Дальше обмениваешься с девочкой телефонами, ведёшь себя по — джентельменски, общаешься только по — дружески. Потом включаешь прикосновения и лёгкий шёпот на ухо. Затем следуют объятия, поцелуй и — опля! — вы уже спите вместе. Дальнейшее — по обстоятельствам. Например, ты можешь намекнуть Кате DUO, кто такой Дмитрий Бергер. Или — с её помощью найти на него такой компромат, который прельстит 'налоговую' и прикончит созданный мной сервисный центр. Или же — ты отправляешься к Бергеру и объясняешь ему, что его девушка у тебя в любовницах. В общем, как вы понимаете, у меня была целая куча вариантов, как наставить этому козлу рога. Вместо этого я, самоуверенный осёл, сам угодил в историю. Правильно говорят, что если мужчина приобретает хитрость, то женщина с ней рождается…
Ну, а мне‑то что делать теперь? Нанять за пару сотен какого‑нибудь писателя, который за пару часов состряпает мне две тысячи знаков о чувственности? Но, во — первых, за это время никого приличного я не найду, а во — вторых, хоть я и не большой спец в любовной литературе, но у меня пока хватает мозгов, чтобы понять: невозможно подделать оригинальный стиль автора.
В очередной раз обозвав DUO 'хитрой гадюкой', как приговорённый к смертной казни, ползу к столу и сажусь за ноутбук. Настраиваюсь на 'творчество'. Господи, как люди вообще пишут книги, романы, истории? Ведь в голове — масса мыслей, куча образов, горы сюжетов, а попробуешь переложить их в слова — и всё, ты не у дела. Или у авторов есть тот особый секрет, который зовётся Музой? Но Муз в наше время фимиамом не призовёшь. А может быть, авторы — как те пылесосы? Втягивают в себя всё, что видят, чувствуют и слышат, после чего перетряхивают полученный сбор и выуживают самое ценное? И если это так, то у меня есть шанс написать свой этюд.
Откидываюсь в кресле, открываю фотографию DUO и представляю, каким могло бы быть наше знакомство, если бы Аллы и Дмитрия Бергера никогда бы не существовало на свете. Наверное, я сидел бы в каком‑нибудь маленьком кафе, но, увидев Катю, подошёл бы к ней и сделал всё, чтобы она от меня не сбежала. Я рассмешил бы её какой‑нибудь шуткой, а она бы мне улыбнулась. Я пригласил бы её в кино, или на чашку чая, а она бы согласилась. И, сидя в тёмном зрительном зале — или же рядом с ней на мягком и низком диване в маленьком кафетерии, я бы в первый раз взял её за руку. И если б она не отдёрнула ладонь, то я переплёл бы с ней пальцы. Проводил бы её до дома, и, устроившись рядом с ней в такси, всю дорогу смотрел на неё, замирая от аромата её духов, прикосновения, нечаянного взгляда. И там, у её подъезда, я обязательно попытался бы её поцеловать…
'Ты не знаешь ни моего лица, ни тела, ни моего запаха. Я никогда не касался тебя. Я не приходил к тебе даже во снах. Но ты очень мне нравишься, и я точно знаю, чего я хочу от тебя. Помнишь, ты описывала в своих книгах, как целуются влюблённые? Но ощущала ли ты такой поцелуй сама? Я расскажу тебе, как это могло бы быть у нас.
Представь себе свой дом, подъезд и одинокий двор. В темноте нет звуков, шорохов и голосов — здесь сейчас только ты и я. Я отпускаю такси и, когда оно отъезжает, делаю шаг к тебе. Ты отступаешь, но я подхожу к тебе вплотную. Моё лицо — над тобой. В протесте или испуге ты вскидываешь вверх руки. Я перехватываю твои ладони и кладу их себе на шею. Ты в первый раз прикасаешься ко мне. Пока ты узнаёшь меня, я наклоняюсь и легко целую тебя в губы. Вот так я забираю твой страх и жду твоё первое 'да'. Ты не ожидала, что я проявлю столько нежности и ласки? Пока ты размышляешь, что у меня на уме, я быстро кусаю тебя в губы. Набрав воздух в лёгкие, ты учишься ровно дышать, а я закидываю назад твою голову. Твой первый полувздох — полустон даёт мне понять, что я близко к тебе, Катя…
Ты изгибаешь спину. Обхватив твой затылок одной рукой, второй провожу под твоей грудью. Твоё сердце срывается в быстрый такт. Выгибая тебя на руке, осторожно прикусываю мочку твоего уха. Чтоб приглушить твой тихий стон, я шепчу тебе, как сильно ты мне нравишься. И это действует на тебя возбуждающе, а близкое расположение моего рта усиливает звук шёпота.
