Глава 1
«Случай всегда чей-то слуга! Вопрос в том чей?». (Наталья Солнцева, «Золото скифов»)
5 сентября 2016 года
1
«Всё, Олег, разговор закончен. Через пятнадцать минут мне надо выйти из дома, чтобы не опоздать на собеседование. Устало произнеся эту высокомерную фразу я тоскливо перевожу взгляд на зеркало и начинаю с показной тщательностью наносить на губы вишнёвую помаду. Из серебристой глади на меня смотрит двадцативосьмилетняя шатенка с бледно-голубыми глазами и белой кожей (поверьте, в жизни это выглядит не очень красиво), с худощавой фигурой, тонкими ногами и полной грудью (что, на мой взгляд, смотрится ещё хуже), зато в хорошо сидящем на ней офисном тёмно-синем костюме.
Наташа, ну не надо, скулит Олег, мой бывший муж, неловко переминаясь с ноги на ногу в квадратной, отделанной испанской плиткой, прихожей. Рядом с моим «бывшим» стоит пухлый кожаный чемодан, набитый механическими клавиатурами, разнообразными джойстиками, «мышиным» зоопарком от «Cougar» и прочими геймеровскими «девайсами», из-за которых я два последних года ощущала себя ничем иным, как игровой приставкой к компьютерным играм моего мужа.
Вы уже поняли, что мой «бывший» геймер, игроман? А знаете, в чём наша проблема? Если нет, то представьте себе двадцатисемилетнего здорового молодого мужчину, который каждую ночь проводит за ноутбуком и с сумасшедшими, красными, как у кролика, глазами, до одури режется в «Overwatch», «The Witcher» и прочие ИТ-продукты нашей компьютеризированной эпохи.
Ну подумаешь, переболеет и утихомирится, пожмёте плечами вы. Не переболеет. И не успокоится, потому что игромания это болезнь, перерабатывающая кору головного мозга быстрей любой мясорубки. За то время, что я жила с Олегом, я уже выучила, что игромания имеет затяжной характер и вылечить игромана невозможно до тех пор, пока он сам не захочет избавиться от своей зависимости. А Олег не хочет. Именно поэтому два года назад он уволился из «Микрософт» («достал этот график!»), перешёл на аутсорсинг («буду программировать дома») и наши отношения в конце концов вылетели в трубу.
Олег, я всё сказала. Уходи, прошу я, старательно игнорируя укоризненный взгляд моей мамы.
Наташа, помедлив, мама делает шаг ко мне, ну может, не надо вот так, сразу?
Олег оживляется и бросает на мою маму кроткий взор, который можно перевести как «премного благодарен вам за поддержку, Тамара Васильевна».
Сразу? Я резко разворачиваюсь к этой парочке. А как тогда надо, мам? Нужно, чтобы он, небрежный кивок в сторону Олега, продолжал и дальше катиться по наклонной прямой и при этом кататься на моей шее? Надо снова сделать так, чтобы я была вынуждена уволиться с респектабельной работы только потому, что над моим мужем гоготал весь офис?.. Знаешь, что, мама? Я грозно упираюсь кулаками в бока. А ты забери Олега к себе. И живи с ним вместе, ага? Корми его, пои. Воспитывай. Слушай по ночам идиотские выкрики: «да, да, ещё одна жизнь, йес! ПиЭс-три рулит!» и жди, когда у Олега наступит просветление в его заср… прости, напрочь выжженных компьютерными играми мозгах.
Олег испуганно сглатывает. Мама ошарашенно глядит на меня.
Да что ты такое говоришь, Наташа? наконец, подаёт голос она.
А мне надоело молчать, понятно? Я срываюсь на крик и, сбросив маску Снежной королевы, которую носила последние полчаса, обречённо опускаюсь на крохотный пуф в прихожей. Мам, напоминаю, что мы с Олегом были вместе пять лет. Три года я с радостью возвращалась к себе домой, потому что я шла к нему. Я помню, как мы засыпали вместе, как просыпались. Как он произносил моё имя, когда… Я безнадежно машу рукой. Впрочем, уже неважно. А два года назад наш общий мир рухнул. Только я всё не верила, что это болезнь. Я, как всегда, пыталась всё починить… Напомнить тебе, как я с ним, ещё один кивок в сторону Олега, прошла все возможные клиники и лечебницы? Как мы расходились и снова сходились, потому что я верила, что у нас всё получится? А потом выяснилось, что он, новый кивок в сторону Олега, замершего в углу прихожей, что он перешёл на «домашний» график только затем, чтобы никто не мешал ему играть?.. Играть, играть, играть! От безысходности я снова повышаю голос и отчаянно бью кулаком о серебряную поверхность зеркального столика.
Стекло жалобно дребезжит. Мама ахает. Олег прячет от меня униженный взгляд, а я неимоверным усилием воли беру себя в руки.
Два года назад во мне умерла женская суть, уже своим нормальным голосом заканчиваю фразу я. У меня пропало всякое стремление к близости. К любви. К элементарному сексу… Мама, я больше не хочу продолжать. Я устала. А теперь, бросаю взгляд на наручные часы с забавной мордочкой Микки-Мауса, украшающей циферблат, а сейчас у меня вообще осталось ровно пять минут на то, чтобы привести себя в порядок, отправиться на собеседование и постараться не провалить его из-за утренних разборок со своим уже бывшим! гражданским мужем и прости меня, мама! из-за твоего незапланированного визита ко мне во имя спасения Олега.
— Павлова, — тихо, интимно шепчет мой 'бывший'.
'Как странно, — замираю я, — раньше то, как Олег произносил мою фамилию, вызывало у меня мурашки по коже, которые вихрем неслись по спине и отзывались в каждой клеточке моего тела. А сейчас это не вызывает ничего, кроме злобы и раздражения'.
— Уходи, Олег. — Впервые за всё время нашего разговора я смотрю в его простодушные, глубокие карие глаза, опушенные по-детски густыми ресницами. — Если у тебя осталась ко мне хотя бы малейшая капля уважения или квант элементарной благодарности, то просто уходи. Возвращайся к своим родителям, к своим друзьям-геймерам, отправляйся куда ты хочешь, но только оставь меня в покое. Навсегда.
В квартире повисает звенящая, неприятная и неприязненная тишина. Я заполняю пустоту, встав со стула и судорожно продевая руки в рукава тёмно-синего жакета.
— Уходи, — непреклонно повторяю я.
— Прости, Павлова, — шепчет Олег. Помедлив, ломаным, измученным и покорным движением подхватывает собранный мной чемодан и отпирает задвижку входной двери. Помедлив, кладёт свою связку ключей от моей квартиры на столик в прихожей и поворачивается к моей маме: — Простите, Тамара Васильевна. Я так не хотел.
Мама грустно кивает. Олег распахивает дверь и исчезает за порогом. Я слышу, как на лестнице в темноте подъезда глохнут его шаги.
'Вот и всё, — думаю я. — Вот и всё. Кончено'.
— Ну и что, теперь ты довольна, Наташа? — вырывает меня из пустоты усталый голос мамы. — И что сейчас ты, позволь спросить, собираешься делать? Одна, без мужа… в свои почти тридцать. И без ребёнка.
— Зато я свободна, мама, — отзываюсь я. — Не знаю, как насчёт первого и второго, но я нашла новую работу. И сегодня постараюсь обязательно устроиться на неё.
— Ну-ну, — усмехается мама. — Карьера, это всё, что тебе остаётся. Да, Павлова?