Придушенный звяк из рюкзака извещает, что пришло сообщение, это фотка от Кэт, наполовину связанный шарф в синебронзовую полоску, с сопроводиловкой: “Скоро закончу!”
Он набирает ответ: “Выглядит классно! Спасибо еще раз! Скоро увидимся!” – и приступает к отпариванию костюма. Это занимает не так много времени, хотя рубашка представляет проблему, и он скоро сдается, решив, что если не снимать пиджак и жилет, то рубашку со спины так и так никто не увидит.
Закери из зеркала выглядит до того сногсшибательно, что обычный Закери подозревает, не прибавляют ли ему смазливости сговорившиеся на этот счет лампы и зеркала. Он и забыл, как выглядит без очков, так давно не надевал контактные линзы.
Наряд получился не такой уж литературный, но даже без маски он чувствует себя как романтический персонаж в этом черном, в почти невидимую полоску костюме. Закери купил его два года назад и носил мало, но костюм хорошо сшит и сидит как надо. И сейчас, с угольно-черной, а не белой сорочкой он выглядит еще лучше.
Рассудив, что ему всего-то пересечь улицу, он оставляет в номере шапку, шарф и перчатки, а карнавальную маску кладет в карман вместе с распечатанным билетом, в котором, впрочем, указано, что на входе следует сообщить свое имя. Захватив бумажник, телефон не берет, не хочет тащить с собой свою повседневность.
Вынимает из рюкзака “Сладостные печали” и кладет книгу в карман пальто, но потом перемещает ее во внутренний карман пиджака, тот ей как раз по размеру. Возможно, книга послужит чем-то вроде маяка и притянет к нему тех или то, кого или что он ищет.
В книги он верит, вот во что, думает Закери, выходя из номера. Уж это он знает точно.
Сладостные печали
Те, кто ищет, и те, кто находит
В глубине чайной есть дверь. Она доверху заставлена ящиками, и персонал склоняется к мнению, что дверь ведет в забытую кладовую, в которой, скорее всего, полно мышей. Однажды поздно ввечеру новая подсобница, стремясь сделать что-то полезное, откроет ее, чтобы посмотреть, не поместятся ли ящики внутри, и обнаружит, что никакая это не кладовая.
И на дне усыпанного звездами моря есть дверь, в руинах затонувшего города. Одним темным, как ночь, днем ныряльщик, оснащенный дыхательным аппаратом и фонариком, откроет эту дверь и выскользнет в воздушный пузырь, сопровождаемый стайкой сбитых с толку рыб.
И в пустыне есть дверь, засыпанная песком. Время идет, и каменные узоры двери стираются песчаными бурями. В конечном счете ее отроют и отправят в музей, так никогда и не открыв.
Дверей немало, и расположены они в разных местах. В шумных городах и глухих лесах. На островах, на вершинах гор, на лугах. Есть такие, что встроены в здания библиотек, музеев, частных особняков, спрятаны в подвалах, на чердаках, украшают публичные приемные как артефакты. Есть и такие, что стоят сами по себе, не включенные ни в какое строение. Некоторыми пользуются так часто, что у них петли изнашиваются, тогда как другие остаются ненайденными и неоткрытыми, и еще больше таких, которые просто забыты, но все они ведут в одно место.
(Как именно это осуществляется, есть предмет многих дебатов, в ходе которых удовлетворительного ответа найти не удалось. Мнения по поводу этого и смежных с ним вопросов, включая и точное местонахождение, расходятся. Страсти, кипящие то за один континент, то за другой, нередко перебиваются фантазиями и допущениями, что, возможно, сама локация – камни, море и книги – способна перемещаться в пространстве и, пуще того, в недрах земли.)
Каждая такая дверь, если кто-то решится открыть ее, приведет в Гавань на Беззвездном море.
Мало что отличает их от самых обычных дверей. Некоторые совсем простые. Другие затейливо изукрашены. У многих имеются круглые, шариком, ручки, ждущие, чтобы их повернули, но у других это рукоятка, на которую надо нажать.
Тогда двери поют. Неслышные песни сирен, обращенные к тем, кто жаждет знать, что за ними.
К тем, кто, как по родному дому, тоскует по месту, где никогда не был. К тем, кто ищет, даже не зная, что (или где) ищет.
Те, кто ищет, найдут.
Предназначенные им двери ждут их.
Но то, что случится потом, у всех разное.
Порой кто-нибудь отворит дверь, посмотрит внутрь и закроет ее снова.
Другой, стоя перед дверью, оставит ее как есть, пусть даже любопытство его задето. Подумает, что сначала нужно спросить разрешения. Подумает, что дверь ждет кого-то еще, хотя, по правде, ждет она именно его.
Есть такие, кто, отыскав дверь, откроет ее и войдет – чтобы посмотреть, что ж там за нею.
Оказавшись внутри, они бродят по каменным залам и находят, что поразглядывать, что потрогать, что почитать. Находят книжки с историями, то засунутые в дальний угол, то выложенные на стол, как будто они всегда наготове, только и ждут, когда явится читатель.
Каждый, вступивший туда, найдет то, что придется ему по сердцу. Книгу, или собеседника, или удобное кресло в уютной нише. Кто-нибудь принесет им питье.
Они утратят представление о времени.
Порой, осознав, сколько всего вокруг, ошеломленные гости теряются, у них кружится голова, пространство сжимается, тесня легкие, сердце и мысли, и тогда, не теряя времени, они находят дорогу назад, на родные просторы, под знакомые звезды, на привычный воздух, и, как правило, забывают, что такое место существует на свете, не говоря уж о том, что им удалось там побывать. Оно стирается из памяти, как сон. Больше они ту дверь не откроют. Они забудут, что какая-то дверь была.
Но такой отклик – редкость.
Большинство тех, кто находит это место, его искали, даже если не ведали, что оно и есть то, что они ищут.
И они-то решают на какое-то время там остаться.
На несколько часов, дней, недель. Некоторые уйдут и вернутся, воспринимая это место как прибежище, приют отдохновенья, курорт. Живут одновременно и наверху, и внизу.
Кое-кому удается на поверхности вокруг своей двери выстроить жилье, благодаря чему она всегда рядом, содержится в порядке, и никто другой не может ею воспользоваться.
Но нередко, раз пройдя через свою дверь, человек жаждет никогда не оглядываться на то, что оставлено наверху. Та жизнь, что позади, становится сном и ждет не того, чтобы к ней вернулись, а того, чтобы ее забыли.
Такие люди остаются и становятся постояльцами, и именно они, обживаясь, преображают это место в то, каким оно станет.
Они живут и работают. Любуются прекрасным, читают, создают новые произведения искусства и новые истории, чтобы прибавить их к тем, что уже на стенах и полках. Обретают друзей и любовников. Ставят спектакли, играют в игры, на основе товарищества свивают общину.
Устраивают затейливые празднества. Случайные гости пользуются этим, чтобы вернуться, народу прибывает, оживляются даже самые тихие уголки. Музыка и смех слышны отовсюду. Гости Гавани, хмельные, разгоряченные вином, окунают босые ноги в воды Беззвездного моря.
