Пару раз мы проходили останки деревень, а когда остановились на ночёвку, то полночи слушали тоскливый нечеловеческий вой, несущийся откуда–то спереди. Наутро там обнаружились развалины замка. Крепостной ров был почти засыпан обломками, а вдоль него торчали кресты с распятыми на них скелетами. Над разрушенными воротами висел мертвец в позолоченных доспехах, прибитый к камням. По–моему, на голове покойника поблескивала корона. Вообще, я бы почитал книжку о том, что здесь произошло. Но где–нибудь подальше отсюда, под пледиком и кружкой горячего чая.
Шеолан оказался бесконечной хоррор–локацией. В лор углубляться не хотелось, но всё, что мы встречали на пути — нас ненавидело и хотело уничтожить. Поэтому, в целом, какой–то шмот мы уже поднабили с местной живности. Теперь не так стыдно будет людям показаться. Ну и что, что штанишки равные и подошва сапога зевает, зато посмотрите какой клёвый наплечник. С завитушками дымящимися.
Короче, выглядели мы как бригада оборванцев.
— Не уверен, — пожал плечами Игнат. — Проверь.
Я потёр ладони. Потопал по усеянной прелой листвой земле в указанном направлении. Продрался сквозь заросли ольхи и замер. Метрах в пятидесяти от меня стояли в лесу фигуры. Без парадного построения, конечно, но с выдержанной социальной дистанцией в метр. Словно посреди чащи кто–то посадил сотни человечков и вот они — проросли.
Рыцари. Крестьяне. Обычные горожане. Священнослужители. Женщины, мужчины, старики, дети. Все они стояли, не шевелясь, повёрнутые лицами на юг. В руках оружие. У кого–то дорогое, хорошее. Кто–то с мотыгой. Кто–то с дубинкой. У ног одного из одержимых лежали останки местной твари. Есть все шансы, что и Егорка рядом приткнётся.
Это если Егорка нулл.
На плечо одной из застывших фигур села птичка. Неуверенно клюнула в щель кожаного доспеха. Склонила голову, в ожидании, клюнула чуть посильнее. Потопталась немного и вспорхнула прочь. Это приободрило.
Под ногой хрустнула ветка. Оглушительно, до рези в ушах. Я застыл, вглядываясь в фигуры. Так, это что за страсти, Егорушко? Ну ка, соберись. Самое страшное что может случиться — окажешься на кладбоне, а нам это, как ты помнишь, не впервой!
— Итак, это программа — сдохни или умри, — скрипуче произнёс я. — И сейчас мы с вами будем выживать в проклятом лесу!
Прогулочным шагом я двинулся к стоящим людям, всем видом показывая, что всего лишь совершаю привычный вечерний моцион. Так делал всегда и так буду делать, если переживу встречу.
Когда оставалось метров десять до ближайшей из фигур — рыцаря в жёлто–чёрном доспехе — тот резко повернул голову. Да что там мелочиться. Они все разом посмотрели на оторопевшего шута.
— Пророк здесь, — множеством голосов сказала ночь. — Пророк явился.
— Дарова! — помахал я рукой им. По спине скользнула капелька пота. — А чего это вы тут делаете?
Жёлто–чёрный рыцарь порывисто выхватил меч, преклонил колено и протянул оружие мне, как подношение. Статуи ожили. С людей словно сорвало пелену. Поднялся возбуждённый гул, порядки смешались. В считанные секунды я оказался в окружении.
— Веди нас, — сказал жёлто–чёрный рыцарь.
— Веди! — повторила многоголосая толпа. Ко мне тянули руки. Старушка с серпом плакала, глядя с обожанием. Мальчик с молотком пытался протиснуться между двух вооружённых крестьян, стоящих на коленях и шепчущих слова благодарности Еммануилу. Он совался то так, то сяк, и мне даже показалось, что ребёнок уже готов приложить мешающих ему мужчин парой ударов по макушке, лишь бы подобраться ко мне поближе. Вокруг слёзы счастья, горящие взоры. Что грёбанная система с ними сделала?!
Очнулся клановый чат.
«Райволг Падший: Лолушко, ждал тебя я. Где был ты?»
«Тристан Бердлес: Этот момент настал!»
Ути–пути, милота какая. Вспомнили про Егорку. На паузе что ли стояли всё это время? Я не злопамятный, но игнор ранит меня пуще доброй стали. Впрочем, отвечать сейчас было недосуг. Слишком людно и слишком тесно. Толпа напирала.
— Вы это… Того… — многозначительно выдавил я, озираясь. — Ну… этого!
— Эра Серого Человека подходит к концу! — заорал кто–то из далека. — Пророк явился.
Торжествующий рёв прокатился по чаще.
— Жопа какая–то… — как и подобает великому пророку сказал я себе под нос, сжимаясь от касающихся меня рук. Кто–то потянул за наплечник. Сзади схватились за ногу.
— Алё! — возмутился я. Левую руку целовала красивая девушка. Это приятно и лестно, но вот в правую вцепился солдат в шапели и зелёной перекидке. Он лихорадочно тряс её и тянул к себе.
— Эй–эй! Вы чего!
Толпа обступила меня, обдав запахами, в груди забурлила паника, на лбу выступила испарина. Кто–то схватил меня за голову, пытаясь поцеловать, наверное, и я повалился на спину. Обожающие лица склонились надо мною, заслоняя вечернее небо и превращаясь в серые маски.
— Помогите! — пискнул я. С меня определённо сорвали сапог. Больно ожгло левую кисть. Это та красотка зубами впилась?
— Отвалите от меня–я–я-я.
За пятку укусили, кто–то цапнул палец правой руки. Треснула ткань на штанах, и без того рваных. За ухо потянули так, словно собрались оторвать на память.
Кураж!
Разбросав толпу фанатиков, я отбежал на несколько метров, прихрамывая. Сапог остался у кого–то из сектантов.
— Вы одурели, родные? — немного истерично гаркнул я. Потряхивало знатно. Что это сейчас было вообще?
Последователи Еммануила все, как один, пали на колени. Но кое–кто даже так попытался приблизиться, короткими шажочками. За смельчаком потянулись остальные. Я попятился. Ткнулся в чьё–то пузо. Обернулся. Божечки–кошечки, наши. На помощь явились.
— Пророк… пророк… — бубнили голоса подкрадывающейся на коленях толпы.
— Слава опасная штука, — хохотнул мне в ухо Жиробас. — Ща, не ссы!
Монах шагнул вперёд, заслоняя меня и поднял руки.
— Нет хуже святотатства чем касаться пророка! — прогремел он. — Скверна грехов ваших не должна коснуться божественной чистоты! Остановитесь!
Толпа замерла. Затихла, внемля.
— Пусть главного себе выберут, — сказал я, выглядывая из–за широкого плеча Жиробаса. — И пусть его ко мне присылают. Я к ним больше не сунусь. Сошлись там на Еммануила, что ли.
— Пророк призывает самого истового слугу Еммануила, — зычным басом, ни на миг не запнувшись, продолжил Жиробас. — Того, кто вместе с Пророком станет главным клинком Господа в великой битве. Так норм?
Последнее он произнёс чуть слышно и явно мне. Толпа истово крестилась.
— Ты хорош. Съем тебя последним, — тихо ответил я.
Монах гулко булькнул, сдерживая смех, и прогудел:
— Да пусть придёт избранный вами полководец! Во славу Его! Несите весть Пророка! Спешите, ибо полчища слуг Серого Человека сильны и крепнут с каждым мигом.
