«18-го октября 1944 года, комбаты Мирза Мамедов и Иван Казаков со своими гвардейцами из 171-го полка, 11-й гвардейской армии, первыми пересекли границу Восточной Пруссии».
(Из архива мин. Обороны СССР).
Сегодня было двадцатое число, и значит, это событие произошло два дня назад. Услышав новость, солдаты ликовали. Они радостно подбрасывали вверх каски и кричали, заглушая канонаду, доносившуюся с передовой.
Потом я прочитал некоторые статьи из армейской газеты под названием «Боевая тревога». Там говорилось о предстоящих трудностях по прорыву немецкой обороны вдоль границы с Восточной Пруссией. Оборонительные укрепления состояли из многорядных траншей и колючей проволоки. Все открытые места и дороги были заминированы. Там, где могли пройти танки, в землю врыты бетонные надолбы, или преграждали путь глубокие рвы. В приграничных районах все дома в населённых пунктах имели утолщённые стены с восточной стороны и окна узкие, как бойницы. Мощные укрепления немцы готовили по всей территории Восточной Пруссии заранее в течение десятков лет, а столица восточной Пруссии Кёнигсберг, был неприступной крепостью. Его бастионы строили не одно столетие. Оборону осуществляла достаточно сильная группировка.
Самое интересное из прочитанного материала было то, что ставка Гитлера, «волчье логово» находилась за семьдесят километров от границы, вблизи города Растенбург. Это обстоятельство подзадорило бойцов, они хотели поскорей добраться до фюрера и расправиться с ним. Что такое семьдесят километров – это же один танковый рывок и всё. За полсуток можно одержать победу над Германией. У всех присутствующих горели глаза от соблазна поскорее закончить эту проклятую войну. Однако до вечера наш полк в бой не посылали.
Я после проведённой беседы, ушёл в землянку снайперов и там заснул. Но солдаты возбуждённо разговаривали и мне мешали спать. Измучившись и отлежав бока на сучковатых досках, я пошёл в штаб узнать, что делать дальше. В кирпичном одноэтажном доме, с черепичной крышей, где размещался штаб, было многолюдно. Там я, наконец- то, встретил Винокурова, рассказал ему про Степана и спросил, при каких обстоятельствах он погиб. Тот объяснил, что проводили разведку, прощупывали оборону противника. Немцы заметили разведчиков и обстреляли. Убитых с собой унести ребята не смогли. Забрали только раненых.
– Обычная ситуация у разведчиков, – такими словами, закончил свои объяснения Винокуров.
– Ты тоже там участвовал? – возмущённо посмотрел я на него.
– Нет, разведку проводило одно отделение, из десяти человек.
– Зачем же так людьми рисковать, лезть на рожон?
– А как по-другому узнаешь, какие силы у противника? – оправдываясь, громко произнёс Сергей. – Это не нами придумано, такой метод и немцы применяют.
Я вспомнил про перебежчиков и поинтересовался:
– Как ведут себя мои немцы? Чем занимаются?
– Пока мы к ним присматриваемся, обучают нас немецкому языку, да игре на губных гармошках, – улыбаясь, сказал Винокуров. – Хорошо играют черти, приходи, как-нибудь, послушай.
После разговора с Сергеем, я хотел поговорить с командиром полка, но ему было не до меня – проводил совещание с командирами батальонов. Неожиданно прибежал радист с сообщением о том, что семнадцатый полк прорвал оборону противника и перешёл государственную границу. Тут же принесли приказ от командующего восьмого корпуса Завадовского: «Бросить все силы дивизии на закрепление успеха». Приладышев прервал совещание, и я понял, что надо идти готовить к выступлению снайперов.
«После овладения городом Кибартай, наступление 8-го гвардейского стрелкового корпуса стало развиваться более успешно. Части его 5-й гвардейской стрелковой дивизии уже в 15 часов пересекли государственную границу СССР, на участке пограничных столбов № 111 – 114 и вышли к укреплённым позициям на линии Эжеркемен – Ромейкен». (Из архива МО СССР. Ф. 358. оп. 5916, д.697, л. 96).
На автомашинах двадцать первый полк направился в сторону далеко громыхавшего боя. Часов теперь у меня не было, и пришлось спросить у моего помощника сержанта Салова, сколько времени. От него я узнал, что всего 17 часов. А казалось, что уже поздний вечер.
Двигался наш полк побатальонно, тремя параллельными колоннами. В хвосте тянулись отдельные роты и взводы, вместе со штабными машинами.
