Разве так можно? Да это же личная катастрофа! Человек сорок лет жертвовал всем ради работы, лишь один раз сделал неверный выбор (я о той сценке в кабинете), и теперь вычеркнут отовсюду. Нет, в какой-то степени обида Кирилла понятна, но разве этот обмен равноценен? Кто согласится взять на работу врача-исследователя, которого уволили сразу после того, как государственные фонды отказали ему в финансировании? Кто поверит, что причина не в его профнепригодности? Никто.
И пока я гоняла эту мысль, разрываясь от противоречивых эмоций, Кирилл, увлекшись открывшимися перспективами, продолжал беззаботно болтать, что-то придумывать. Я очнулась только тогда, когда он дошел до мысли представить меня всему свету как свою новую даму сердца на благотворительном новогоднем балу… Вдохновенно вещал о том, что устал прятаться, что собирается рассказать о нас миру… А я не выдержала, сослалась на головную боль и ушла.
— Долго еще? — спрашиваю раздраженно у медсестер, попивающих чай с конфетами, коими родственники пациентов задаривают персонал всех больниц, в надежде, что за их любимыми будут следить чуточку лучше.
— А черт его знает, техников вызвали, но все уже отмечают Новый год. Корпоративы кругом, сама понимаешь.
— Корпоративы или нет, лечить людей без электричества мы не можем, — сообщаю ворчливо.
После вчерашнего ужина-кошмара я с воодушевлением поменялась сменами с Соней и осталась на ночное дежурство. Однако у меня, видимо, черная полоса какая-то: из-за ветра оборвало провода, основной генератор центра, как оказалось, неисправен, и теперь у нас осталось одно лишь аварийное освещение. Тусклое, зеленоватое. В фильмах ужасов только такое и бывает.
Обрыв проводов случился пару часов назад, когда некоторые врачи еще не ушли. К нашему несчастью, среди них оказался Капранов, который собрал в холле целую толпу врачей и медсестер, дабы провести для них ускоренный курс по оказанию медицинской помощи в полевых условиях. Я уж не знаю, что за наивная публика работает на Харитоновых, но среди всех собравшихся только я заподозрила неладное сразу и, разумеется, не ошиблась: наставник на полном серьезе советовал всем взять простыни, нацепить на голову и бегать по коридорам, крича «у-у-у-у» и врезаясь во все попадающееся на пути. Я сильно сомневалась, что после такого он выйдет из центра живым, но, судя по всему, публика на Харитоновых работает еще и воспитанная. Хотя…
— Можешь побегать по центру с простыней на голове, вдруг свет выработаешь, — язвят медсестры, припоминая, чей именно наставник испортил всем настроение.
— Сегодняшний день просто бьет рекорд по числу дельных советов, — говорю раздраженно.
Однако дамы уже раскаялись:
— На, угощайся конфетами, — протягивают мне лакомство, не переставая противно хихикать.
Со вздохом беру конфету и, развернув, кладу в рот. Уже собираюсь уйти, как вдруг слышу звук подъезжающей скорой нашего скромного отделения травмы. Сердце тут же опускается в пятки, а разум автоматически подмечает: без мигалок, значит, пациент не из критичных. Это радует. Медсестры, еще недавно лениво зубоскалившие, меняются в лицах. До этого момента нам везло исключительно: новых пациентов не было, но каждый боялся.
— Принимай, — велит один из врачей скорой. — Наш молодец подрался в стриптизе, а позвонили почему-то нам. Под Новый год, сама понимаешь, пьяных разборок полно, и больницы по уши загружены — с ходу еще одного пациента не навяжешь… да и жалко, вроде. Он же не шарик для пинг-понга, — добавляет шепотом парень, но вдруг застывает и оглядывается. — Слушай, а неужели свет так и не починили? Обещали же уладить за час.
— А что, похоже, что починили? — огрызаюсь, указывая на нервно подмигивающую лампу над головой. — Под Новый год, видимо, один час за четыре.
К счастью, пациент идет самостоятельно, разве что немного согнувшись. Сломанные ребра? В драке дело обычное. Интересно, сколько человек понадобилось, чтобы поколотить такого мощного парня? Высокий, крепко сложенный.
Напомнив себе, что разглядывать пациентов неприлично, велю:
— Давайте его на каталку.
— Сам пойду, — рявкает, да так, что медики отпрыгивают, а я, не сдержавшись, закатываю глаза. Ну вот опять. У нас каждую неделю нервные и самостоятельные появляются. И ведь выглядит так, будто не прочь кому-нибудь еще наподдать. Не хватило, судя по всему. На всякий случай ищу глазами шкафчик с медикаментами. Успокоительное присматривают.
— Карта здесь есть? — недружелюбно спрашиваю у пациента. В ответ он лишь выразительно изгибает брови. Ясно. — Заведите и принесите мне в процедурную, — обращаюсь к медсестрам. — А вы, — это уже пациенту, — за мной. Только, раз уж мы без каталок, если споткнетесь — не вздумайте возмущаться.
Причину моего сарказма он воспринимает правильно и, указав на лампы, подмечает басом:
— Оригинальные у вас здесь условия труда.
— В стриптизе, полагаю, значительно более впечатляющие, да? — язвлю, не сдержавшись. То, что мне хам попался в пациенты — просто подарок судьбы. С таким-то настроением, как сегодня. — Но тем хуже для вас: придется коротать время в моем обществе, пока аппарат МРТ не заработает. Давайте сюда, — велю, распахивая дверь процедурной.
Он кривится, но проходит. Умывшись, пока я надеваю перчатки, парень усаживается на кушетку без приглашения и весьма нахально рассматривает меня. Я отвечаю взаимностью: наливающийся синяк под глазом, разбитые губы и бровь, опухшая щека…
— Рассказывайте свою историю. Можете начать с имени.
Он смотрит на меня долго и мрачно, а потом будто выплевывает:
— Арсений.
Невольно задаюсь вопросом: имя это или вместе с историей? Бывают ведь имена-истории. Мое, например. Только, сдается мне, это опять банальное хамство.
— Ну и что же с вами, Арсений, приключилось в стриптизе? Танцовщица слишком понравилась или секьюрити вышвырнули вон? — спрашиваю, чтобы отвлечь его от боли, пока обрабатываю разбитую бровь.
— Попробуйте погадать еще, только теперь с учетом того, что это мой клуб.
— Ого, ну тогда вы просто гений невезения. — Приходится сдержать восхищенный свист. — Переходим на следующий уровень: не поделили выручку с партнером? Жених изменил невесте со стриптизером, и ее папаша решил воздать по заслугам всем воспевателям промискуитета?
После этого предположения он начинает смеяться, и мне приходится отвести иглу от его лица.
— Стриптиз и бордель — заведения разные, девочка. Еще варианты будут?
— Ладно, сдаюсь, помогайте. Мне нужна информация.
— Меня избили. Вот и все, что вам нужно знать.
— А вот это решать не вам, — обрубаю. — Может быть, вам что-то вкололи. Или…
— Мне ничего не кололи. Трое ублюдков подкараулили меня и избили. Профессионалы, если вас смущает мое неумение за себя постоять.
— Меня смущает только то, что их профессионализмом вы оправдываете собственную невозможность дать сдачи, а мне проявить профессионализм и сделать свою работу не позволяете. Мы не просто так выспрашиваем у пациентов подробности.
