— Трогательная история, но это не объясняет ваш поступок!
— А что объяснять-то? Хотите, чтобы брак Кирилла Валерича рухнул?
— Вовсе нет! Но если и так, как предлагаете его остановить? Он взрослый человек — делает то, что хочет.
— Само собой, делает! Засосы у вас на плечах оставляет, например, — закатывает глаза Мурзалиев.
Дьявол! Заметила вчера этот след, но не подумала, что придется раздеваться перед кем-либо и не стала замазывать консилером.
— Хотя вы правы: вы ничем ему не можете. Будто не очевидно, что сами к нему неровно дышите. Мне вмешаться пришлось. Надеюсь, у Харитонова достаточно тормозов, чтобы не затевать войну с начальником собственного центра, — продолжает тем временем Мурзалиев. — А пока выбирайте сторону. Можете выйти отсюда, все ему рассказать, поставить меня под удар и заодно доказать собственное неравнодушие. Или, — он чуть кривится, — я приглашаю вас сегодня поужинать. Обещаю выучить пару-тройку анекдотов, чтобы вы не сидели напротив с кислым видом, как сейчас. У меня с чувством юмора не так хорошо, как у того же Капранова, но если чуть-чуть постараетесь…
— Идите вы к черту!
Я не дожидаюсь, когда Мурзалиев меня отпустит, вылетаю из кабинета с горящими щеками… да вообще впору огонь выдыхать!
Кирилл
Площадь моего кабинета не менее двадцати пяти квадратов, и мебелью там заставлено отнюдь не все, но я мечусь точно в клетке, не зная куда деваться, чтоб полегчало. Как Фредди Куилл из фильма «Мастер» (от автора: смотреть не советую)). Стена-окно-стена-окно. Что ты видишь? Что чувствуешь? Опиши словами.
У меня нет слов, чтобы передать то, что творится внутри. Кажется, будто внутренности кислота разъедает — не осталось ни единого целого органа. А хуже всего, что кроме себя винить некого. Я выпил, ворвался к Жен в номер, мы оба были расстроены. Порыв эмоций. Черт, мне хотелось бы думать, что она не такая, что было в этом всем что-то большее, но разве можно упрекать человека в том, что он человек? Я не сдержался, и она не сдержалась тоже. Предательство было, но не намеренное, не запланированное. Я просто шагнул вперед, а она не нашла сил оттолкнуть.
Всегда считал, иждзже что в порыве гнева себя калечат только психически неуравновешенные личности, но сейчас со всей силы ударяю в стену ладонями. Правое запястье отзывается болью, но гнев чуть-чуть притупляется.
Как я не догадался? Он же ей сразу понравился. С первого взгляда, с первого вечера в баре. А что до истории с Алексом и исследованиями… да сам я далеко ли ушел? Меня простила, так почему бы и Мурзалиеву с рук не сошло? Как я вообще посмел надеяться, что эта девушка обратит внимание на женатого мужчину, если в мире полно свободных? Нужны ей мои проблемы с Верой, родителями и таблоидами!
И все же… как так получилось, что она оказалась в моих руках? Я отчетливо помню, как изгибалась ее талия под моими ладонями, длинные пальцы цеплялись за простыни. И запах волос, и дрожь ее ног, обвивающих мою талию. Столько прекрасных воспоминаний, которые должны были стать драгоценностью, но оказались перечеркнуты сегодняшним утром. От Рашида она не пряталась под одеялом: бесстыдно стояла у окна, на свету, позволяла себя касаться. В рабочее время! Или будет правильнее сказать — не сумев дотерпеть до вечера? Интересно, с ним она кричит в голос? Со мной беспокоить других постояльцев она не решилась. Или дело совсем не в этом?
Подумать только: я никогда, ни разу в жизни не чувствовал в Мурзалиеве соперника, а теперь места себе не нахожу. А если не сумею подавить едкую ревность внутри, как мне быть? Я безумно заинтересован в этом человеке. Я ничего не могу с ним сделать. Даже отношения испортить.
