И тяну его назад именно я. Потому что я не обычная девушка. Мало того, что больна, так еще и являюсь дочерью человека, всегда доигрывающего свою партию до конца. Из-за меня сорвано исследование, из-за меня Кира чуть не лишили наследства, из-за меня увольняют Рашида… Сколько еще людей должны пострадать в ходе войны за наши отношения? Кир этого не замечает, а я — да, и чувствую себя ужасно.
Вторя моему прозрению, в исследовательском центре загорается свет.
— Что ж, — произношу, откашлявшись, и выдавливаю из себя максимально профессиональную улыбку. — Пойдем, ковбой, полюбуемся на твое разбитое сердце воочию.
ГЛАВА 28 — Решка. Девять дней
Моя любовь ещё очень слепа, но уже научилась молчать.
Моя любовь уже слишком слаба, чтобы вызвать к себе врача.
Пожалей меня — не обидь, не задень воспалённый нерв.
Кого мне теперь винить за этот моральный ущерб?
Fleur «Моральный ущерб»
Сантино
Полинка пришла бы в ужас, если бы узнала о моем нынешнем роде деятельности. О казино, о стриптизе. Она такие вещи не уважала и не понимала. Все пыталась меня обратить в какую-нибудь веру. Разумеется, я не о религии, которая пытается спасти даже протраханную перед камерой душу, а о вещах куда более личных. Тех, что были актуальны именно для нас. Где-то вычитала и потом на все лады перепевала сказочку о том, что дети из неблагополучных семей не могут строить здоровые отношения, и нам ради своих отпрысков надо стараться вдвойне. Это жутко раздражало, ведь о детях мечтала только она — не я… А теперь все и вовсе бессмысленно.
Мы с Полькой были очень разными. Если бы не внешнее сходство, я бы ни за что не поверил, что у нас одни родители. Она была такой правильной, что иногда хотелось потрясти — вдруг эта богобоязненная оболочка разойдется по швам, а под ней обнаружится нечто похожее на меня? А потом я вспоминал, что таких ублюдков, как я, этому миру много не надо. И все же — она мертва, а я все еще творю какую-то х*рню, это ли не доказательство бессмысленности жизни?
Она снова мне снится, и всякие там пламенные речи. Полинка очень страдала, понимая, что я отправился сниматься в порно именно из-за нее. Как-то даже обронила, что предпочла бы умереть, лишь бы я не убивал свое здоровье. И это при том, что я никогда о своей работе ей не рассказывал. Как она поняла, что я ненавижу съемки, я так и не узнал. Возможно, мы с ней и впрямь не так уж отличались, и у меня тоже есть свои стоп-линии. Порно — одна из них, наверное, именно поэтому остатки моей совести трансформировались в голос Полины и не перестают напоминать о себе по ночам.
Иногда я жалею, что каждый раз во сне осознаю, что это грезы, а сестра ушла. Мне бы хотелось иметь рядом даже иллюзию ее присутствия. А так… чтобы не обманываться и дальше, вынуждаю себя проснуться. Однако реальность оказывается не менее сюрреалистична, чем сон, и приходится несколько раз моргнуть, чтобы разобраться в происходящем.
Инопланетянка стоит столбом в дверях спальни в верхней одежде, и бела как мел. Меня буквально к месту примораживает от этого зрелища.
— Я вылетела на встречку, — говорит Жен без выражения. Она на себя не похожа.
— Ты попала в аварию? — уточняю, рывком усаживаясь на кровати. От такой новости выступает холодный пот, но внешних признаков никаких, и я успокаиваюсь.
— Нет. Водитель встречного потока среагировал, посигналил, и я пришла в себя, — отвечает Жен как-то странно.
— Что значит пришла в себя? Ты заснула за рулем?
Я бы не удивился. Инопланетянка работает, как бессмертный пони. Двенадцатичасовые смены отщелкивает, точно орешки. Не раз планировал приехать в ее эту больницу и дать подзатыльник. Была б здоровая — пожалуйста, а так… Зря не поехал. Не понимаю я инопланетянку. Всегда думал, что люди вкалывают, чтобы однажды купить себе яхту, нанять управляющего бизнесом, скинуть на него все заботы, установив процент, который можно красть сверх зарплаты, а затем только онлайн-совещания проводить раз в неделю. Эта же, откуда ни посмотри, ненормальная. Работает много, чтобы потом работать еще больше. А что отключилась за рулем, я не удивлен. Утром попытаюсь вправить мозги, а пока пускай спит.
Тем временем Жен с ответом колеблется и наконец отрицательно качает головой. Хмурюсь. Пришла в себя? Что с ней было? Она не могла пошевелиться? Потеряла сознание? Спрашивать нет никакого желания. Все одинаково паршиво, лучше отложить до утра.
— Я так устала. Не могу снять одежду. — Она тоже не ждет вопроса.
Сжимая зубы до скрипа, поднимаюсь и обхожу кровать. На что злюсь? На судьбу, наверное, как всегда. Эта тварь просто обожает испытывать меня на прочность. Ждет, когда сломаюсь. Присаживаюсь перед Жен и начинаю развязывать шнурки на ее ботинках.
— Мне стыдно, что тебе приходится это делать, — говорит она.
— Сама хочешь? — спрашиваю.
Она больше не дергается, позволяет мне себя раздевать, точно куклу. Ботинки, куртка… Снимаю с нее блузку и некоторое время просто смотрю на то, как она сидит, запрокинув голову и что-то ищет в моем лице. А сама как девчонка малолетняя. Растрепанные кудри, слипающиеся глаза, едва начавший возвращаться на щеки румянец. Плечи хрупкие, как у подростка, грудь задорно торчит вверх. Не хотеть Жен не получается, даже злость не помогает, но я лишь стягиваю с нее джинсы и укладываю под одеяло.
— Спасибо. Ты замечательный, — шепчет она и дежурно целует в губы.
Сгребаю Жен в объятия и притягиваю к себе. Она прижимается ко мне прохладными, длинными ногами. Ощущение, за которое не жалко дьяволу душу продать.
— Спи давай, — велю, старательно подавляя желание пойти курить. Хотя, пожалуй, сигаретка мне бы не помешала.
Сейчас часов десять утра, и инопланетянка все еще спит, как убитая. Будить ее совершенно не хочется. Ночные симптомы прошли. Сопит себе теперь громко, розовощекая такая, и, как всегда, жует во сне собственные волосы, которые никогда не бывают на месте. Помнится, Полина, чтобы не допускать такого, заплетала дурацкую, тощую косичку. Гребаные девчачьи резинки по всей квартире валялись.
Да ладно, что врать себе-то? Жен нормально водит машину. По-бабски, конечно, тут генетика работает без сбоев, но ехать пассажиром не страшно. Нет у нее привычки петлять по полосам. А значит, ей стало плохо.
Я хотел бы сказать, что пофиг, пляшем, что подержимся за руки да справимся, но чушь все это. Аж волосы дыбом. Я десять лет жизни угробил на то, чтобы спасти Полину, а в итоге что? Кукиш с маслом. Я даже думал, что все, миновало, можно жить дальше, но болезнь снова вернулась, а потом… А потом я втрескался в девчонку, у которой болячка другая, но не менее серьезная. Это какая-то долбаная шутка судьбы, насмешка. Будто я не прошел школьную программу и остался на второй год. Хотя, что лукавить, прилежным учеником я никогда не был. В жизни, видимо, тоже.
