— С превеликим удовольствием, — приём охотников мне не очень понравился. Лучше уж с Бьорном да Хельге вместе посидеть, чем слушать пафосные речи от негостеприимных жителей Бастиона.
И мы посидели. Харальд всё расспрашивал о событиях в Четлене, чувствовалось, что тема слуг Еммануила его тревожит. Я отвечал, как мог, старательно уходя от того, что немножко замешан в произошедшем. Потому как если за мною следил грёбанный придурок по ту сторону игры (а он делал это, если вспомнить как пофиксили мою маску) — то возможно его заинтересовал момент с неизвестным свечением. И он его убрал.
Но убрал–то он речевой модуль. Система жила. Она вела меня к себе, в безопасное место, для разговора, она же подняла всех верующих в великий поход. И ещё… Что значила фраза Еммануила про перенастроенные объекты противодействия? Которые он перенастроил тайно, чтобы не привлекать внимание проектировщика.
Загадки.
Викинги разговорились. Эль тёк рекой (вообще без понятия откуда они его берут!), я тоже прикладывался, но в разумных пределах. К ночи мне предстояло много разговаривать, лучше делать это в адекватном состоянии.
Хотя с куда большим удовольствием я бы нажрался в кругу грубых северян и ненадолго выбросил бы из головы текущие реалии. Потому что здесь было хорошо. Да, их солдатский юмор был нелеп, но искренен. Да, мои шутки радовали только Харальда и, может, чуточку Олафа. Но как здорово было сидеть вот так, в тёплой избе, и слушать перебранки без каких–то скрытых смыслов и интриг. Просто быть здесь и сейчас!
Мысль о том, что тут мне лучше, чем среди людей там, снаружи, в мире электричества, гипермаркетов и бесконечных кризисов, подогнала комок тревоги к горлу. Я залил его элем, наплевав на предосторожности, и потихоньку оттаивал, сонно наблюдая за викингами. За окном темнело. От хохота и выпитого в помещении стало жарко. Выйти бы покурить на свежий воздух, как когда–то в юности. Весело потрещать кружком, посмеяться.
А потом в дверь хижины постучали. Харальд махнул рукой, и Олаф скользнул встречать гостей. Вернулся.
— За тобой, — хлопнул меня по плечу. Я поднялся, вышел на улицу.
— Мессир ждёт тебя! — сказал зеленодоспешный Небесный Охотник по имени Томас Кюнемунд.
Мы прошли по тёмной улице. Окна Бастиона дышали сокрытым внутри пламенем факелов. У подъема сопровожатый отступил и растворился в ночи. Я поднялся по каменным ступеням до массивной двери, с кованной ручкой.
Грохнул по преграде кулаком.
И та отворилась.
— А, это ты, — немного разочаровано сказал Миша. Жрец приоделся. По балахону бегали огоньками китайской гирлянды признаки высокого магичества. Тиара на голове (женская, кстати, явно), тоже светилась. На поясе висела источающая волшебное сияние книга в деревянной обложке.
— Ты ранил меня в глубину души своим приветствием. Я летел сюда на крылах любви, лишь бы ещё раз лицезреть твою физиономию. И тут «а это ты». Знаешь, хотел подарить тебе ночь страсти, но теперь, пожалуй, не.
Я прошёл внутрь, заставив жреца посторониться.
Тесный коридор вёл куда–то далеко вправо, на стенах чадили факелы. Слева в освещённое помещение была открыта дверь.
В проёме стоял Стас.
— Егор! Как я рад вас видеть! — воскликнул бард.
— Учись, щегол! — обернулся я к Мише, — вот так приветствуют друзей!
— Мы не друзья, — хмыкнул жрец.
— Очень полезный комментарий. Спасибо за него, — отмахнулся я. Двинулся к Стасу, протянул тому руку. Тряхнул, вглядываясь в лицо барда. Тот улыбался, глаза лучились. Сложно представить, что настоящий Стас уже мёртв.
— Ребята, Егор пришёл! — бард потащил меня в комнату. Убранство в ней было приятным. Всё в картинах, с героическими Небесными Охотниками на фоне гроз, снега, сражений. Большой лакированный стол. Много стульев с высокими гнутыми спинками, в углу трещал камин. Высокие потолки с барельефами. Прямо музей.
— Чё, решил заскочить? — вяло поинтересовался Олег. Игнат сдержанно кивнул, но губы тронула улыбка.
— Привет, Егорчик! — помахала мне рукой Света, она сидела рядом с Женей и как–то недвусмысленно прижималась к нему плечом. Я вдруг осознал, что ореол влюблённости растворился. Теперь окончательно. Началось, видимо, с дурацкой обиды девушки, а закончилось сейчас. Сердце заклинательницы пустым не бывает.
Но во всём есть хорошее. Я отпустил Олю… Наконец–то отпустил. Дворники стирались в памяти, едва–едва напоминая о себе.
Стоило об этом подумать, как хлынула тьма. Стоп, отбросить. Ты не говно, Егорка. Не говно. Ты не забыл её. Только отпустил. Перестань.
В висках опасно застучало.
— Знаю, что вы без меня скучали. Вижу это по лицам, чувствую это в воде, вот уже и в воздухе чем–то запахло. Но не волнуйтесь, теперь Егорка с вами и у меня есть груда новостей! Прекрасных, интереснейших новостей! Спецагент Лолушко с выполнения заданий выбрался!
Головастик восседал во главе стола. Устало массировал виски, вымученно улыбнулся. В целом, все задохлики выглядели несколько вымотано.
— Вам надо срочно куда–нибудь съездить отдохнуть. Я же вижу, что вы эмоционально выгораете! — сказал я. — Как насчёт круиза?
— Каждый день с утра до вечера фармим данж местный, — произнёс Головастик. — Завтра и ты пойдёшь.
В комнату заглянул Миша:
— Я спать. До завтра.
— Спокойной ночи, Мишань, — махнул ему Головастик.
— Где Кренделёк?
— Спит, — шаман буравил меня взглядом. — Ты это… Я наговорил тебе чрезмерного тогда. Прости.
— Прощаю. Ну так что, приступим? Ты расскажешь мне что за дела у нас теперь со Стриммершей, а я поведаю о результатах глубокой разведки. Выше нас только звёзды, все дела. Военная разведка Четлена!
— Давай лучше завтра. Голова совершенно не функционирует.
Ну хоть не «после майских», и то хорошо.
— Только один вопрос. Я тут полдня провёл, и за тобой гонец ушёл. Чего сразу не вернулись–то?
— Интересы группы важнее, Егор, — устало сказал Головастик. — Вдруг мы бы всё бросили, прилетели к тебе, а ты бы с квестом каким уже на другой материк ускакал.
— Я отменяю своё «прощаю». Не вижу в тебе раскаянья.
Шаман вздохнул. Поднялся.
— Я спать. Всё завтра. Книгожор, найдёшь место Лолушке?
— Конечно! Конечно. Егор, идёмте.
— Может, мы перейдём на «ты» уже, Стас? Или ещё не настолько близко знакомы? — повернулся к барду я. — Что они все сделали для тебя, что выкаешь ты только мне?
— Прости…те, Егор, — бард нахмурился. — Извини…те. Прости…те… Я… Не понимаю. Я не могу. Прости…те… Видишште… Что такое? Я пытаюсь, честно, но язык предаёт меня! Господи…
Я смотрел на него и понимал почему. Стас оставался Стасом, но теперь уже с алгоритмом… То, что сняла с него система, пока бард был жив, то он и делал.