Впереди, перед колонной, гремели взрывы от фашистских снарядов, которые подняли облако дыма и пыли. После этого поступил приказ покинуть машины, и дальше солдаты пошли пешком. Грозная стена взрывов преградила нам путь. Но передовые отряды, замедлив движение, всё же вошли в эту чёрную от дыма и подброшенной земли, стену. Я удивился, что не испытываю страха, ведь мы идём навстречу смерти. У моих товарищей, лица тоже были спокойные, будто мы на учениях, а не в бою. Всем вместе, скопом, и умирать не так страшно. Однако когда снаряды начали рваться в двадцати шагах от нас, часто и густо, все залегли. Вокруг бушевал нарастающий грохот, комья земли сыпались сверху на головы, стуча по каскам. Одного снайпера ранило осколком в ягодицу, в мягкое место, и он отчаянно охал, сдерживаясь от крика. Звали санитаров, но они сами были прижаты к земле. Наши голоса тонули в грохоте. Вряд ли нас слышали. И тут охватил меня страх, сверлящий всё нутро. Хотелось вгрызаться в землю, чтобы спрятаться.
Советские солдаты окапываются под свист пуль. Фото из семейного архива.
Линия взрывов продвинулась дальше, в наш тыл, тогда все подняли головы и осмотрелись. Раненого ребята перевязали сами. В других подразделениях тоже появились раненые, и даже убитые. Над раненым снайпером Санька подшучивал:
– Представь, парень, если бы тебе снарядом яйцо оторвало, чем бы ты женился?… Тебе ещё повезло, что в зад не пуля попала, а осколок. Иначе подумали бы врачи, что ты убегал с поля боя, и не стали бы лечить. Раненому солдату, сейчас было не до шуток. Сморщив лицо от боли, он страдальчески улыбнулся:
– Тебе хорошо шутить, не тебя же ранило…
– У меня тоже было ранение, хуже твоего… Больше месяца в госпитале провалялся, – с достоинством, сообщил Санька.
По колонне передали приказ: «Продолжать движение!»
Я поднял своих бойцов и мы, отряхиваясь от грязи, пошли дальше. Раненых санитары собирали в подъехавший грузовик.
На помощь семнадцатому полку мы подошли ещё засветло. И надо сказать – вовремя. Полк нёс большие потери от непрерывного миномётного и артиллерийского обстрела. Командир дивизии по радио вызвал авиацию, которая подавила огневые точки противника, и взрывы прекратились. Семнадцатый полк отвели в тыл для отдыха. На ночлег мы остановились опять в бывших немецких окопах и блиндажах. Через километр, проходила их следующая линия обороны.
13 – В атаку ведёт генерал Галицкий
Утром, 19-го октября, наши батальоны после короткого отдыха, вновь пошли в наступление. Мне было приказано беречь снайперов, и мой взвод находился возле командного пункта, вместе с разведротой. Солдаты с интересом разглядывали всё вокруг, ведь мы уже на немецкой земле. Ничего нового здесь не заметили: такие же кусты, всё тот же суглинок на краю траншеи, и берёзка ни чем не отличается от нашей. Впереди за окопами, в которых мы находились, раскинулось просторное поле, по бокам окаймлённое полезащитными лесными полосами. В конце поля, на возвышенности, примерно за километр, стояли несколько деревянных домов, либо сараев немецкого хутора. Оттуда поле хорошо немцами простреливалось из пулемётов и миномётов. Но, не смотря на это, наши батальоны пошли в атаку, при поддержке танков. Первые два танка посреди поля подорвались на минах, а остальные стали отступать. Я наблюдал это из траншеи вместе со снайперами. Ребята болели за своих бурно, словно на футболе. Они, видимо, забыли, что это не спортивная игра, а смертельная схватка. Я сильно нервничал, стараясь это не показывать товарищам. Вернувшиеся к нам в траншею пехотинцы, принесли с собой раненых и матерились, из-за того, что начальство бездарно руководит боем. Они возмущались отсутствием артподготовки. Погода испортилась, и поэтому на авиацию не приходилось рассчитывать. Бой шёл везде: как с левого, так и с правого фланга. Возможно, артиллерии на всех не хватало. Рядом со снайперами в траншее находилась группа разведчиков. Они подшучивали над перепуганными солдатами, вернувшимися с поля боя. Наиболее острый на язык разведчик спрашивал бойца:
