А на противоположной стене висит огромная картина. Лесной пейзаж ночью, между ветвей видится полумесяц, но на земле стоит птичья клетка, такая просторная, что на той жердочке, на которой полагалось бы сидеть птице, сидит, спиной к зрителю, человек, одинокий в своем узилище.
Всё вокруг клетки в ключах и звездах. Ключи и звезды свисают на лентах с ветвей, выглядывают из птичьих гнезд, а те, что упали, устилают землю. Стилистически очень похоже на кроликов-пиратов в комнате Закери. Обе картины вполне могли выйти из-под кисти одного художника. И если на то пошло, то пчелиная дама из винной кладовой – тоже.
Перед картиной стоит Дориан, стоит и рассматривает ее. На нем длинный кафтан из фетра, валяной шерсти темно-синего цвета – без воротника, в талию, идеально прилаженный по фигуре, со множеством блестящих пуговиц, то ли деревянных отполированных, то ли костяных, в виде звезд, так что в целом он картине очень даже под стать. К кафтану прилагаются подобающе элегантные брюки, но Дориан при этом босой.
Он оборачивается на звук закрывающегося за Закери шкафа.
– Ты здесь! – говорит он, и звучит это скорей как общее наблюдение, чем как реплика на появление человека из шкафа.
– Да, я здесь.
– А я думал, ты мне приснился.
Закери теряется, как на это реагировать, и переводит дух, когда Дориан снова поворачивается к картине. Он, вероятно, думает, что история, рассказанная в подпитии, тоже была во сне, и, пожалуй, так оно даже лучше. Закери подходит к нему, встает рядом, и бок о бок они смотрят на человека в клетке.
– Мне кажется, я это уже когда-то видел, – говорит Дориан.
– Напоминает сад ключника из твоей книжки, – замечает Закери, и Дориан в удивлении к нему поворачивается. – Я ее прочитал. Прости. – Извиняется он автоматически, потому что вины за собой не знает.
– Тут не за что извиняться, – говорит Дориан и снова поворачивается к картине.
– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает его Закери.
– Так, словно я вот-вот спячу, но спячу этак, знаешь, медлительно и прекрасно.
– Да, это я понимаю. Значит, все-таки лучше.
Дориан улыбается, и Закери сам себе удивляется, как можно скучать по чьей-то улыбке, которую ты прежде видел всего-то один раз.
– Да, лучше. Спасибо.
– Ты без туфель?
– Я ненавижу туфли.
– Не слишком ли сильное чувство применительно к обуви? – поднимает бровь Закери.
– Мои чувства, по большей части, всегда сильны, – отвечает Дориан, и Закери снова не знает, как на это ответить, но Дориан спасает его от этой необходимости.
Он делает шаг навстречу, оказывается неожиданно близко и, протянув руку, кладет ее Закери прямо над сердцем, и тот не сразу, но понимает, что таким способом Дориан убеждает себя в его, Закери, материальном существовании. Ох, думает он, интересно, слышен ли стук сердца сквозь свитер?
– Ты и вправду здесь, – тихо говорит Дориан. – Мы оба и вправду здесь.
Закери только кивает на это, и они рассматривают друг друга. В карих глазах Дориана обнаруживается теплота, которой Закери прежде не замечал. Над левой бровью у него шрам.
В человеке так много всего. Так много всяких маленьких историй и так мало возможностей их прочесть. Ведь неловко же сказать человеку: Я хочу тебя рассмотреть! Он видит, что и глаза Дориана перемещаются по его лицу точно таким же образом. Интересно, одно они думают или нет?
– Ты что, в пижаме? – спрашивает Дориан, посмотрев на его руку.
– Да, – отвечает Закери, сам вдруг заметив, что на нем пижама в голубую полоску, и заходится смехом от нелепости всего этого, и Дориан, чуть помедлив, тоже смеется.
Что-то меняется в момент смеха, что-то утрачено и что-то приобретено, и хотя слов у Закери нет, чтобы дать имя тому, что происходит, однако ж теперь возникает непринужденность, которой раньше не было.
– А как ты оказался в книжном шкафу? – спрашивает Дориан.
– Я пытался сообразить, что делать дальше. Пошел искать Мирабель, но не нашел, а потом заблудился и стал искать хоть что-то знакомое – и нашел тебя.
– А я тебе разве знаком? – интересуется Дориан, и Закери хочется сказать: Да, да, ты мне очень даже знаком, я и сам не понимаю, как это вышло! – но всплеск такой искренности кажется сейчас неуместным, и потому Закери ничего этого не говорит, а только спрашивает:
– Послушай, вот если б ты потерялся во времени, где бы ты был?
– Ты имеешь в виду, когда бы я был?
– И это тоже, – кивает Закери, улыбаясь, даром что он основательней, чем раньше, осознает вдруг, что весь этот квест, “найди-потерявшегося-во-времени-человека”, может оказаться намного сложней, чем ему раньше казалось. Он снова поворачивается к картине.
– А как ты себя чувствуешь? – спрашивает Дориан, считывая то угрюмое отчаяние, которое, видимо, отразилось на физиономии Закери.
– Как будто я уже спятил, и жизнь в состоянии безумия – это бесконечная череда загадок. – Закери смотрит на человека в клетке. Клетка выглядит как настоящая, замок тяжелый, висит на обернутой вокруг прутьев цепи. До того выглядит настоящим, что хоть потрогай. Обманка-тромплей.
На мгновение он снова чувствует себя тем мальчиком, что стоял перед нарисованной дверью, которую не решился открыть. В чем разница между дверью и клеткой? Между еще нет и слишком поздно?
– Загадок? Какого рода? – спрашивает Дориан.
– С тех пор как я здесь, постоянно появляются какие-то записки, подсказки, задания. Сначала Королева пчел, но она просто привела меня к тайному склепу, в котором покойники замотаны в воспоминания, оттуда даже мой кот сбежал, и вот там книга сообщила мне, что есть три вещи, потерянные во времени. И, пожалуйста, не смотри на меня так!
– Книга тебе сообщила?
– Она развалилась на мелкие кусочки с инструкциями, но я не знаю, что это значит, и вокруг были одни древние покойники, так что не особенно-то хотелось остаться подольше, чтобы что-то понять, да и книги уже, собственно, не было. А потом я увидел призрака в коридоре. Думаю, что увидел. Ну, наверное.
– И ты уверен, что не наприду…
Закери перебивает его прежде, чем он договорит.
– Ты что, считаешь, я все это выдумал?! Послушай, мы с тобой стоим в подземной библиотеке, ты видел, как открываются нарисованные на прочных каменных стенах двери, и ты думаешь, я сочиняю про библиомантию и призраков?
– Да не знаю я, – пожимает плечами Дориан. – Я вообще уже не знаю, во что верить.
Они молча глядят друг на друга, атмосфера накалена, и не в одном только отношении, и Закери наконец не выдерживает.
– Сядь, – говорит он, указывая на один из кожаных диванов. Рядом, очень удобно, нависает настольная лампа под стеклянным зеленым колпаком. Он ждет, что Дориан начнет спорить, но ничего подобного, тот послушно садится, куда указано, хотя лицо его выражает досаду. – Дочитай вот это, – продолжает распоряжаться Закери, вынимая из сумки “Сладостные печали” и протягивая книгу Дориану. – Закончишь – прочти вот это. – Он кладет “Балладу о Саймоне и Элинор” на столик рядом с диваном. – У тебя с собой твоя книга?
