— Пять, — я сжал ладони покрепче.
— Что 'пять'? — не поняла она.
— Ты знаешь меня пять месяцев, а с Аллой я в общей сложности встречался сто дней. — Молчание. Потом в зелёных глазах промелькнуло недоумение. — Та — ак. Погоди, погоди… Я кажется, понял… Ты что, решила, что я с Алкой каждый день крутил? Ты поэтому ей поверила?.. Или, нет, подожди… Ты что, по этой причине полгода играешь в свободную и независимую женщину? Время тянешь… дистанцию держишь… до года добирала! Так? — осеняет меня. — Это — так?
Катя продолжает упрямо молчать.
И вот тут я взбесился. Дёрнул её к себе, впаял в стену. Перехватил её запястья и впечатал их в пространство между её головой и кухонным шкафом. Секунда — и я нашёл её полуоткрытый рот. Мгновение — и она ответила мне, да с такой страстью и яростью, что в шкафу зазвенела посуда. Но мне было уже наплевать: я увидел ту женщину, что пряталась в Кате. Женщину, по которой я с ума сходил. Женщину, которая меня любила. Женщину, в которой было моё счастье.
— Ты меня любишь, — выдохнул я, блуждая губами по её плечам и груди. — Ты меня любишь. Скажи мне это. Сама скажи… Я всё равно от тебя не отстану.
В ответ — упрямая тишина. Я выдернул из джинсов Кати клетчатую рубашку. Она рванула вверх мою майку. Покосился на кухонный стол. Поморщился, и, подхватив её на руки, понёс в спальню. Разложил на кровати и принялся сдирать с неё остатки одежды:
— Ты меня любишь?
Катя вцепилась в пряжку моего ремня. Я дёрнул застёжку на её джинсах. Обхватив её коленями и тяжело дыша, уселся на её бедра, срывая с неё лифчик. На секунду Катя замерла, глядя на меня немигающими глазами. Я вдохнул, выдохнул — и уже мягко опустился на неё, обхватил ладонью её подбородок, заглянул в глаза.
— Ты долго будешь меня пытать? — взмолился я. — Ну, ответь мне. Пожалуйста.
— Да, я тебя люблю, — улыбнулась Катя.
— На эмоции решила меня выставить? — моргнул я.
— Да, — она даже не смутилась.
— Зачем?
— Хотела убедиться, как сильно ты меня любишь.
— Ну и как?
— Убедилась. Ты без меня и дня не проживёшь.
— Ну ты и штучка, — покачал головой я. — Всё‑таки сделала меня, да?
Катя потянула меня к себе:
— Да… Займись со мной любовью.
Ночь. Чёрное небо, белые звёзды. Искорки женского смеха. Матовое, отливающее серебром, тело моей женщины. Я обретал её. Всем телом прикасался к ней, а она дарила мне счастье, которое я ощущал всем своим существом. Прошлое растворилось. Ушли измены, рассыпались неудачи. Остались только Катя и я. Мурашки на её теле. Её стоны. Мой хриплый крик. Общий вдох и выдох. Музыка настоящей любви. Сотворение новой жизни.
Катя так и заснула в моих руках, а я лежал и смотрел на неё. Я размышлял, что человеческие чувства — суть вещь многогранная. Здесь нет белого, да и чёрного тоже нет. Здесь серое — цвет естественный. Потому что за каждым минусом стоит плюс, а за каждой победой следует поражение. А ещё я подумал, что, когда ты по — настоящему любишь, то ты не знаешь, почему это происходит. Ты просто любишь, вот и всё.
— Кать, ты выйдешь за меня замуж?
Её ресницы дрогнули:
— Что?
— Ты слышала. Выходи за меня. Нам будет хорошо вместе. Или будешь до года добирать?
— Нет, не буду. Я выйду за тебя. А то вдруг ты ещё сбежишь…
— Куда, о господи?!
— Откуда я знаю? — засмеялась она. — Ну, вдруг найдёшь себе 'зайку'…
Остаётся только добавить, что три месяца Катя стала моей женой, уволилась из бюро переводов и начала писать книги, которые чуть насмешливо именовала 'женскими историями', хотя на мой взгляд, это была вполне качественная современная проза. Я же купил участок в Виноградово, недалеко от дома своих родителей, и теперь там под присмотром Кати и моего отца возводился кирпичный дом в два этажа: с большой спальней, кухней, библиотекой, уютным зимним садом — и двумя детскими комнатами. А ещё через полгода в темноглазой династии Соболевых родилась светловолосая девочка. Моя первая дочь. Екатерина. Катя, назвала её моя жена. Так наш дуэт превратился в трио. Впрочем, теперь это была уже другая история'.
