Димка любил играть в покер. 'Скажи, влюблять в себя — это тоже игра?', — спросила я тогда у него. Бергер промолчал, отвёл в сторону глаза и перевёл разговор на другую тему.
И тут в мою голову приходит мысль. Я пишу Герману: 'Признаю, что этот этюд выиграли Вы. Но раз Вы подняли ставки, то мне нужна фора'.
Ответ приходит через пять минут: 'Спасибо, что не солгали. В какой форе Вы нуждаетесь, Катя? Хотите больше времени на написание этюда или мне уменьшить количество знаков?'.
'Нет, я хотела бы, чтобы Вы мне кое‑что рассказали'.
'И что Вас интересует?', — забавляется он.
'Чтобы написать о Вас, мне нужно Вас представлять. Расскажите мне о себе, какой Вы?'.
В этот раз ответ приходится ждать четверть часа. Я нервничаю, потому что время, отпущенное мне на написание этюда, безвозвратно уходит. Когда я начинаю грызть внутреннюю сторону щеки, что случается со мной только в минуты растерянности, приходит ответ: 'Я живу один. Хотите в гости? Увидите всё своими глазами'. Причём, в конце письма Герман в первый раз ставит 'смайлик'. Он что, ещё и заигрывает со мной? И, хотя предложение Германа после этюда о поцелуях может раздразнить 'зайку', у меня пока ещё есть жених и голова на плечах.
'Не в этот раз, — пишу я Дьячкову, стараясь оставаться вежливой. — Так Вы ответите мне на вопрос?'.
'Хорошо, я попробую. Начнём с того, что я не люблю агрессивных женщин и сам никогда не добивался уважения силой, потому что быть мужчиной, на мой взгляд, это отвечать за свои слова и поступки. Я вспыльчивый и экспрессивный, но я умею ждать, и никогда, ни к чему не принуждал женщину. Но я и приверженец той мысли, что моя женщина никогда не одёрнет меня при посторонних, потому что в любых отношениях веду я. А я выбираю женщин толковых и разумных, со своей позицией. Ещё есть вопросы?'.
И тут на меня снисходит озарение. Да ведь этот человек одинок! Одинок по — настоящему, потому что с такой позицией не смирится ни одна уважающая себя женщина.
'Вы знаете, что у меня есть жених?', — уже в открытую пишу я.
'Догадываюсь. А Вы, задав этот вопрос, хотите сказать, что Вы от нашего спора отказываетесь? Тогда я выиграл, а Вы проиграли. А значит, по условиям пари Вы теряете возможность разместить свою книгу на моём портале'.
'А если я выложу её на другом самиздатовском сайте?', — начинаю злиться я.
'Тогда я выставлю в Интернет всю нашу переписку'.
От этого ответа я вздрагиваю. Впрочем, на что я надеялась, когда решила первой его шантажировать?
'Так что Вы надумали?' — между тем любезно осведомляется Дьячков.
'Я поднимаю ставки, — прикусив губу, отчаянно печатаю я. — И я пришлю Вам свой этюд в две тысячи знаков уже через полчаса'.
Увы, то, что задумала я, грешно и небезопасно. Но это покажет Дьячкову, как я могу провоцировать мужчин и что я его раскусила. Мысленно попросив прощение у Димки за то, что я собираюсь сделать, пишу Герману то, что не решилась бы написать никому другому.
'После нашего свидания ты в одиночестве возвращаешься домой. Да, я тебе отказала, и ты так и не поднялся в мою квартиру, на что очень рассчитывал. Желание всё ещё мучает тебя, но ты садишься в машину и едешь в свой дом, пустой, неуютный, холодный. Скажи, в этом доме хоть раз была та, кого ты любил по — настоящему? Как звали эту женщину? Кем она была для тебя? Скажи, мы с ней очень похожи? И чьё лицо сейчас стоит перед твоими глазами? Моё — или той женщины?
