Так, хватит. Я не стану о ней жалеть. Даю себе неделю на то, чтобы привыкнуть к мысли, что Ви в моей жизни больше нет. Привыкнуть, что теперь все иначе. Мне просто не остается ничего больше, поэтому лучше всего отвлечься на что-то другое. Хватаюсь за телефон и набираю знакомый номер.
— Дима, привет, у тебя завтра для меня минутка найдется?
Молодая девушка двадцати семи лет имеет на свой выходной грандиозные планы: ЭхоКГ, МРТ, стресс-тест…
— Конечно, — соглашается он и тут же интересуется: — Это как-то связано с Ви?
— Неужели ролик о нашей размолвке по центральному телевидению крутят? Только ленивый еще не позвонил и не поинтересовался, насколько у нас все серьезно.
— Радуйся. Многим не все равно, — он воспринимает мой выпад совершенно равнодушно и, пожалуй, так даже к лучшему. — Так тебя на утро или на вечер?
— На утро. Иначе я полдня просплю, — вздыхаю.
Меня устраивает быть совой, но не когда нужно прибрать квартиру. Не настолько я чистюля, чтобы пожертвовать парой часиков утреннего сна ради упражнений со шваброй. Оторву голову от подушки ради обследования, а дальше и во все тяжкие не страшно.
— Подумай над другим набором препаратов, Дим, — прошу, поколебавшись.
— Есть проблемы? — настораживается он.
— Есть.
— Я жду тебя завтра к десяти.
Отложив телефон, укладываюсь на диван в попытке поспать хоть чуть-чуть. Но заснуть не получается, хотя все в глазах плывет от усталости. Лежу на диване под пледом, смотрю в потолок и всеми силами стараюсь не думать о Ви. Неудачница. Надо было сказать кузине, как только я узнала об их связи с Арсением. А я сыграла в долбаное благородство! Не хотела обижать близкого человека. Жаль, что у нее такая проблема отсутствует…
Еще не меньше часа я гоняю мысли о вреде широких жестов на психику. Накручиваю себя так, что почти готова отправиться по магазинам за амуницией начинающей стервы, но планы по смене имиджа рушит стук в дверь. В голове тут же появляется смешная и жалкая надежда, что это Ви пришла попросить прощения. Чушь собачья. Кузина наверняка сейчас наслаждается медовым месяцем и тратой несметных богатств. А пришел, скорее всего, Ян. Прощай робкая надежда на сон и отдых. Брат сейчас будет трещать без умолку и хлопать дверями шкафчиков.
Я открываю дверь в полной уверенности, что за ней стоит Ян… и застываю в недоумении, увидев Арсения с какой-то бутылкой. Дежавю…
— Ты что, еще одно казино открыл? — спрашиваю, не сдержавшись.
— Нет, — хмыкает.
— Надо же. А я было подумала…
— А ты не думай. Пройти дай.
Ну еще бы мне позволили доязвить свою мысль до конца… Так и быть, отступаю от двери.
— Это не шампанское, — подмечаю. — И чем же ты собрался меня травить на этот раз?
— Бурбон. Початый, кстати. Но травиться им я собираюсь в одиночестве. А тебе вот.
Пакет какой-то протягивает… От удивления покорно сую в него нос и впадаю в окончательный ступор: палка колбасы, десяток яиц, оливки, сыр…
— Это что?
— Еда, инопланетянка, знакомься. Она не кусается.
Учитывая, что в моем холодильнике стерильнее, чем в операционной, порадоваться бы, но внезапно последние остатки игривого настроения пропадают. Какого черта он вломился опять ко мне в квартиру и делает вид, что все так и надо? Долой соревнования в пустом остроумии. Расставляем все по местам.
— Арсений, зачем ты пришел? Мы все выяснили еще в прошлый раз, и я просила тебя воздержаться от двусмысленных визитов ко мне домой.
