– Не такое уж он и чудовище, – возразил Эдуард.
– Вы считаете? А массовые расстрелы в Константинополе?
– По нашим оценкам, он с их помощью предотвратил куда больше жертв. Там ведь разгоралась кровавая каша уличных беспорядков и погромов. Он расстрелял всего несколько тысяч, что позволило сохранить жизнь десяткам, если не сотням тысяч и избежать массовых пожаров, выглядевших совершенно неизбежными. Генерал не боится крови, но и не стремится её проливать бездумно. Для него насилие – это просто инструмент.
Президент Франции немного помолчал, обдумывая слова этого масона. После чего кивнул, поблагодарил за совет и распрощался с ним.
Изначальный запал и страсть от соприкосновения с чем-то волшебным и неизведанным прошли. И теперь того откровенно детского восторга он не разделял. Ему было страшно, просто страшно.
Эдуард покинул кабинет. А Раймон Пуанкаре взял лист бумаги и начал писать. Все мысли, озвученные на прошедших переговорах, чтобы всё упорядочить и ничего не пропустить.
Что будет дальше? Остановится Меншиков или продолжит войну? А если остановится, то надолго ли? Может быть, только для того, чтобы изготовить новое оружие? Пуанкаре не знал и не хотел знать то, чем руководствуется Максим. Он видел только одно: тот взял много… слишком много, чтобы удержать. Дурак? Может быть. Но что, если нет?..
Глава 5
1916 год, 7 ноября, Киев
Сдав охрану Константинополя и окрестных земель Восточно-Римского царства морякам-черноморцам, Максим выдвинулся на Петроград. Прямо всем корпусом и выдвинулся.
Пошёл через Румынию, просто уведомив её руководство телеграммой о своём намерении.
Никаких переговоров. Просто «смс» телеграфом.
Но их и не потребовалось. Король Фердинанд I, перепуганный угрозой военного конфликта с Меншиковым, начал отдавать спешные и вполне разумные приказы. Так что пограничники встретили колонну русских приветливо. А сотрудники полиции обеспечивали её спокойное – а главное, предельно быстрое – прохождение по дорогам. Чтобы нигде на пути её следования никакой пастух стадо коров не выгнал или ещё какую глупость не сделал.
Никто в Европе не обладал всей полнотой информации о том, как проходили бои в Австро-Венгрии, Сербии, Болгарии и Турции. Однако все, даже самые последние бродяги прекрасно знали: Меншиков играючи раскидывал все войска, которые мог взять с наскока, а те, что не мог, – обходил с фланга или тыла и брал манёвром. Да, встречались пытающиеся охладить горячие головы. Но люди – существа иррациональные. Поэтому в условиях дефицита информации, да ещё в обстановке определённого градуса мистицизма они склонны сами придумывать то, чего не знают.
Фердинанд тоже не знал, что к чему. Поэтому постарался не обострять. Тем более догадаться, куда и зачем идёт Меншиков, не требовалось большого ума. А значит – что? Правильно. Он сначала даст леща на проходе. Достигнет своей цели. А потом вернётся и завершит начатое. И судьба Болгарии говорила: всё будет плохо. Каким-то особенным человеколюбием или гуманизмом он не отличался и вопросы решал радикально…
Автопробег шёл спокойно.
Константинополь, Бургас, Варна, Констанца, Одесса и, наконец, Киев. Конечно, можно было бы, наверное, вести свои войска южнее. Через Екатеринослав и далее в сторону Москвы. Однако Максим решил всё же пообщаться с Брусиловым. Время пришло. И что примечательно – везде в городах Российской Империи лейб-гвардии Механизированный корпус встречали овациями и цветами. Ликованием. Приходилось сбавлять скорость хода. А местами, как в той же Одессе, даже импровизированный парад пришлось проводить.
И вот – Киев.
Толпа людей вывалила на улицу встречать национального героя. Человека, который выиграл войну. Иначе о нём в России и не говорили. Воевали многие, а выиграл один. Один за всех. И землицы прирезал обильно, и Царьград взял, и германца под каблук загнал, и австрияка примерно наказал, да и англичанку, которая, как известно, гадит, на место поставил. В общем – ничего не скажешь, молодец!
– Кто на свете всех сильнее? Кто не знает страха? Кто повсюду знаменит, кого хочешь победит с одного размаха? – напевал Максим песенку из старой советской киносказки
[10], когда слышал в очередной раз потоки этих дифирамбов в свой адрес.
Так или иначе – корпус торжественно входил в Киев, к немалой радости горожан. Ведь не верили. Думали, что он пойдёт другой дорогой. Ан нет – пришёл.
На Бибиковском бульваре возле Ботанического сада их встречали лучшие люди города, возглавляемые делегацией Юго-Западного фронта с Брусиловым во главе. Хлеб-соль-цветы-оркестр. И всё такое.
– Добрый день, Максим Иванович, – поприветствовал его Брусилов с совершенно постным, даже чуть восковым лицом, явственно выражающим крайнюю степень волнения. Сдерживаемого волнения. – Разрешите от лица всего Юго-Западного фронта поздравить Вас с производством в генерал-фельдмаршалы.
– Благодарю, – ответил наш герой максимально нейтральным тоном.
– Также мне радостно Вам сообщить, что Верховный главнокомандующий, понимая неуместность командования такого высокого чина всего лишь корпусом, распорядился перевести лейб-гвардии Механизированный корпус в подчинение Юго-Западного фронта и перевести его в Закарпатье. Его высокая подвижность будет очень важна для наведения порядка во вновь присоединённых землях Российской Империи. Вам же надлежит явиться в Петроград для участия в торжествах по случаю окончания войны.
Меншиков удивлённо выгнул бровь, поражённый подобной наглостью. Брусилов же продолжил:
– Алексей Максимович, – произнёс командующий Юго-Западным фронтом, обращаясь к Каледину, – принимайте командование корпусом.
Максим перевёл взгляд на Каледина и улыбнулся. Без злобы. Скорее с любопытством. Но тот ничего не ответил. Лишь задумчиво смотрел куда-то вдаль.
– Алексей Максимович! – повторил Брусилов, чей вид стал ещё напряжённее.
– Алексей Алексеевич, – наконец, после долгой паузы и игры в гляделки с Меншиковым ответил Каледин, – я не могу принять командование корпусом. К сожалению, моё состояние здоровья не позволит управиться со столь сложным и трудным соединением.
– Что?! – ахнул ошалевший генерал Брусилов, разворачиваясь всем корпусом к генералу Каледину.
– Ранение, Алексей Алексеевич. Не терзайте меня. Не могу. Вот вам крест, не могу, – произнёс он и перекрестился.
– Мы же договорились! В присутствии жены и тёщи! – воскликнул Брусилов.
– Так рана тогда не ныла, не беспокоила меня, – продолжил Каледин гнуть свою линию. – И не уговаривайте – не могу. Ну какой из меня командир корпуса в таком состоянии? Мне долечиваться надо. Сами посудите – как мне командовать, валяясь на койке в лазарете? А в любой момент могу свалиться.
