Парень отставил бутылку, подошёл к отцу и, не обращая внимания на промокшую от пота майку, крепко обнял.
– У тебя получится, пап.
– Будем верить, сын. Будем верить и бороться до конца. Эти люди влиятельны и беспринципны. Они ни перед чем не остановятся. Я боюсь лишь одного, Тим.
Парень поднял на отца удивленный взгляд. Сильный, временами жёсткий и даже властный, отец впервые заговорил о страхе.
– Я боюсь потерять тебя также, как потерял твою мать. Чем бы ни закончилось это дело, хочу, чтобы ты знал. Ты самое важное, что есть в моей жизни. Ни месть, ни работа… Ты.
Отец посмотрел в его глаза долгим взглядом и взъерошил влажные волосы.
– Пап, ты чего… – растерялся младший Котиков.
– Прости. Кажется, старею и становлюсь сентиментальным идиотом, – громко рассмеялся прокурор.
Он не хотел, чтобы его сын жил в страхе, но и оставить его без защиты не мог. Станислав Котиков знал, что рано или поздно на него попытаются надавить, а сделать это можно только одним способом. У принципиального и неподкупного прокурора было лишь одно слабое место.
Тимофей рассмеялся вместе с отцом и через секунду со всей серьёзностью заявил:
– Мы им так просто не сдадимся, пап!
– Конечно нет, сын. Конечно.
***
Час спустя мокрая как мышь Микки подошла к своему дому и по старой привычке удивилась тому, как жизнь умеет сочетать несочетаемое, какой злой иронией она обладает.
Напротив невысоких двухэтажных домов формата “народная стройка” с потрескавшимися рамами и облупившимися чёрными дверями пару лет назад вырос элитный жилой комплекс. Огромные панорамные окна с видом на лесопарк и озеро, огороженная стоянка для машин класса люкс и люди в дорогих костюмах. Микки иногда казалось, что она живёт на муравьиной ферме, за которой наблюдают эти элитные господа и обсуждают между собой каждый забавный ход ничего не значащей в мире челяди. Игра Симс для богатых, разве что обитателями старых домиков они не могут управлять, а могут лишь смотреть. Разумеется, когда не любуются видами парка и блеском озёрной воды.
Пока брела до дома, дождь прекратился, оставив после себя лишь глубокие лужи на асфальте. В одну из них на полной скорости и попало колесо огромного внедорожника. Микки едва успела прикрыть лицо руками, как ее накрыло грязной волной. Автомобиль пролетел дальше и красиво завернул на стоянку рядом с ближайшей элитной четырехэтажкой.
Микки привычно отряхнулась и схватилась за мокрые железные прутья забора, отделяющего мир хозяев жизни от мира простых смертных. Взобралась быстро, спасибо знакомому паркурщику за науку, и уже собиралась спрыгнуть, чтобы как следует потрепать нервы автохаму, но из кармана донеслось оглушительно громкое: “От улыбки станет всем светлей! От улыбки в небе радуга проснется!”
– Не поняла… – Микки пристроилась попой на тонкой перекладине и выудила из кармана мобильник.
Со стороны она напоминала рассерженную и очень грязную ворону, которая только что выронила из клюва сыр. И лиса, если она ещё не сделала отсюда ноги, сейчас пойдет на воротник.
В голосе же вместо злости и раздражения сквозило беспокойство:
– Тома, что случилось?
Лучшая подруга если и могла звонить во время рабочей смены, то не из праздного желания поболтать. От любимых детишек её могла оторвать только третья мировая и то не факт.
Вот только в трубке прозвучал совсем другой голос, тонкий и совершенно детский:
– Это я. Сегодня не день звонков, но Тамара Валерьевна дежурит, она разрешила, – девочка перевела дыхание, будто несколько минут назад захлебывалась рыданиями, и громко всхлипнула. – Она их всех отругала, но мы не смогли его достать…
– Что достать? Ань, что случилось? Кто обидел?
– Старшие, – снова всхлипнула собеседница. – Ты только их не бей, ладно? Они браслет украли… и…
На том конце воображаемого провода начался натуральный плач. Микки расслышала вкрадчивый, бархатистый женский голос на фоне:
– Анечка, дай мне трубку. Я сама всё расскажу. Мы что-нибудь придумаем, я обещаю.
– Я люблю тебя, сестрёнка, – всхлипнули напоследок в трубке и детский голос сменился на взрослый. – Микки, это Тома. У Ани украли браслет и смыли в унитаз. Прости, всё случилось не в моё дежурство. Когда я пришла, Анечка была уже в слезах.
Микки одеревенела и сжала телефон с такой силой, что пластиковый корпус жалобно треснул. На воротник сегодня кое-кто пойдет, вот только это будет не воображаемая лиса…
– Кто?
– Микки, не надо. Мы сами разберёмся. Я бы не дала ей звонить, но браслет – твой подарок, и она так плакала…
– Томчик, ты мне, конечно, друг. Но я этих мелких сучек завтра на тряпки порву! Я предупреждала, что нельзя трогать Аню? Предупреждала. Сами виноваты! Ждите после обеда!
– Не надо!
– Не надо было трогать мою сестру!
Микки отключила вызов, и зло сунула телефон в карман куртки. Тот через мгновение вновь выдал знакомую мелодию, но вызов остался без ответа.
Зато нашелся ответ на главный вопрос этого дня. Нельзя оставлять Анечку в детском доме! Годик она как-нибудь перекантуется, но больше – нет.
Если Микки всегда была оторвой, способной выбраться из любой задницы, оставив после себя такой геморрой, что обидчики года три сидеть не смогут, то младшая Анечка росла маминой гордостью. С ранних лет мягкая и спокойная, она любила розовые рюкзачки, диснеевских принцесс и маму. Диана хорошо помнила, что часто поддразнивала сестру, когда та, будучи ещё совсем крошкой, то и дело пряталась за мамину юбку.
Вот только мама погибла и прятать стало некуда. Анечке тогда было пять, Диане – тринадцать. Их идеальная жизнь превратилась в прах.
Микки не знала, почему год спустя в детский дом забрали только Аню. Вроде как тетя надавила и смогла вытащить одну племянницу, но вот вторую не успела, да и ситуация с ней вроде как могла решиться только через суд.
Жизнь и здесь была не сахар. Вот только у Дианы сердце сжималось до боли и обливалось кровью, стоило представить Анечку на казенной железной кровати, укрытую тонким одеялом и дрожащую от страха. Ещё и порядки в детдоме царили если не уголовные, то близкие к этому. Сильный бьет слабого. Анечка, увы, сильной не была. Она с каждым проведенным в этом аду месяцем всё больше замыкалась в себе и просто ждала. Ждала, когда старшей сестре стукнет восемнадцать и та заберет её домой.
Диана выдохнула облачко пара в прохладный после дождя воздух и поежилась. Жизнь не дала ей времени подумать, а вместо этого ткнула носом в очевидный ответ. Нужно соглашаться на все условия Акелы. Только так она сможет забрать оттуда сестру сразу же, как стукнет восемнадцать. Без помощи Ане придется жить там ещё лет пять. Не так много, но для восьмилетнего ребенка – это фактически ещё одна жизнь! Жизнь на казённой кровати среди озлобленных подростков. Микки передёрнуло.