— Никакой двусмысленности. Сообщаю прямо и доступно: я спал с тобой на свадьбе белобрысой ведьмы и собираюсь это продолжать, — говорит он прямо, а затем разворачивается и по-хозяйски направляется в кухню.
В этот момент я понимаю, что, возможно, все-таки переборщила с препаратами. По крайней мере транс, в который я впадаю, длится достаточно долго, чтобы Арсений успел вернуться и забрать у меня пакет. А голова так и не соображает, и решения нет.
— Постой-ка, — спохватившись, иду вслед за ним. — Ты приходишь ко мне спустя столько времени и объявляешь, что передумал? И все?!
— Что ты хочешь услышать? — раздраженно спрашивает Арсений, рыская по кухне в поисках разделочной доски и ножа. — Какое-нибудь сопливое признание?
— Да хоть бы и его! Ты послал меня к черту и поссорил нас с Ви, а теперь объявляешься, как ни в чем не бывало, с батоном колбасы наперевес и ждешь, что я буду прыгать от счастья?
— А мне нужно было сначала пять лет обивать твои пороги и смотреть несчастными глазами? Если ты этого ждешь, тогда у меня для тебя плохие новости. Я не из тех, кто чувствует себя виноватым за все на свете.
— То есть ты совсем не виноват? Ни на чуть-чуть? Ни в том, что мы разругались с кузиной, ни в том, что обидел меня отказом, когда узнал о болезни, ни даже в том, как именно это сделал? Ты правда считаешь, что я должна отнестись к этому с терпением и пониманием лишь потому, что ты, видите ли, не относишься к категории людей, способных на извинения?
— Если на то пошло, то да, я тоже не от всего в тебе в восторге. И если мои недостатки исправит пара десятков извинений, то с твоими ситуация несколько сложнее, — подмечает он, едва отрывая взгляд от долбаной колбасы, а я ушам не могу поверить. С трудом удерживаюсь от того, чтобы залепить ему оплеуху. — Вот только мне все равно нравишься ты и не нравится твой докторишка. Очень не нравится, и это, я думаю, неспроста.
Я хмурю брови, старательно отгоняя предположения. С этими друзьями я уже однажды оказалась в полной заднице, когда заставила его рассказать о Полине… Мало того, что ничего не добилась, так еще и прилипалой себя почувствовала.
— Мне настолько он не нравится, — продолжает Арсений, — что хочется позвонить ночью, чтобы убедиться, что ты не с ним. Из чего я делаю вывод, что сколько бы я ни убеждал себя, что девчонка с раскроенным сердцем — не моя проблема, по факту получается, что все-таки моя. И это, если что, шло по статье сопливого признания.
Он старается казаться спокойным, но то, как сжимает пальцы вокруг ручки ножа, выдает. А у меня дрожат губы. И вроде бы все хорошо, Арсений признал ошибку, сказал то, что я хотела слышать, а все равно ужасно обидно. Я пыталась его не винить, повторяла себе, что у него есть право так поступать, но теперь, когда он пришел сюда и заявляет, что был неправ…
— И все же тебе придется очень постараться заставить меня забыть, благодаря кому я потеряла лучшего друга! — отвечаю, и голос срывается.
Наверное, дело в том, что я не плакала из-за Ви. Безумно злилась, вплоть до того, что один раз нарочно опрокинула бельевую корзину, но ни слезинки не проронила. Будто проиграла бы ей, если б заплакала. Будто пыталась соревноваться в черствости, ведь в сравнении с ней я всегда была нежным цветочком. Но полюбуйтесь, словно в наказание, теперь, когда передо мной стоит весьма нетерпимый к женским заскокам парень, по моим щекам градом катятся слезы. То ли накопилось, то ли его слова подействовали, но стыдно ужасно. Одна радость: на этот раз Арсений задвигает подальше свое придурочное альтерэго, убирает разделочную доску, поднимает меня и усаживает на стол к себе лицом.
