Закери поворачивается к Саймону.
Единственный ответ, который у него есть, – это вопрос.
– А в какой стороне тут Беззвездное море?
Дориан стоит в темноте на снегу, дрожа не только от холода.
Спички свои он уронил.
Ничего не видя, он все-таки чувствует, что совиные глаза на него смотрят, и поразительно, каким голым в этом взгляде он себя ощущает, хотя полностью одет и во тьме.
Сделав глубокий вдох, он закрывает глаза и протягивает дрожащую руку ладонью вверх. Это предложение. К знакомству.
Ждет, прислушиваясь к чужому ровному дыханию. Держит руку протянутой.
Тот, кто во тьме, принимает протянутую руку. Длинные пальцы обхватывают его за запястье, мягко, но сильно.
Рука ведет его вперед.
Некоторое – немалое – время Дориан делает шаг за шагом, увязая в снегу, следуя за человеком с совиной головой, доверившись ему. Темнота кажется бесконечной.
И вдруг впереди огонек.
Сначала такой слабенький, что Дориану кажется, он ему примерещился, но с каждым шагом огонек разгорается.
Равномерное дыхание, которое он слышит рядом с собой, затихает, унесенное ветром. Пальцы, что сжимали ему руку, разжались. Вот только что сжимали – и вдруг их нет.
Дориан пытается сказать что-то в благодарность, но онемевшие от холода губы не слушаются его. Тогда он благодарит мысленно, громко, как только может, и надеется, что будет услышан.
Потом он идет на огонек. Подойдя ближе, видит, что огоньков два.
Это фонари, горящие по обеим сторонам двери.
Здание целиком не разглядеть, оно тонет во мгле, но на синей, как ночь, двери имеется дверной молоток полумесяцем. Дориан берется за него непослушной, одеревенелой рукой и стучит.
Дверь открывается, и порыв ветра вталкивает его внутрь.
Дом, в который он входит, – противоположность тому, что оставлено им за дверью, теплая яркость против заледенелой тьмы. Просторный открытый холл, разожженный камин и книги, темные деревянные балки, разрисованные инеем окна. Пахнет вином, сваренным с пряностями, и свежим хлебом. Уютно так, что никакими словами не передать. Общее впечатление сердечного объятья.
– Добро пожаловать, путник, – произносит низкий голос.
За его спиной запирает от ветра дверь крупный мужчина с внушительной бородой, воплощение этого дома, утешение, обращенное в плоть, и Дориан едва справляется с собой, чтобы со вздохом облегчения не пасть ему в объятья.
Предприняв попытку ответить на приветствие, он обнаруживает, что слишком замерз, чтобы говорить.
– Ужасная погода для путешествия, – замечает трактирщик и ведет гостя к огромному каменному камину, занимающему почти всю дальнюю стену большого зала.
Там он усаживает Дориана в кресло, отбирает у него рюкзак и ставит его на пол так, чтобы гость рюкзак видел. Сначала, похоже, в его намерения входит попытка снять с Дориана его сюртук, но потом он решает не делать этого, а останавливается на том, что стягивает с него заснеженные сапоги и ставит их сушиться к огню. Потом, ненадолго исчезнув, трактирщик возвращается с одеялом, которым укутывает Дориану колени, и жаровней, наполненной раскаленными углями, ее он ставит под кресло. Накинув на плечи Дориана согретый у огня плед, он протягивает ему дымящуюся чашку.
– Спасибо, – кое-как выговаривает Дориан, берясь за чашку дрожащими пальцами. Делает глоток, не может разобраться, что пьет, но жидкость согревает его, и это главное.
– Скоро оттаете, не тревожьтесь, – говорит трактирщик, и это правда, питье, огонь и очарование дома понемногу проникают в него. Озноб начинает отступать.
В полудремоте, прислушиваясь к завываниям ветра, Дориан гадает, о чем он, остерегает или приветствует. Пламя весело пляшет в камине.
Разве не странно, думает он, оказаться в том месте, которое ты представлял себе тысячу раз. И все именно так, как ты думал, и даже еще лучше. Больше подробностей. Еще больше ощущений. И самое странное то, что место это заполнено вещами, которых он никогда себе не воображал, словно постоялый двор был изъят из его разума и обустроен каким-то другим, неведомым ему рассказчиком.
Впрочем, пора бы ему к странностям попривыкнуть.
Трактирщик приносит еще одну чашку с горячим питьем и еще один согретый плед, на смену первому.
Дориан расстегивает верхние звезды-пуговицы на своем сюртуке, чтобы прижать теплый плед ближе к телу.
Трактирщик, глянув вниз, замечает меч на груди Дориана и в изумлении отступает.
– О, – говорит он, – так это вы! – Переводит взгляд с меча на лицо Дориана, а потом снова на меч. – У меня для вас кое-что есть.
– Да? – удивляется Дориан.
– Моя жена поручила мне это вам передать, – говорит трактирщик. – Оставила указания на тот случай, если вы придете, а она будет в отсутствии.
– Откуда вы знаете, что это для меня? – спрашивает Дориан, все еще с трудом ворочая языком.
– Она сказала, что однажды придет человек с мечом и одетый в звезды. Дала мне кое-что и попросила держать это взаперти, покуда вы не придете. И вот вы здесь. Она упомянула, что вы, возможно, и сами не знаете, что вы это ищете.
– Не понимаю. – мотает головой Дориан, и трактирщик, слыша это, смеется.
– Я и сам не всегда ее понимаю, – говорит он. – Не понимаю, но верю. Признаться, я думал, что у вас будет настоящий меч, не татуировка. – Из-под своей рубашки трактирщик вытягивает цепочку. На цепочке ключ.
Опустившись на колени, он вынимает один из тех камней, которыми мостят очаг перед огнем, открывая тайный отсек, запертый на замысловатый замок. Отперев его ключиком на цепочке, он засовывает руку вовнутрь.
Достает оттуда квадратную шкатулку, сдувает с нее пыль и пепел, протирает платком, вынутым из кармана, и только потом передает Дориану.
Дориан, озадаченный, берет шкатулку.
Шкатулка на вид красивая, вырезана из кости с золотыми инкрустациями в виде изящных узоров. Поверху у нее – скрещенные ключи, окруженные звездами. Боковины украшены врезными пчелами, мечами, перьями и одной золотой короной.
– Давно ли она у вас? – спрашивает Дориан трактирщика. Тот улыбается.
– Очень, очень давно. Только сделайте одолжение, не просите меня точно указать срок. У меня нет в заводе часов.
Дориан все рассматривает и рассматривает шкатулку. Ощущение от нее в руках – тяжесть и основательность.
– Вы сказали, ваша жена просила мне это отдать, – говорит он, и трактирщик кивает. Дориан пробегает пальцами по изображению фаз лунного цикла, которым инкрустирован край шкатулки. Полная луна, луна на ущербе, затем новолуние, растущая луна и опять полнолуние. Как любопытно. Нет ли тут связи между реальностью и историей про постоялый двор? – Послушайте, так ваша жена – Луна?
