— И кем были эти Евангелисты?
Женщина улыбнулась:
— Ну, коли об этом пошла речь, то давай выстроим все Евангелия в смысловом порядке. Итак, первым по церковным канонам идёт Евангелие от Матфея. Оно повествует о земных родителях, о родословной Христа, о Его отношениях с приёмным отцом и сводными братьями и сестрами. Автор этого Евангелия был мытарем — так тогда называли сборщика налогов, который мог также выполнять функции таможенника и сыскного. Он вообще очень таинственный человек, этот Матфей, и о нём мало что известно. Тем не менее, считается, что у него могло быть как минимум два брата — Иаков и Фаддей.
Далее следует Евангелие от Святого Марка. Это Евангелие — самое раннее из написанных и самое реалистичное. По сути, это идеальная книга для обращения язычников в христиан, причем язычников, проживающих в Римской Империи.
За Евангелием от Марка следует Евангелие от Луки — того самого врача и живописца. Он был выходцем из просвещенной греческой среды, стало быть, тоже мог иметь и сестёр, и братьев. Евангелие от Луки подробно рассказывает об Иисусе, как об Учителе и Проповеднике. Кстати сказать, сочиняя своё Евангелие, Лука много беседовал с матерью Иисуса, Марией. Считается, во время этих бесед Лука и создал Её портрет, написав первую икону Богоматери в мире. Лука также первым написал и лики Павла и Петра.
И, наконец, четвёртым и последним Евангелием является сочинение Иоанна Богослова. Иоанн был простым рыбаком, но он создал самое сложное из Евангелий. В нем Иоанн сумел рассказать о божественных чудесах и тайне Воскресения. О чуде, доступном лишь настоящей Любви. Говорят, что убедил Иоанна написать это Евангелие Андрей Первозванный — старший брат Апостола Петра. И хотя Иоанн Богослов сочинял своё Евангелие будучи уже в преклонном возрасте, многие иконописцы изображают его совсем молодым юношей, больше похожим на девушку — синеглазую и золотоволосую. Но самое интересное, пожалуй, заключается в том, что Иоанн Богослов был младшим и любимым братом Иисуса. Видишь ли, именно шестнадцатилетнему Иоанну Иисус поручил свою мать Марию, уже умирая на Кресте… Но — ты не там ищешь, Дани. Ты же хочешь узнать, кем были твои предки и почему твоя мать так яростно борется за чистоту крови?..
Посмотри на меня, — тихо попросила женщина. — Скажи, ты никогда не спрашивал у неё, почему у тебя такое необычное лицо, откуда эта внешность? Откуда это врождённое изящество и бешеный нрав? И почему твои глаза не чёрные и не карие, какие они у всех на Востоке, а — золотые, похожий на янтарь, с этим характерным медным отливом?.. Дани, это же волчьи глаза. Тотемом Вениамина был волк, я же тебе рассказывала… И отец Вениамина звал сына волком. Полагаю, что дело было не столько в характере, сколько в редком цвете глаз его сына. И Павел — друг юного Марка, тоже происходил из колена Вениаминова. Это род прирожденных воинов. Этот род был большим, могущественным. С ним считались даже римские правители… Так неужели ты думаешь, что выбирая тех, кто должен был защищать церковь Христа даже ценой своей жизни, Марк обошёл бы вниманием род Павла? Ведь Павел был его другом. — Женщина замолчала и поднялась. — Не уходи. Я хочу кое-что тебе показать.
Даниэль медленно провёл рукой по глазам и кивнул, не видя ничего и не слыша.
Итак, всё вставало на свои места.
Страх Мив-Шер, желавшей любой ценой увезти сына подальше из исламской страны. Её стремление уберечь Дани от участи Рамадана. Жестокое требование матери никогда не предавать веру, для защиты которой он был рождён и создан. И последний шаг матери, навсегда возведший барьер между ним и Эль, когда мать потребовала, чтобы Дэвид усыновил его…
Даниэль опустил ресницы вниз: кровь стучала в висках.
— Посмотри сюда, — отвлёк его голос женщины.
Даниэль поднял глаза. Женщина протягивала ему Православную приходскую книгу, раскрытую на странице, где сообщалось, что 8 сентября 1974 года здесь, в этой церкви была крещена Стелла Фокси Мессье Кейд, родителями которой были Дэвид Александр Кейд и Изар Оливия Ирарагорри. Даниэль перевёл взгляд с записи на монахиню. В серых глазах женщины ярко мерцали звёзды.
— Теперь ты знаешь, что должен сделать? — спросила она тихо. Дани кивнул. — В таком случае, иди.
Даниэль поднялся:
— У меня последний вопрос к вам: кто вы?
Монахиня усмехнулась:
— А тебе не кажется, что этот вопрос несколько запоздал?
— Возможно, — Даниэль не стал спорить. — Но я поверил вам. И теперь я должен знать, могу ли я доверять вам.
Женщина отвела глаза, словно воспоминания о прошлом больно ранили её.
— Ну, о своём детстве я мало что помню… — с неохотой призналась она. — Был детский дом. Там со мной росла сестра. Потом у меня нашли воспаление лёгких. Потом сестра исчезла. Мне сказали, умерла… а меня отдали на попечение одной женщине. Она служила при монастыре. Эта женщина увезла меня в другую страну, вырастила меня, воспитала и привезла сюда, в Англию. Здесь много лет назад я приняла постриг. Когда был построен этот монастырь, та женщина стала здесь настоятельницей. Она и крестила твою Эль. А теперь игуменья этого храма я. Меня зовут мать София.
— Нет. Ваше настоящее имя, — потребовал Даниэль.
— Евангелина Самойлова.
«Итак, я не ошибся: тот же уверенный голос и взгляд, те же светлые волосы — как и у тех русских женщин, что я видел в Александрии. Но самое главное, что к Лили Файом, убившей моего отца, эта женщина отношения не имеет».
— Я благодарен вам, и я вернусь, — с этим Даниэль и вышел.
Ровно через неделю Даниэль привёз Эль в Колчестер. Довёл её до ворот храма, распахнул дверь церкви. Эль замерла:
— Дани, что мы здесь делаем? Ты же ясно дал мне понять, что тебе нельзя, и…
— Эль, как по-арабски «я замужем»?
Эль оторопела.
— Что? — не веря своим ушам, спросила она.
— Эль, не молчи. Дверь очень тяжёлая, — улыбнулся Даниэль. — Но, если ты, конечно, не хочешь, то…
— Ana mtgaweza, — молниеносно прошептала Эль.
— Вот именно. И никогда об этом не забывай.
— Да, Дани. Да, да, да! — В глазах Эль птицей билось счастье…
Через три месяца Эль перебралась в монастырь.
На все расспросы родителей, Макса и подруг Эль односложно отвечала, что хочет провести год, отдохнув от учёбы и от занятий. 9 октября 1994 года Даниэль держал Эль за руку, когда та родила так похожую на него дочь. Эль укутала новорожденную малышку в белое одеяло, совсем по-детски расшитое розовыми сердечками. Посмотрев на рукоделие Эль, Даниэль фыркнул, но Эль и слова не сказал.
— Каким именем окрестить вашу девочку? — спросила мать София, поглядывая на юную мать и довольного, но взъерошенного Даниэля. Эль кивнула в сторону Дани, тот посмотрел в серые глаза женщины, которая подарила ему новую жизнь:
— Ева Самойлова. Как вас. Пусть это имя сделает мою дочь счастливой.
