотрела на отца, ушедшего в невесёлые мысли. Не желая мешать ему, Ева медленно отошла в сторону и заметила высокого темноволосого мужчину с букетом белых лилий. Незнакомец медленно шёл в сторону одной из могил, бывших неподалеку. На шее у мужчины красовался элегантно повязанный клетчатый шарф в клетку от «Burberry».
«Странно. Неужели этого человека я видела вчера у „Москва-Сити“?» — с тревогой подумала Ева и невольно сделала шаг вперёд, стремясь разглядеть незнакомца. Тем временем неизвестный мужчина подошёл к простому белому памятнику и вдруг сделал то, что заставило Еву замереть: незнакомец привычным, обыденным для него жестом коснулся рукой своих губ, сердца и груди и дотронулся до гранита. Резкий порыв ветра принудил Еву зажмуриться и отступить. Когда девочка открыла глаза, она увидела только спину удаляющегося мужчины. Теперь незнакомец казался моложе, сильней и выше.
«Нет, это не он, не тот, кто был вчера у „Москва-Сити“. Просто шарф по цвету похож на зонт», — подумала Ева. Она взглянула на памятник, к которому подходил незнакомец. Там, на белом граните, замерзали на ветру четыре ветки лилии — последний подарок той, что ушла, от того, кто всё ещё её помнил. Под яростным порывом ветра одна из лилий печально свесилась с постамента вниз, и у Евы от жалости защемило сердце. Покосившись на отца, Ева осторожно направилась к неизвестной могиле. Подняла упавший цветок, бережно положила его поближе к другим лилиям. Тщательно расправила завернувшиеся лепестки и прочитала надпись на памятнике. Дойдя до фамилии и фотографии женщины, что была похоронена здесь, Ева замерла. Лицо Евы исказилось от страха. Девочка невольно попятилась и беспомощно оглянулась на отца, который сейчас недовольно следил за ней.
— Папа, иди сюда.
— Детка, а тебе не кажется, что здесь не самое лучшее место для любопытства? — поднял бровь Даниэль.
— Папа, пожалуйста. Иди. Сюда. — Звонкий голос Евы тревожно дрожал, и Кейд быстро шагнул к чужой могиле.
— Прочитай имя женщины, что здесь лежит, — потребовала Ева.
«Лилия Самойлова (Файом). Родилась 1 ноября 1957 года. Умерла 10 января 1983 года», — прочитал Даниэль и замер, не веря своим глазам.
«Господи, прости меня, — подумал он. — Я же запомнил это имя: Лилия Файом. Сероглазая смерть. И убийца моего родного отца лежит рядом с Евангелины? Так что же, эта Лилия — сестра крёстной моей дочери? Нет, не может быть, и.. что там сейчас говорит Ева?»
— Папа, ты слышишь меня? — Ева уже дергала за рукав Даниэля. — Папа, посмотри на фотографию. Ты знаешь, кто эта женщина? Я же её видела. Я же знаю её… Это — Маркетолог. Та самая, что взяла меня на работу в «НОРДСТРЭМ» … Папа, что всё это значит?
Заглянув в испуганные глаза своего ребенка, Даниэль со всей ясностью понял, что его мир разбился — просто исчез, точно его и не существовало. И произошло это не тогда, когда он узнал тайну рода Эль-Каед. И не тогда, когда у него и Эль родился общий ребёнок. А случилось это именно сейчас, когда прошлое снова к нему возвращалось…
