— У меня тоже отношения с родителями довольно сложные, — признался Колин. — Мой старший брат всегда был для них образцовым сыном, образцовым в спорте, в учебе, во всем. Студент Гарварда, капитан футбольной команды. Йельская юридическая школа, лучший на курсе. Замечательный был парень, и брат отличный! Его сбил насмерть пьяный водитель четвертого июля — в праздник. Ему только‑только сообщили, что он с первой попытки прошел в коллегию адвокатов, причем с блестящим результатом. Мне это, кстати, удалось лишь с третьего раза. Я‑то на своем курсе был середнячком. Мои Дьюк и Нью‑Йоркский университет для моих родителей были ничто в сравнении с его Гарвардом и Йелем. И спортом я никогда особо не увлекался. Поддерживаю форму, играю в теннис и сквош, только и всего. А Блейк у нас был первый во всем. Общий любимец и мой старший брат. Я с детства постоянно был в его тени. А когда он погиб, жизнь для отца с матерью будто закончилась. Они так и не оправились от горя. В их глазах никто не мог с ним сравниться. Уж я‑то точно! Сестра еще кое‑как удержалась, поскольку она девочка. Но я для них — лишь не слишком удачная замена любимому сыну. Он собирался со временем пойти в политику, и думаю, что преуспел бы. В нем было что‑то от Кеннеди — харизма, напор. А я совершенно обыкновенный. Несколько лет назад попробовал жить с одной девушкой, но не сложилось. И теперь отец с матерью гадают, что со мной не так, что я до сих пор не женат. Для них я всю жизнь был всего лишь вторым. А в некоторых отношениях вообще не шел с братом ни в какое сравнение. Тяжело постоянно знать, что не оправдываешь ожиданий. Он был на пять лет меня старше. Погиб четырнадцать лет назад. Я тогда только‑только окончил колледж. Вот с тех пор я для них — вечный источник разочарований. — У Колина не было такого трудного детства, как у Виктории, но у него были четырнадцать трудных лет. Виктория видела, что его угнетает ощущение того, что он недостаточно хорош для самых дорогих тебе людей — а значит, и для всех других. Она это прекрасно понимала. — Но я не такой решительный, как ты. Ни разу не был у психотерапевта, а надо бы. Я просто примерил на себя внешний облик брата. Долго пытался стать таким, как он, но не сумел. Я не он. Я — это я. А родителям этого недостаточно. Мне так их жаль! — Колин понимал своих родителей и не держал на них обиды. И все же, как и Виктория, он жил под гнетом необъективной оценки, хотя причины в его случае были иными. Виктория когда‑то вычитала, что для людей в подобной ситуации характерен еще и комплекс вины за то, что родной тебе человек умер, а ты жив.
— А мне теперь кажется, что было бы честнее, если бы мои родители вывесили в доме плакат: «Мы тебя не любим!» — Она улыбнулась. Колин засмеялся. Он явственно представил себе это зрелище. Точно такое же отношение к себе он чувствовал и со стороны своих родителей. Поразительно, насколько схожи оказались их жизненные ситуации. Оказывается, у них немало общего — и сложные взаимоотношения с родителями, и то, что вопреки всему они сумели встать на ноги и остаться собой. Вечер подходил к концу, а у обоих было такое чувство, что они узнали друг о друге массу важных вещей. В такси на обратном пути Колин обнял Викторию за плечи, но не поцеловал, что говорило в его пользу. Викторию бесило, когда едва знакомые мужчины распускают руки, считая тебя обязанной им только потому, что они заплатили за твой ужин. Колин этого не делал, чем вызвал ее уважение. Перед самым домом он спросил, можно ли еще раз пригласить ее на ужин. Он сказал, что ему бы очень этого хотелось, и извинился, что на первом же свидании обрушил на нее свои проблемы. Но для обоих это была их реальная жизнь, и каждый был рад встретить кого‑то, кто способен к пониманию и сочувствию.
— С большим удовольствием! — искренне откликнулась Виктория, и Колин предложил сделать это в ближайшую субботу. Теоретически это развеивало все опасения относительно наличия у него подружки. Если только с нею он не встречается в пятницу, напомнила себе Виктория. Джек поступал именно так. Но Колин — не Джек. Он просто замечательный!
Он проводил ее до лифта, на прощание легко коснулся ее щеки и пообещал завтра позвонить. Войдя в квартиру, она улыбалась. Харлан дожидался ее один, Джон уже ушел спать.
— С меня десять баксов, — заявила она с порога, опередив его вопрос.
— Откуда знаешь? — Харлан был заинтригован.
— Интересный собеседник, чудесный вечер, классный парень. На обратном пути в такси обнял за плечи. Ему плевать, толстая я или худая, ему нравятся живые женщины. И в субботу мы с ним опять идем в ресторан. — Виктория сияла, и Харлан обнял ее. Он никогда не стеснялся обнять ее и поцеловать, в отличие от более сдержанного Джона. Тот просто не очень умел обращаться с женщинами. У него была жуткая мать, которая его без конца колотила и навсегда отвратила от женского пола. У каждого из них были свои шрамы на сердце.
— Черт побери! — воскликнул Харлан. — Это не просто свидание, это лучше! Вот где настоящий парень. Тебя послушать, это что‑то! Когда познакомишь? Попрошу сделать это до свадьбы. Твоей, я хочу сказать. Твоя сестрица меня не волнует. — Оба рассмеялись, Виктория достала из кошелька десятку и протянула Харлану. У нее появился ухажер! И какой классный! Такого не жаль прождать почти тридцать лет, хотя, конечно, для таких заключений не время. Может, ничего из их знакомства не выйдет, а если и выйдет, где гарантия, что надолго? Это же жизнь!
Она собиралась ложиться, когда позвонил Колин и сказал, что чудесно провел вечер и ждет не дождется субботы, чтобы снова ее увидеть. У нее было такое же настроение.
— Сладких тебе снов, — попрощался он. Виктория легла спать, не выпуская трубки из руки. Это действительно было похоже на сладкий сон.
Глава 24
Второе свидание с Колином прошло еще лучше. Они поехали в рыбный ресторан в Бруклине, где, надев бумажные нагрудники, ели омара. В ресторане царили шум и веселье, а им было хорошо вдвоем. Как и в прошлый раз, они разговаривали не умолкая, поражаясь тому, насколько легко им открываться друг другу. Они стали каждый вечер вместе приходить в тренажерный зал и взяли за правило, крутя педали, делиться событиями минувшего дня. Каждый раз Колин целовал ее в щечку, но дальше этого дело не шло, и ей это даже нравилось.
В третий раз Колин пригласил ее на балет, который Виктория обожала. В один из воскресных дней они сходили на выставку в «Метрополитэн», а потом вместе пообедали. Потом была премьера нового спектакля на Бродвее. С Колином Виктория отдыхала душой, причем он проявлял большую изобретательность, выбирая, куда бы еще ее сводить. Всегда это было тщательно продумано, и он старался угодить ее вкусу.
После театра Колин снова пригласил ее поужинать, но как‑то неуверенно. Он предупредил, что сегодняшний вечер может ей не понравиться, но ему все равно хочется, чтобы она составила ему компанию.
— Сегодня приезжают мои родители. Хочу тебя с ними познакомить. Только с ними не больно весело. Они несчастные люди и весь вечер будут рассказывать о брате. Но для меня очень важно вас познакомить. Что скажешь?
— Подозреваю, они все равно лучше моих, — успокоила его Виктория. Она была взволнована и одновременно польщена, что он хочет представить ее родителям.
