– Здравствуйте, капитан. Виктор Иванович, что ты тут сидишь? Он что-то натворил? – одновременно задал вопрос Николай мне и Самойло́вичу.
– Нет, капитан Суворов сам пришел ко мне, доложил о своих подозрениях и попросил меня присутствовать при разговоре с вами.
– Вот как? И о чем разговор, Виктор Иванович.
– О том, что кто-то очень хочет, чтобы я выехал за границу или был убит. Убить меня здесь стремятся немцы, и задействовали каких-то своих агентов. Обстоятельства я уже доложил капитану Самойловичу.
– Да, можете ознакомиться. Я буду вынужден возбудить расследование этого случая.
– Так, понятно. Но какое это отношение имеет к заданию?
– Прямое. По всему видно, что вернуться назад мне не суждено. Я считаю, что меня уберут на территории США, а представят дело так, как будто бы я сам попросился остаться в Америке. И будет какое-нибудь подтверждение этому. Например, снятие денег с моего счета, на котором находится более 75 тысяч золотых рублей. Они, конечно, не золотые, но обменять на золото их можно. Они принимаются всеми банками мира.
– Как это возможно сделать? – спросил Николай.
– Через чековую книжку, например.
– Да, по условиям, для ускорения открытия визы, они просили выдать вам такие и обозначить сумму, находящуюся на счетах. Такие книжки Сбербанк подготовил, их номера уже находятся в посольствах.
– Дальше, стоит предъявить такой чек, с моей подписью, и любой банк может безакцепным порядком снять эти деньги со счетов любого из советских банков за границей. Сам я тоже могу это сделать.
– Для чего? – спросили оба присутствующих в один голос.
– Зная, что в каждой воинской части у нас существует Особый отдел, все газеты Запада напишут, что лучший ас СССР предпочел остаться в Соединенных Штатах, а не сражаться за Родину против немцев. Ну, там, Сталина не любит или всех большевиков с их Советской властью. И обязательно найдется дуболом, который прикажет на месте разобраться: кто такой товарищ Суворов, что говорил, с кем дружил, с кем водку пил, с кем летал. И все, того полка, который мы создавали и обучали в течение девяти месяцев, просто не станет.
– Но зачем им это нужно?
– Вот карта. Это Нью-Йорк, а это – остров Статен. Вот мост, который соединяет этот беднейший и самый малонаселенный район Нью-Йорка с городом. Вот здесь вот, слева от моста, возле вот этого причала, в обыкновенных бочках, никем не охраняемый, лежит груз урановой смолки из Бельгийского Конго, и будет находиться там до сентября. Там 68 процентов окислов урана. 1200 тонн. Груз принадлежит некоему Сенжье, который пока не нашел на него покупателя. Все три страны, и Англия, и США, и Германия, у которой свой интерес, хотят успеть до окончания войны переработать этот уран, создать и испытать новое оружие, которое перечеркнет нашу победу в этой войне. В их планах, чтобы война продлилась до 1945 года. У немцев другой интерес, но тоже рвутся вывести наш полк в тираж, мы им мешаем громить РККА.
– Откуда вы это знаете? – опять-таки в два голоса спросили слушатели.
– Связь с Нью-Йорком у вас есть? Проверяйте. Только не посылайте туда красноармейцев в буденовках, с водкой и балалайками, или советского посла на автомобиле с дипломатическими номерами. Убедитесь, что это так, а после этого я и предъявлю остальное. Кстати, товарищ капитан госбезопасности, эта информация – особой государственной важности, и предназначена для одного-двух человек в нашем государстве. А вам, Николай, я не рекомендую сообщать об этом никому в вашем ведомстве. Ни одному человеку.
– Даже Щербакову?
– Даже ему. Только то, что я имею сведения такой важности, что прошу предоставить мне возможность сообщить об этом товарищам Берия или Сталину. И еще момент: время тикает, а уран нужен стране. У меня всё.
– Что такое уран? – спросил капитан.
– Греческий бог, планета и металл из таблицы Менделеева.
– У вас, капитан, с головой все в порядке? При чем здесь Уран и товарищ Сталин?
– А вот вы у него и спросите. А так как я допущен, без ограничений, к управлению самолетом, то имею медицинское подтверждение о своей вменяемости. А это – как государство оценило эту вменяемость. – Я распахнул в стороны свой комбинезон.
– А как я могу сообщить товарищу Сталину, если даже Щербакову об этом говорить нельзя?
– Вам поручили это дело? Возникли непредвиденные обстоятельства, снимайте трубку и сообщите об этом товарищу Поскребышеву, что у вас серьезные сложности и вам необходимо доложить об этом Верховному. Не забывайте! Три разведки сейчас работают против нас.
Трое суток после этого разговора я занимался тем, что и должен был делать по приказу: осваивал новые машины, и мы занимались их доводкой под наши стандарты. Особый отдел и бригадный комиссар делали вид, что ничего не произошло, правда, последний стал реже бывать, как в Чкаловском, так и в Доме на набережной. Первый лафет для МП-6 позволял бить только короткими и средними очередями, не более 20 выстрелов, поэтому Александр Федорович сдвоил рекуператоры, и этот недостаток был устранен. Орудие работало, машину перестало бить и уводить ее в сторону. Появилась возможность легко корректировать стрельбу по трассе. В специальном шлюзе, оставшемся от отдела новых двигателей НИИ, гоняли «Алиссон-63», с вариометром на приводе, пытаясь найти число редукции для ликвидации провала характеристик. Пока успехов не наблюдалось, но нашли способ, как воткнуть еще одну шестеренку в довольно сложную конструкцию планетарного повышающего редуктора. В конце концов мотористам, имеется в виду инженерам-тепломеханикам, удалось найти точку и число оборотов редуктора, при котором провал по оборотам двигателя стал значительно меньшим. Они приступили к изготовлению шестерен для третьей передачи. В этот момент ко мне подошел капитан ГБ Самойлович.
– Виктор Иваныч! Можно я вас немного оторву от этих дел?
Вежливый какой! Нет чтобы сразу сказать: «Вы арестованы!» Но я ему «разрешил» отвлечь меня. На самом деле, я просто присутствовал при этом, не слишком понимая того, что мужики делают. Мое дело: сдвинуть рукоятку в положенное время и на положенной высоте. А что там творится в редукторе – мне было совсем не интересно!
– Слушаю вас, товарищ капитан!
– Пойдем! Интересное дело получается! Помимо бригадного комиссара Красавченко, еще один деятель из ГПУ, тебе его фамилию пока знать не надо, очень интересовался делами твоими здесь. Кто ему сообщал всё, я нашел. Но это сошка, так, «стукачок обыкновенный», и даже на чем его «взяли», мне уже известно. Я доложил об этом по команде. Мне приказано прибыть в Москву непосредственно к Абакумову, начальнику управления. Если хочешь, то могу взять тебя с собой. Выше мне не прыгнуть, хотя пытался, но ответа так и не получил.
– Давайте не будем путать два разных дела. Это – одно, а то – совершенно другое. А за то, что попытались, большое спасибо. Ну и за сделанное.
– Там, понимаешь, следы уходят в Америку и Германию. Даже не ожидал, что такое возможно. Ладно, извини, что оторвал! – капитан попрощался и сел в машину. Самое печальное: назад он не вернулся. Что там произошло – я не в курсе, но ГПУ в то время было на коне. А мне просто повезло, что с ним не поехал.