Ты отпираешь дверь и медленно входишь в прихожую. Включаешь в ванной комнате свет. Скидываешь одежду и встаешь под душ. Опираешься руками о гладкую стену и подставляешь лицо льющимся сверху струям. Ты мучаешься невозможным: ты хочешь хоть на минуту вернуть меня, чтобы забыть ту, другую. Но та женщина — совсем не я. И водяные струи, которые сейчас стекают вниз, по твоему лицу и телу, кажутся тебе уже не её, а моими руками. Они так нежно кружат по тебе, но в самый последний миг отступают.
Пытаясь справиться с возбуждением, ты закрываешь глаза. Чьё лицо стоит сейчас перед твоим мысленным взглядом? Чьи руки ты помнишь — чьи пальцы, которые осторожно трогали тебя, дразнили — и исчезали?
Твоя левая рука по — прежнему опирается о стену ванной. Другая невольно опускается вниз, вдоль по твоей талии. Ты на секунду замираешь, ещё не решаясь сделать то, что ты так часто делал, когда думал о той женщине. Но та, что предала тебя, уже ушла, а мой запах ещё рядом. И ты, не в силах бороться с искушением, опускаешь руку ниже. Ты крепко сжимаешь себя. Возбуждению противостоять невозможно, потому что желание обладать сейчас сравнимо только с болью. И ты, в душе ненавидя меня и ту игру, которую мы затеяли, начинаешь понемногу ускорять темп и втягиваешь воздух в лёгкие. Холодная вода и жар внутри тебя затягивают тебя в центрифугу, где удовольствие и ненависть сплетаются в тугой клубок. Злость обостряет чувства, не так ли? Твоя рука не останавливается. Ещё и ещё раз, быстрей и медленней. Последний такт приносит дрожь и стон опустошения.
Спустя секунду ты приходишь в себя. Поднимаешь темноволосую голову, открываешь карие глаза и понимаешь, что ты по — прежнему один. Та женщина, которую ты любил, ушла. А меня с тобой никогда не было'.
Я не стала перечитывать то, что я написала Дьячкову. Испугалась, что струшу и не отправлю ему этот этюд. Допечатав всего одну фразу: 'Если хотите выиграть пари, то даю Вам время до понедельника', захлопнула крышку ноутбука, вскочила и принялась расхаживать по квартире, давя в себе ощущение, что я, со своим желанием опубликовать книгу, зашла на запретную территорию. Словно что‑то заставило меня сунуть руку в механизм часов, а острые шестерёнки прижали кончики моих пальцев. И пусть ещё не больно, но вытащить руку уже нельзя. Мелькает трусливая мысль отозвать письмо. Бросаюсь к ноутбуку, но на входящей почте Gmail уже висит 'единичка'. Это означает только одно: Герман мне ответил. Перевожу дух. Открываю ответ Дьячкова и читаю:
'Прекрасно, Катя. Просто великолепно. Вот только отчего Вы решили, что у меня карие глаза и тёмные волосы?'.
'Не поняла…'
Заглядываю в этюд: точно, я это написала. Пронзает мысль: кого я представляла себе, описывая Дьячкова? Прикусываю губу, 'набиваю' не самый лучший ответ:
'Авторская фантазия, не более'.
'Ах, это Ваша фантазия? — Далее следует 'смайлик', но улыбка кажется зловещей, а не весёлой. — Ладно. Тогда мне остаётся честно признать, что второй раунд Вы выиграли. Я подумаю и напишу Вам ответ относительно Вашей книги. Прощайте, Катя'.
Я просидела перед монитором ещё с полчаса. Убивая время, ответила на письма подруг, обсудив с ними их мужей, детей, погоду, рецепты, подспудно ожидая совсем другого письма. Но Герман молчит, и я начинаю жалеть о своём поступке. Волей — неволей, но я причинила другому человеку боль, и теперь меня мучает совесть.
