– Да кто ж ты на самом деле?! – все-таки решается он сказать и тут же жалеет об этом.
Улыбка Мирабель исчезает. Она делает шаг к нему, становится вплотную. Что-то меняется в ее лице, как будто прежде она была в невидимой маске, которая теперь снята, в личине кого-то, созданного магией из стёба и розовых волос, столь же фальшивых, как хвост и корона на таком далеком уже теперь маскараде. Закери пытается вспомнить, чувствовал ли он в ней когда-нибудь ту самую безымянную древность, которая поразила его в Хранителе, и каким-то образом понимает, что да, она присутствовала всегда, что исчезнувшая ее улыбка старше самой старой из кинозвезд. Она наклоняется так близко, что может его поцеловать, и голос ее звучит тихо и спокойно, когда она говорит:
– Я – многое, Эзра. Но не я причина тому, что ты не открыл ту дверь.
– Что?! – выдыхает Закери, впрочем, очень хорошо понимая, о чем она.
– Это твоя собственная, черт побери, вина, что ты не открыл ту дверь, сколько там тебе было лет, неважно. Твоя и ничья больше, – втолковывает ему Мирабель. – Не моя и не того, кто ее закрасил. Твоя. Ты, именно ты сам решил не открывать ее. Так что не фиг сейчас стоять здесь и сочинять мифологию, которая даст тебе основание обвинить меня в твоих же проблемах. Знаешь, у меня хватает своих.
– Так мы здесь не потому, что нужно найти Дориана, да? Мы тут для того, чтобы найти Саймона. Он ведь последняя сущность, потерянная во времени.
– Ты здесь потому, что мне нужно, чтобы ты сделал то, что я сама не могу, – поправляет его Мирабель и сует ему меч эфесом вперед, так, что он не может не взять. Меч еще тяжелей, чем ему помнится. – И еще ты здесь потому, что пошел за мной, никто тебя не неволил.
– И что, я мог не пойти?
– Да, мог, – кивает она. – Тебе хочется думать, что не мог, или что пошел, потому что от тебя этого ждали, но у тебя всегда был выбор. Но ведь тебе не нравится выбирать, правда? Ты ничего не сделаешь, пока кто-то не скажет, что можно. Ты даже сюда прийти не решился, пока книга не дала тебе разрешения. И сейчас сидел бы в кабинете Хранителя и ныл, если б я не вытащила тебя оттуда!
– Я бы не. – протестует он, задетый силой эмоций и правдой, стоящей за ними, но Мирабель перебивает его.
– Ну-ка, заткнись! – говорит она, вскинув руку и глядя мимо него.
– Не смей мне. – начинает он, но затем поворачивается взглянуть, на что она смотрит, и замирает.
Тень, похожая на грозовую тучу, надвигается на них, сопровождаемая шумом ветра. Язычки пламени на огненном фонтане беспокойно трепещут.
Туча становится больше, ветер крепчает, и Закери наконец понимает, на что смотрит.
Этот шум – не ветер, а крылья.
Сову живьем, а не творение таксидермиста, Закери Эзра Роулинс видел лишь раз в жизни, неподалеку от фермы его матери, весенним днем перед самым наступлением сумерек. Она сидела на телеграфном проводе, протянутом вдоль узкой дороги. Проезжая мимо, он сбавил скорость, потому что других машин не было, и хотелось убедиться, что это действительно сова, а не какая-то еще хищная птица, и сова смотрела на него своими бесспорно совиными глазами, и Закери смотрел на нее, пока его не нагнала другая машина, проезду которой он стал мешать, и тогда он поехал дальше, а сова осталась, продолжая глядеть ему вслед, он видел это в зеркальце заднего обзора.
А теперь здесь много-премного сов, глядящих на него сотнями глаз, и они подлетают все ближе. Тень, составленная из крыльев и когтистых лап, опускается на них с Мирабель. Пикируя вниз, совы парят над улицами, тревожат кости и пыль.
Огни фонтана колеблются во взволнованном воздухе, шипят и тускнеют, углубляя тени по мере того, как облако сов, приближаясь, заполняет собой одну улицу за другой.
Он чувствует, как кто-то кладет руку ему на плечо, но не может отвести взгляда от сотен – нет, тысяч глаз, которые смотрят сверху.
– Эзра, – говорит Мирабель, стискивая его плечо. – Беги.
На секунду Закери застывает, но затем что-то в его мозгу срабатывает на голос Мирабель, подчиняется ее приказу, он хватает сумку с земли и бросается прочь, подальше от надвигающейся темноты, от глаз.
Через арки он бежит к зданиям, а потом по первой же подвернувшейся улице, запинаясь, спотыкаясь о книги, стараясь не уронить ни сумку, ни меч. За спиной слышен топот сапог Мирабель, эхом, на долю секунды отстающим от топота его ног, но он не смеет на нее оглянуться.
Но вот улица раздваивается, он медлит, и тогда рука Мирабель толкает его в бок, направляя налево, и Закери бежит по другой улице, по еще одной темной тропе, где разглядеть что-то можно всего на два шага вперед.
Он снова сворачивает и замечает, что эха от его шагов больше не слышно.
Бросает взгляд за спину – Мирабель нет.
Закери замирает, не зная, то ли вернуться и найти Мирабель, то ли продолжить свой путь вперед.
И тут тени, окружающие его, приходят в движение. Черные провалы окон и дверей по обе стороны улицы оказываются полны крыльев и глаз.
Отшатнувшись от неожиданности, Закери падает и роняет меч. Пытаясь подняться, хватается за камень, царапая им в кровь ладонь.
Тьма сов у него над головой, и кто знает, сколько еще их в тени.
Одна вцепляется ему в руку, когти впиваются в кожу.
Подняв с земли меч, Закери размахивает им вслепую, круша все, что под лезвие попадется, когти, перья и кости. Совы, зайдясь оглушительным визгом, все-таки отлетают на расстояние, достаточное для того, чтобы Закери, оскальзываясь на залитом кровью камне, успел кое-как встать на ноги.
Он пускается бежать и бежит во всю мочь, не глядя назад. Непонятно, где можно скрыться в этом чужом, запутанном городе, поэтому он ориентируется на слух, попросту убегая от шума крыльев.
Поворот за поворотом, потом переулочек выводит на дорогу, которая идет через мост, пустота под ним глубока, и что-то там вроде бы на дне золотится, но нет времени рассмотреть. На другой стороне от моста нет ни дороги, ни тропки, только провал, за которым видны остатки лестницы, которая начинается над его головой и продолжается вверх, а нижние ступеньки разрушены.
Закери оборачивается взглянуть, что позади. Город выглядит пустым, но затем появляются совы, одна, другая, потом еще одна, пока их не становится столько, что они сливаются в неразличимое злое месиво крыльев, глаз и когтей.
Их гораздо больше, чем можно себе представить, и движутся они невообразимо быстро, обогнать их немыслимо. Как он вообще смеет хотя бы пытаться?
Закери смотрит на лестницу через провал. Ступени прочные, высечены в скале. И не так уж до них высоко. И провал перед ними не так уж широк. До них вполне можно допрыгнуть. Он бросает туда меч, тот падает на нижнюю ступеньку и надежно лежит там.
Набрав воздуху в грудь, Закери подпрыгивает и одной рукой ухватывается за край ступеньки, но вторая попадает на меч – и меч, вроде бы надежно лежавший, соскальзывает, утягивая Закери за собой.