И всё равно ты по — прежнему не торопишься мне отвечать, поэтому у меня есть право решать, как мне целовать тебя. И я завожу ладонь тебе на талию. Моё дыхание обжигает твой рот, и я касаюсь кончиком языка твоих губ, пробуя приоткрыть тебя. Ты отворачиваешься. Но я упрям, поэтому обязательно повторю это позже. А пока я опускаю лицо к изгибу твоей груди. Мой бог, как сладко ты пахнешь…
Твои ладони становятся влажными, а сердце ускоряет ритм. И я возвращаюсь к твоим, теперь уже приоткрытым, губам. Я чувствую твоё дыхание, и проникаю в твой рот. Я знаю, как творить с тобой чудеса, ведь мой талант — это изобретательность. Сила, с которой я впиваюсь в тебя, решает всё. Я беру тебя за подбородок и поднимаю твоё лицо в направлении нашего поцелуя. Я помню, как тебе нравилось, когда я тебя трогал. Но теперь я хочу, чтобы ты сама прижалась ко мне. И ты поддаёшься, Катя. Твоё дыхание становится рваным и перемешивается с моим… Казалось бы, всего одно движение — и ты уже моя… Но я ставлю точку и жду от тебя продолжения'.
Прочитав то, что я написал, захлопнул ноутбук. Разыскал сигареты и пулей вылетел на балкон. Стою, курю, рассматриваю пустой двор и думаю, плакать мне или смеяться? С одной стороны, 'проза', несомненно, 'удалась'. С другой, я — взрослый чувак, хозяин крупного сайта, описываю свои чувства и поцелуи. Да тот же Дьячков будет ржать надо мной, как конь над овсом, если только узнает об этом. Так может, ну её к дьяволу, эту DUO? Поставлю её роман на ленту, и дело с концом. От меня не убудет. Правда, в этом случае мне также придётся авансом признать, что я ни черта не смыслю в деле, которым я занимаюсь. А значит, выхода у меня нет. Фак. Меня 'сделали'. Она меня сделала!
Я злюсь на себя, на Бергера, на Дьячкова. На эту Катю с немыслимым псевдонимом 'DUO', так ловко навязавшую мне свою игру, и… Так, стоп. Для этой Кати я кто? Герман Дьячков или Артём Соболев? А раз для DUO я Герман, то с него и весь спрос. Конечно, рано или поздно, Катя узнает, кто я такой. Но ведь и я всегда могу сказать, что я не писал никакой 'прозы'? Например, совру, что нанял автора, вот и весь сказ. И кстати, подобное 'творчество' может сблизить нас с Катей раньше и проще, чем я себе распланировал.
От этой мысли у меня повышается настроение. Щурясь на яркое солнце, с удовольствием докуриваю сигарету, возвращаюсь в комнату, сажусь за стол. Вычитываю текст и, ощущая себе Пелевиным, Остером и Николаем Глазковым в одном лице, направляю Кате своё первое произведение.
'Ловите, Катя, — пишу я. — С Вас — продолжение. Две тысячи знаков и полтора часа времени'.'
— 2—
21 мая 2016 года, суббота.
'Да кто он такой, этот Герман Дьячков? Нет, он, конечно, не мастер любовного жанра, но то, что прочитала я, меня несомненно тронуло. И если откинуть романтику, чувственность и включить рассудок, то разум подсказывает мне: Дьячков знает, как управляться с женщинами. А ещё — он провокатор. Приняв пари, он всё‑таки меня обставил, навязал свои правила игры и быстро поднял ставки. И если б я хорошо разбиралась в картах, то я бы сказала, что Герман Дьячков затеял дьявольский покер. Откуда я знаю об этой игре? Ну, Димка как‑то рассказывал, что это — единственная игра, в которой не лгут, но всё — блеф и притворство. Именно поэтому 'акула' (так в покере называют настоящего мастера) никогда не делает 'бет' (ставку), если перспективы победить противника нет. Но все хорошие игроки умеют терпеливо ждать и всегда планируют свои действия. И когда видят возможность выиграть, то ставят на кон сразу всё…
