Говоря это, Саймон показывает на статуи, на ленты, веревки, книжные страницы и ключи.
– А, так это. – начинает Закери.
– Да, это история, – заканчивает за него Саймон. – Если останешься здесь надолго, в какой-то момент услышишь, как она жужжит. Я улавливаю, сколько могу. Это ее успокаивает.
Закери приглядывается. Внутри лент и веревок, шестеренок и ключей есть еще что-то, что движется, мерцает и преображается в свете огней.
Меч и корона, окруженные роем бумажных пчел.
Корабль вне моря. Библиотека. Город. Костер. Пропасть, заполненная костями и снами. Силуэт в шубке на пляже. Что-то вроде облака или маленькой синей машины. Вишневое дерево с цветами из книжных страниц.
Ключи и ленты смещаются, и образы внутри них становятся еще более четкими, слишком четкими, чтобы кто-то мог соткать их из бумаги и нитей.
Виноградные лозы вползают в окно, чтобы обвиться вокруг рыжего кота, который дремлет в кабинете Хранителя. Две женщины сидят под звездами за раскладным столиком для пикника, пьют вино и беседуют. Позади них мальчик стоит перед нарисованной дверью, которой никогда не открыться.
Закери наклоняет голову, чтобы взглянуть под другим углом, и на мгновение вся эфемерная структура кажется огромной совой, филином, объявшим пространство крылами, но затем в порхании страниц это видение снова разбивается на фрагменты. Переменив угол зрения, приобретаешь и теряешь одновременно. Тела, что были переплетены, теперь разделены расстоянием. Где-то идет снег. На глухом перекрестке стоит гостиница, к ней приближается человек.
На луне есть дверь.
Закери так поглощен сменяющимися видениями, что вздрагивает, когда Саймон вдруг говорит:
– История меняется. Она слишком торопится. События наползают одно на другое.
После этого, снова взглянув наверх, Закери видит там лишь бессмысленную путаницу из бумаги, железа и тряпок.
– Я думал, тут времени нет. – снова начинает он, не закончив, потому что не знает, чем время было, будет и чем оно занято сейчас. – Я думал, время здесь ведет себя как-то иначе.
– Мы, каждый из нас, движемся с разной скоростью, но все мы движемся в будущее, – говорит ему Саймон. – Она держала это в себе, как дыхание, а теперь ушла. Я не думал, что так случится.
– Кто ушел? – спрашивает Закери, но Саймон не отвечает, одной рукой умудряясь задействовать еще больше веревок.
– Яйцо раскалывается, – говорит он. – Раскололось. Расколется.
В вышине над ними сталкиваются ключи, один о другой, позванивают, как колокольчики.
– Скоро дракон явится, чтобы съесть весь мир. – Саймон снова взглядывает на Закери. – Тебя тут быть не должно. История пришла за тобой. Это они хотят, чтобы ты тут был.
– Да кто они-то? – В отчаянии спрашивает Закери, и на этот раз, кажется, Саймон слышит вопрос. Он наклоняется ближе и шепчет, будто боится, что кто-то подслушает.
– Это боги, мифы о которых забыты, и они сочиняют себе новые. Ты уже слышишь жужжание?
При этих словах атмосфера меняется. Проносится легкий ветерок, отчего книжные страницы, шурша, волнуются, и множество свечей гаснет. Атриум погружается в полумрак. Саймон бросается зажигать свечи.
Закери отступает на несколько шагов, чтобы не мешать Саймону, и спиной налетает на статую. Это воин в шлеме с обнаженным мечом в руке, он сидит верхом на простершем крылья грифоне, оба застыли на подлете к невидимому врагу.
На мече воина устроилась маленькая сова, похоже, что сыч, сверху вниз он смотрит на Закери, который, от неожиданности отскочив, тянется, чтобы схватиться за меч, но тот валяется там, где он его оставил, поодаль. Сыч не сводит с Закери глаз. Он совсем маленький, в основном пух, перышки и глаза. В когтях у него что-то зажато.
– С чего бы тебе пугаться того, что ведет тебя? – словно про себя, бормочет Саймон, не оборачиваясь на Закери, поглощенный своей задачей. Он зажигает свечи одну за другой, отчего понемногу вокруг светлеет. – Совы только подталкивают историю вперед. Это их цель. Вот эта история, к примеру, так и ждала, когда кто-то сюда придет. Мне следовало это понять.
Маленький сыч роняет то, что держит в когтях, к ногам Закери.
Тот смотрит вниз. Это сложенная из бумаги звезда.
Сыч взлетает и усаживается повыше, на поручень балкона, и теперь оттуда, не отрываясь, сверлит Закери взглядом. Видя, что тот медлит что-нибудь предпринять, издает нетерпеливое “уух!”.
Остается только поднять эту бумажную звезду. На ней текст, напечатанный типографским шрифтом, на вид знакомым. Закери мельком думает о том, долго ли коты гоняли звезду по коридорам, прежде чем она свалилась туда, откуда добыл ее сыч. Прежде чем она нашла дорогу в сюда и сейчас.
Закери разворачивает звезду и читает.
Сын гадалки, предсказательницы судьбы, стоит перед шестью дверями.
Закери Эзра Роулинс смотрит на слова, которые он так долго жаждал прочесть, почти пьянея от счастья, что удалось наконец найти еще одну фразу, напечатанную знакомым шрифтом с засечками, которая начинается с сына гадалки, на странице, вырванной из книжки, прежде чем превратиться в звезду, подаренную ему маленькой совой, и тут он медлит.
Сыч ухает на него с балкона.
Нет, он еще не готов. Он не хочет знать, что там дальше. Еще нет.
Он складывает страницу обратно в звезду и прячет ее в карман, не прочтя дальше первого предложения.
Что ж, вот они, три сущности, потерянные во времени. С этим у него все в порядке. “Сладостные печали” в сумке, меч лежит у ног, а Саймон вон он, напротив.
Казалось бы, теперь, когда они собраны в одном месте, что-то должно произойти? Но нет. Ничего не происходит. По крайней мере здесь. А может, они по-прежнему потеряны, и он, Закери, потерян заодно с ними?
Найди человека.
Ну, вот он, этот человек, найден. И что теперь?
Закери смотрит на Саймона, который все зажигает свечи на ступенях лестниц и алтарях. Вся земля устлана пчелиным воском, разделенным на соты, хотя об идеальных шестигранниках речи нет, любой поврежден шагами и временем.
По мере того как света становится больше, Закери удается разглядеть некоторые подробности. В нише, в которую когда-то складывали подношения, высится стопка одеял. На полу – собрание стеклянных банок, взятых оттуда, где воска меньше, и принесенных сюда. Здесь и обитал тот, кто потерялся во времени, здесь он скрывался неделями, месяцами, веками.
Приблизясь к Саймону, Закери следует за ним по пятам, а тот все зажигает и зажигает свечи.
– Ты – слова на бумаге, – шепчет Саймон то ли себе, то ли Закери, то ли словам наверху, напечатанным каждое на своей странице. – Будь поосторожней с тем, какие истории ты себе рассказываешь.
