— Доктор Мурзалиев, не думаю, что Вере Павловне есть принципиальная разница, где именно я кручу романы, если уж таковые имеются. А еще Вера Павловна в данный момент подписывает документы о разводе, оговаривая условия раздела совместной собственности — в том числе и акций центра — с юристами. Заметьте, не с вами! И принимать эти условия, что самое интересное, буду тоже я, а не вы.
Гробовое молчание подсказывает, что от меня ожидали совсем не такого ответа. Что ж, и я не ожидал, что мне выдвинут счет только по данной статье. Помнится, утверждая Рашида в должности главы центра, я радовался мысли, что он пойдет на все что угодно, дабы его спасти, но я как-то совсем не рассчитал, что тоже попадаю в категорию риска. Сейчас, судя по всему, как помеху пытаются убрать меня самого. Вот только, увы, Мурзалиев просчитался. Он не в том положении.
— И если уж вы так хотите сохранить свою должность вместе с центром, спешу напомнить, что я должен быть вами доволен. Никак не вы мной! Думаете, в последнее время вы в этом преуспели?
Уголки его губ опускаются вниз, и на лице проступает… раскаяние?
— Я не хочу, чтобы все, над чем мы годами работали, вы пустили по своей прихоти с молотка. Про вас говорят, что вы счастливчик, Кирилл. Но я не из таких. Мне приходится прикладывать усилия, а, значит, и ценить то, что сделано.
— Я тоже ценю то, что вами сделано, Рашид. Поверьте, это единственная причина, по которой вы все еще занимаете место главы центра. Но, если еще раз влезете в мои дела, это изменится.
Едва договорив, подхватываю под локоть Жен и тащу ее к выходу. Помнится, кое-кто задолжал мне объяснения, и самое время потребовать их с процентами!
Я влюбленный дурак. Как не заметил, насколько далеки они друг от друга? Пусть я был занят конфликтом с Верой, пусть мне было неприятно зрелище Жен и Рашида вместе, но как можно было не заметить их холодность, полное отсутствие заботы и постоянное недовольство друг другом? Удивительно, что я вообще насторожился, когда Мурзалиев предъявил мне претензии по поводу Веры, а не Жен. Видимо, смешно было даже предполагать, что этот робот-человек способен поставить свое положение в центре под удар из-за женщины. Он ничего не чувствует к Жен. А она… Она просто считает себя виноватой и подыграла. Подыграла!
Сейчас Жен идет впереди меня, руками не двигает, плечи напряжены и приподняты. Мой доктор нервничает. И пусть, раз пошла на поводу у меркантильного Рашида!
— Направо, — командую, стоит Жен свернуть в сторону лестниц.
— На улицу? — удивляется она.
— Да.
Я накидываю ей на плечи свое пальто и тяну за собой. До машины недалеко — не замерзнет. Жен следует безропотно, но впечатление такое, будто она на автопилоте. По моим подсчетам, ее смена длилась часов тридцать. Еще бы она не устала. И голодна, конечно. Подумывал сразу с ней поговорить, но это вряд ли хорошая идея, и потому я сейчас вбиваю в навигатор координаты ближайшего кафе.
Наверное, мне стоило бы злиться или обижаться, но на душе так спокойно. Давно я подобного не ощущал. Все наконец-то сложилось, все стало логично. Вера и Рашид растворились, остались только мы с Жен. Даже несмотря на то, что она еще ничего мне не рассказала, я уже чувствую уверенность в том, что наши разногласия себя исчерпали. Теплое ощущение.
Мы останавливаемся на светофоре, и я пользуюсь моментом, чтобы посмотреть на своего доктора. Она часто моргает, видимо, отгоняя сон, волосы перепутались и торчат в разные стороны, на лице ни следа румянца. Она вымотана, это очевидно, но я все равно хочу ее до безобразия. Холод еще не прогревшегося салона оставляет на ее коже мурашки. Под моим пальто, которое так и не застегнула, Жен обхватывает плечи руками, то ли чтобы стало теплее, то ли в попытке прикрыть свою грудь, вершинки которой натягивают легкую операционную форму. Стоп… Ни шагу дальше. С такими мыслями мы до пункта назначения не доедем.
Жен внезапно поворачивается и смотрит на меня пару секунд, будто не решаясь что-то сказать, но потом все-таки выдает:
— Мне жаль, что я в этом участвовала. Мурзалиев не должен был лезть в ваши с Верой дела. И я не должна. Все получилось ужасно глупо… И зря.
— Давай с самого начала, — велю.
— Рашид думал, что если прикинуться, будто между нами что-то есть, то ваш с Верой брак выстоит, и всем будет лучше. Мурзалиев видел, как мы разговаривали после возвращения из Выборга.
После признания Жен концентрироваться на дороге становится в несколько раз сложнее. Невозможно передать то невероятное облегчение, испытываемое при понимании, что женщина, которую ты любишь, на самом деле не чья-то, а только твоя. Я едва успеваю затормозить на переходе, чтобы пропустить пешеходов, переваривая ее слова. Оказывается, догадываться — не то же самое, что получить подтверждение. И как-то само собой получается, что вместо того, чтобы, как честный человек, накормить Жен в кафе, я сворачиваю к себе домой.
Спустя квартала три разморенная теплом Жен засыпает. Я бужу ее только когда мы прибываем в пункт назначения. Открываю дверь с ее стороны, сам отстегиваю ремень, а потом обхватываю руками за талию и тяну в свои объятия. Она просыпается с трудом, не осознавая, где находится, чуть-чуть сопротивляется, но потом соскальзывает с сиденья прямо ко мне в руки. Аж дыхание перехватывает. Какая жалость, что она сонная и голодная. В очередной раз очень хочется убить Рашида.
Открывая перед Жен дверь собственного жилища, я чувствую себя как подросток, знакомящий родителей со своей первой девушкой. Прокручиваю в голове подробности последних дней: не оставил ли на кресле рубашку, выбросил ли пустую бутылку из-под коньяка (ту самую, что осталась со времен полета к Вере, ведь с тех пор я появлялся дома нечасто)… Однако, взглянув на Жен, понимаю, что все это глупости. Она трет глаза — пытаясь не заснуть. Ей бы до кровати добраться.
Я заставляю ее пройти внутрь, стягиваю с плеч пальто… прямо в прихожей и в темноте. Вдвоем в моей квартире… от интимности момента не хватает воздуха, но при этом совершенно не хочется ничего изменить. Жен смотрит на меня широко раскрытыми глазами, о сонливости напоминает разве что то, как часто она моргает. По сторонам не крутится — только на меня глядит. И в этот момент я как никогда остро осознаю, насколько она нужна мне. Приходится буквально вынуждать себя молчать, хотя внутри все разрывается от ощущений.
— Пойдем внутрь? — спрашиваю у нее.
Жен чуть вздрагивает от этих слов, бегло осматривается, а затем кивает. Идет.
— Ты собираешься устроить мне экскурсию? — чуть хрипло спрашивает.
— Нет. Разве что в спальню.
На щеках Жен загораются алые пятна. Ее мысли настолько очевидны, что мне с трудом удается сдержать улыбку. Видимо, слова о разводе с Верой наряду с признанием о Рашиде воспринимаются ею как автоматическая капитуляция. По крайней мере спорить она точно не собирается. С одной стороны это хорошо, с другой — досадно. Хочется не просто раздеть ее, отключив мозг и уповая на судьбу. Я мечтаю о том, чтобы она приняла осознанное решение — пусть и потому, что все причины против исчезли.