Раздается стук в дверь, и у меня случается некое раздвоение личности: с одной стороны хочется придушить человека, который не может оставить меня в покое даже в такой момент, с другой — я благодарен за отвлечение, иначе с ума недолго сойти. Это оказывается моя секретарша. Стоит, с ноги на ногу переминается, в руках нервно вертит папку с бумагами. Наверное, слышала, как я уже час мечусь из угла в угол без остановки.
— Кирилл Валерьевич, — начинает она осторожно и приподнимает папку. — Здесь бронь билета и отеля.
Видимо, вид у меня совершенно безумный, потому что подойти и передать мне бумаги Дарья никак не решается. И я не делаю шаг ей навстречу. Смотрю на папку и не могу понять, что мне делать. Посещает ли крамольная мысль отказаться от неприятного разговора с Верой? Конечно. Но я давлю обиды в себе, взывая к здравому смыслу. Бегство от ответственности не поможет. Чтобы обрести что-то новое, нужно доломать старое. Недаром сначала сносят старый, сгоревший дом, а только потом возводят с нуля сверкающее здание из стекла и бетона.
Не выдержав напряжения, Дарья проводит пальцами по бумаге: раз второй. Этот звук ударяет по нервам. С детства его не выношу. Явственно вздрагиваю, по телу пробегают болезненные мурашки.
— Прекратите! — рявкаю.
Дарья отшатывается. В ее широко распахнутых глазах читается обида, непонимание и страх. Я никогда не ору на подчиненных, вообще не привык повышать голос. Есть тысяча иных способов доказать окружающим их неправоту, и они более действенные.
— Простите. У вас все? — спрашиваю как можно тише и протягиваю руку за папкой.
Секретарша передает мне бумаги и тут же отступает назад. Ишь, какая пугливая! Привыкла, что я всегда обходителен с подчиненными. Надо почаще им прессинг устраивать, а то малейший стресс — и уже коленки дрожат.
— В-ваш отец устраивает ужин с представителями компании «Аркситект».
Шах. И мат. Клянусь, худший момент для такой «приятной» новости просто не существует. Сказал же — не пойду на мировую, но нет, отец все равно не отстанет! С трудом утихомиренный гнев просыпается снова. Хочется заставить людей почувствовать мое состояние, понять: я не смирюсь, не приму эту сделку! Первым делом решаю пойти наорать на отца. Но я же не маленький и не дурак, чтобы топать ногами и угрожать. Как я уже говорил, есть множество более действенных методов. Я ни в коем случае не должен встречаться с этими людьми до зала суда. Ни к чему давать им возможность составить мой психологический портрет. Плюс — отцу тоже не помешает урок на тему «есть и альтернативная точка зрения».
— Передайте, что я приду на встречу, — говорю. — Потом закажите букет из белых лилий, договоритесь, чтобы его преподнесли минут на пятнадцать позже начала ужина и прикрепите записку со словами: «Приношу свои глубочайшие извинения, но настоящее состояние здоровья не позволяет мне почтить вас своим присутствием сегодняшним вечером. С надеждой на новую встречу. Кирилл Харитонов».
Дарья ошеломленно моргает, но кивает и спешно покидает мой кабинет. Я же, вдохновившись таким изящным выходом с ужином, решаю расставить все точки над ё: выяснить, как же так получилось, что Жен, едва покинув объятия Рашида, оказалась в постели со мной, а потом наоборот.
Когда я все-таки возвращаюсь в центр, намереваясь заставить Жен объясниться, она еще занята на операции. Приходится уже второй раз за сегодняшний день дожидаться ее на парковке в машине. Но невезение не заканчивается: уходит она не одна — с чертовым Мурзалиевым. Пару мгновений я размышляю о том, стоит ли ее попросить уделить мне пару минут, но понимаю, что вовсе не этого добивался. Поэтому просто сижу. Наблюдаю.
