Рядом топают врачи, шаркают пациенты, скрипят каталки, ползут минуты. Медленно и мимо. Они нас обходят вниманием. Кажется, последние дни самые тихие в Петербурге. Никаких катастроф, никто не умирает. Все счастливы и готовы встречать Новый год. Новый год, в который мы рискуем войти без очень важного человека.
В районе обеда приходит Дима и сообщает, что отключение запланировано на три часа дня — ровно через девять суток, по документам. Он говорит и делает, что должно. Но выглядит ничуть не лучше нас. Будто всю ночь не спал. А мне все равно так и хочется ему врезать. Медики — бессердечные твари. Одни фигурально, другие буквально. Я так не могу, пусть кто хочет обижается, смотреть на это я не собираюсь.
— Алекс, можно на пару слов? — зову.
Мы отходим в сторону, чтобы никто не услышал:
— Вы искали способ оспорить документы? Что-нибудь нашлось?
Секунду он смотрит на меня с непониманием, а потом начинает смеяться. Очень злобно.
— Знаешь, кто составлял эти документы, чтобы обезопасить центр?
— Вы? — поражаюсь догадке.
— Точно. Это не стандартный медицинский бланк, как в других больницах. Это мой опыт, изложенный на бумаге. Нечего там искать. Или даже если есть, мне не усидеть на месте достаточно долго. У меня же дочь умирает… Мы не лазейки искали — пытались запросить экспертизу подлинности почерка. Это бы, конечно, ничего не дало, но оформление документов заняло бы время. К несчастью, сейчас почти Новый год, и не нашлось идиота, который бы взялся за это дело.
— То есть у вас все? — уточняю.
— У меня — да. Как владелец этого центра я не могу действовать незаконно и подставлять своих врачей. Понимаешь?
Он долго на меня смотрит… и я понимаю. Он действовать незаконно не может, но могу я. Сдается мне, если я попытаюсь препятствовать решению Жен, ее родные против не будут, даже наоборот. А уж когда там она в суд подавать соберется…
— Я вас понял, — киваю.
Меня трясет от холода и от того, что я запланировал сделать. С ней «прощаются» родственники, а затем зайду я, и один уже оттуда не выйду. Дрожащими руками подношу к губам сигарету. Дурная привычка на вес золота, что бы я без нее делал…
В курсе плана всего четыре человека. Чем меньше, тем лучше. Я даже Карине не сказал, и сейчас она думает, что все взаправду. Обливается, конечно, кофейными слезами, но мы с Алексом решили, что ей лучше не знать. Он обещал, если ей совсем дурно станет, вколоть успокоительное. Идеальный муж, такой заботливый… хотя я чем лучше? Собираюсь нарушить последнюю волю девчонки, которой даже ни разу не сказал, что люблю. Успокаиваю себя тем, что это окупится. Должно окупиться.
Сверху рядом с крыльцом центра падает апельсин, отскакивает от асфальта и приземляется в клумбу. Поднимаю голову.
— Ты там долго наслаждаться морозным деньком собираешься, придурок? — кричит Ян, высунувшись из окна так, что вывалится — не удивлюсь.
Пора.
С каждым шагом страх все сильнее, потому что я не смог помочь Полине. С чего должно получиться на этот раз? Если только гребаная мистическая удача Жен поспособствует. На часах два тридцать семь. Лысый Ангел вводит что-то в трубку капельницы инопланетянки из шприца.
— Где мелкий, кстати? — спрашивает. — Ему уже пора начинать.
— А твой мелкий где?
— Хрен его знает. Проверил свое главное достояние?
Клянусь, вы не о том подумали. Главное мое достояние — зажигалка. Чиркаю дважды ею и киваю.
После того разговора, в котором Алекс дал мне карт-бланш на любые запрещенные действия, он еще упомянул, что лысый Ангел — человек беспринципный абсолютно. И умный, конечно, поэтому я его пригласил… пообедать. Пришлось раскошелиться на обе порции, но по сравнению с последними трусами, которые я недавно обещал за инопланетянку, это фигня… Капранов, услышав отчаянные речи влюбленного и здорово облажавшегося парня, ничуть не удивился и указал мне на весьма занятный косяк систем пожаробезопасности в медучреждениях: оказывается, при обнаружении источника дыма происходит автоматическая изоляция помещения и впрыскивается газ, вытесняющий кислород. На том план и построили…
В помещении раздается рев бешеной сирены сигнализации, которую Ян активировал своей сигаретой, и лакей-Архипов подтверждает по громкоговорителю:
«Внимание, код красный, код красный, восточное крыло, третий этаж. Общий сбор персонала в вестибюле для согласования плана по эвакуации пациентов».
Досчитываю до тридцати и иду к дверям.
Оглядываясь через плечо напоследок, вижу, как Ангел сжимает рукой какой-то мешок. А я тем временем поджигаю свою сигарету и подношу к детектору дыма в нашем опустевшем коридоре. И вовремя, поскольку если остальные врачи отреагировали, как полагается, то наученный горьким опытом общения с семейкой Елисеевых Дима Дьяченко бросается грудью на едва закрывшуюся дверь из бронированного стекла, призванного защитить пациентов даже в случае стрельбы…
Вижу еще искаженное удивлением и испугом лицо Карины и улыбающееся — Алекса. Но стоять и любоваться времени нет, потому что времени мало, и вообще без кислорода не очень комфортно. Врываюсь в палату и первым делом хватаюсь за маску.
— Парень, оторвись. Опьянеешь, — велит Капранов, насильно отбирая ее у меня. — Поехали.
В громкоговорителе уже новое сообщение о том, что общий сбор отменен… Но двери открыть не успеют. Чтобы нам не отрезало путь к лифтам, пришлось поставить кресло во вторую дверь коридора. Но расстояние тут рукой подать, и останавливать нас некому.
— Держи, — на ходу кидает мне ключи от служебной машины Капранов. — Поведешь, а я буду следить за состоянием твоей подружки. Гони как можно быстрее, если ее тело не согреется, риск повреждения мозга окажется минимален.
Я с размаху нажимаю на кнопку вызова лифта.
Да, все верно. Мы крадем инопланетянку. Вывозим за территорию центра Елисеевых — туда, где, как между строк сказал Алекс, документы действовать не будут. Надеемся довезти ее до муниципальной больницы, в которой работает Капранов и еще недавно проходила ординатуру сама Жен. Жаль, что кролик там принимать решения больше не сможет, но это вынужденная мера.
Мы не учли всего одной детали: что лифт можно обесточить.
— А какой хороший был план, — горестно вздыхает Капранов. Кажется, его волнует только это…
— Если на выходе будет человек пять, я их уложу.
— Знаешь, а ты мне нравишься, — умиляется Капранов. — Всегда знал, что Елисеева с приветом, но не ожидал, что она себе и парня найдет такого же… Благословляю, в общем.
К несчастью, на выходе далеко не пять человек, потому что лифт останавливается на первом этаже. В вестибюле, где мы объявили общий сбор. Пожалуй, так облажался я впервые в жизни, а ведь у меня, в отличие от некоторых, список дней невезения очень и очень длинный. Да что за несправедливость? Помочь ведь хотел! Почему они просто не дали нам покинуть центр? Неужели обязательно было останавливать? Ненавижу, мать их, всяких докторишек. Богобоязненные, лицемерные ублюдки!
