Безысходность и жесткий график вылетов, в условиях сильных морозов, подтолкнули меня к действиям. Сел и написал письмо Жданову, в котором описал своими словами кумулятивно-осколочную боеголовку с готовыми стреловидными элементами для ракет РС-82 и РС-132. Что идея есть, а вот возможности изготовить не имею. А у него под рукой целый артиллерийский полигон ГАУ. Пришлось довериться корреспонденту «На страже Родины» Арифу Сапарову, который по «Дороге жизни» добрался до нас, чтобы написать эпизод в своей будущей книге. Он «вхож» в Смольный и обещал положить письмо на стол секретаря «первого секретаря». Через два дня он перезвонил и сказал, что письмо доставил. А утром 28 ноября меня выдернули из землянки третьего звена в Боре, это у станции Оять, напротив женского монастыря. И пришлось тащиться по льду через речку во двор этого самого монастыря, вместо завтрака. Там садиться в ГАЗ-61, который провез меня по «охраняемому объекту» и доставил в Смольный. Там уже, при случае, удалось сказать, что проще было отдать приказ на перелет и посадить меня на Охте, где было несколько площадок. Назад меня доставили на Як-7. Но город мне посмотреть удалось.
Ехал я туда в компании политработников, с дивизионным комиссаром во главе. Звали его Алексей Александрович, словоохотливый, бровастый, как Брежнев, но на вопросы о положении в городе отвечал очень неохотно. Больше всего его интересовал вопрос: каким образом мое письмо, минуя всех, оказалось на столе у Жданова.
– Да большого секрета в этом нет. Несколько дней назад к нам приезжали корреспонденты из фронтовой газеты «На страже Родины», расспрашивали нас о полетах над Ладогой, специфике нашей работы. Даже снимали фильм. Непосредственно о наших методах мы им рассказать не могли, мы работаем с секретным оборудованием, поэтому мы с ними говорили о той специфике, которую нам немцы подбрасывают. А с 23-го числа мы отражаем налеты на дорогу, которую они постоянно пытаются заминировать с воздуха.
– Есть такое дело, особенно в западном секторе.
– У нас мы пока их к трассе не подпускаем, а там работают другие полки, и, видимо, не все получается. Эта работа очень специфичная. Но нам определили этот сектор, потому что часть полка занята на сопровождении транспортников. Это не менее важно. Так вот, один из них имеет задание Политуправления фронтом написать документальную повесть о блокаде.
– Да, есть такой, политрук Сапаров, хороший писатель, кстати.
– Ну, вот мы с ним разговорились, в том числе и о том, как выкурить немцев с их аэродромов. Я и сказал ему, что написал письмо товарищу Жданову, потому что с этим вопросом тянуть нельзя, что есть способ подавить артиллерию ПВО, но требуется боезаряд, который дает большое рассеивание осколков при подрыве, в узком секторе. Как бы создает воронку из готовых элементов, летящих с большой скоростью. Очень большой. В этом случае будут поражаться не только расчеты противника, но и само орудие. Что идея: как это сделать – есть, но в сидя в Боре мы этого изготовить не можем. А в Ленинграде есть полигон, который предназначен для проведения подобных испытаний. Однако содержание письма не позволяет его отправить по почте. Что требуется переправить его в те руки, которые смогут привлечь нужных специалистов. Он сказал, что такой человек есть, это первый секретарь Ленинградского обкома ВКП(б), и он может доставить это письмо ему. Мы все оформили, как положено, вот корешок «бегунка», и отправили письмо с ним, как с курьером. Вчера он связался с нашим дежурным и передал, что наше задание выполнено, но его направили на другой участок фронта, и только после этого он вернется в Кобону, оттуда заедет к нам.
– Да, письмо доставлено товарищу Жданову, поэтому мы и приехали за вами.
– Мы туда будем трястись долго и упорно, можно было разрешить мне перелет на Охту или на Комендантский.
– Мы решили не отрывать ваш самолет от выполнения заданий.
– Так все равно стоять будет, я-то уехал. Лишних летчиков у нас нет, и есть запасные машины.
– Богато живете! У нас несколько иное положение в авиаполках, там безлошадных много. Один и тот же самолет используется несколькими летчиками.
– Не хочу никого обижать, но наш полк всегда стремился провести вылеты таким образом, чтобы не терять людей и технику. С момента перевода нас под Москву мы потеряли шесть машин и двух летчиков. Один из которых был потерян, еще когда мы летали в другом полку одной эскадрильей. То есть соотношение побед к собственным потерям больше пятидесяти к одному, по технике, и 272 к одному, если считать по людям.
– Да что тут скажешь, недаром он «ордена Ленина и гвардейский». – При этом дивкомиссар что-то отметил в своем блокнотике. Видимо, с такой формой статистики он незнаком.
На въезде в город комиссар ненадолго скрылся в помещении КПП, вышел оттуда минут через десять, и мы тронулись дальше. Стало уже темно, снег на улицах никто не убирал, хотя дороги были расчищены. Никаких пешеходов, кроме патрулей, я ожидал увидеть саночки с телами, но их не было.
– Нам говорили, что норма выдачи продуктов в городе очень маленькая.
– Да, маленькая, но перерывов с поставками продовольствия было только два: 9 и 10 ноября, и шесть суток до 20 ноября, когда запустили 101-ю. В эти дни авиация сумела поставить 26 процентов суточной нормы на каждый день. И небольшой запас мы смогли создать ко времени ледостава. Пока люди держатся. Требуется пробить оборону немцев. Именно поэтому вашим предложением заинтересовались. Подъезжаем, вот ваш разовый пропуск. Оружие придется сдать.
Он провел меня коридорами в левое крыло на второй этаж. Там находилось двенадцать человек в форме артиллеристов и двое инженеров-авиаторов. На столе разложены увеличенные мои рисунки. Начались расспросы, а я не мог им сказать, что это голова С-3, только с вертушкой от РС-82. Инженер-то из меня, как из моей бабушки футболист. Что-то мямлил, краснел, как на экзамене. Товарищей инженеров интересовало все, что я знаю по этому вопросу, а я помнил только то, что сумел изобразить. В результате допроса выяснилось, что под ВВ я имел в виду смесь гексогена из неразорвавшихся немецких бомб и тротила. Я вспомнил, что тротил следует измельчить и смешивать с гексогеном, а потом просто прессовать, что плавить нельзя, становится очень чувствительным. А «стрелки» делать не из гвоздей, а из приличной стали. Ей предстоит пробивать откатники. Слава богу, их приходилось держать в руках, поэтому вопросы по ним особо меня не напрягали. Буквально через час мы выехали по Воинова на Литейный, в здание ГАУ. Там, за каких-то двадцать минут, три мужичка-артиллериста соорудили БГ. Выставили мишень в подвале, установили эту самоделку, закрыли массивную дверь и подорвали боеголовку. Дым от взрыва быстро убежал в вентиляцию. Артиллеристы открыли дверь, и все подошли к мишени, почесали репку.
– Ты поглянь! Работает! – вплеснул руками полковник, который, наверное, был в таких чинах с Империалистической.
Отсчитали количество досок, которые пробил заряд, и убедились, что даже гвоздями восемь двухдюймовок были прошиты насквозь. Назад в Смольный мы возвращались на одной машине втроем: тот самый полковник, инженер-полковник авиации и ваш покорный слуга. Остальные остались в здании ГАУ.
